Дата публикации: 6.09.2022
Шла Первая мировая война. Русские войска с боями отступали из Ковенской и Виленской губернии России (сейчас это территории Белоруссии, Латвии и Литвы). Эти территории были оккупированы немцами уже в начале осени 1915 года. Из охваченной огнём Виленской губернии вглубь России уходили поезда с беженцами. И в далёкий, но спокойный Омск несколько недель шёл состав из «теплушек» (грузовой вагон, в котором устанавливались 2-х или 3-ярусные нары, иногда утеплялся изнутри деревянными щитами и войлоком, а в центре ставилась печка-«буржуйка». «Теплушка» вмещала 40 человек или 8 лошадей либо 20 человек + 4 лошади). В поезде были самые разные люди, а среди них маленькая еврейская семья Суцкеверов – Рейн, Нафтали-Герц и двухлетний Авром. Тогда невозможно было предположить, что этот маленький мальчик станет партизаном, спасителем рукописей из Виленского гетто, свидетелем обвинения на Нюрнбергском процессе. А ещё, известным еврейским поэтом, рассказавшим о своём детстве в Омске в поэме, которую назвал просто — «Сибирь»
Авром Суцкевер родился 15 июля 1913 года в Сморгони Виленской губернии. В сентябре 1915 года туда пришла война – через 16-тысячный город проходила линия русско-германского фронта, превратившая его в руины – «мёртвый город», так описывали Сморгони в газетах того времени. Французский офицер и писатель Жюль Легра, так писал о том, что творилось на родине Суцкевера: «Маленький городок Сморгонь разрушен: церкви в руинах; деревянные дома в огне, вплоть до земли» (есть ещё один момент в истории, опосредованно связывающий Сморгонь с Омском — 17 сентября 1939 года части Красной армии перешли советско-польскую границу и Сморгонь была занята военнослужащими 27-й Омской дважды Краснознаменной стрелковой дивизии…)
Суцкеверы становятся беженцами и оказываются в Омске — сибирском городе с большой еврейской диаспорой. Им тяжело привыкать к сибирским морозам и новым народам, искать работу. Первая мировая война переходит в Гражданскую, несколько раз меняется власть. Но молодой семье некоторое время везёт — они избегают погромов, их окружают хорошие люди.
Но в 1920 году от инфаркта умирает отец Аврома — Нафтали-Герц (его могила сохранилась на Старо-Еврейском кладбище) и спустя 2 года мать с Авромом навсегда уезжают из Омска в теперь уже новую независимую страну, Польшу.
Его раннее детство в Сибири — то, что он назвал своим «светлым началом», — дало ему острую восприимчивость ко льду, свету, звёздам и цветам…
Кэтрин Мэдсен, библиограф Национального центра книг на идиш
В Сморгони им негде жить, и они поселяются в ближайшем крупном городе — Вильно (теперь это Вильнюс, столица Литвы). Авром живёт обычной жизнью, учится сначала в хедере (начальной школе), затем в еврейской гимназии, а потом – в Виленском университете. Вильнюс в те годы был центром всей восточноевропейской еврейской культуры, туда приезжали Эйнштейн и Фрейд, а сам город звали «литовским Иерусалимом». Неудивительно, что Суцкевер погружается в этот культурный мир, в 14 лет он начинает писать стихи, сначала на иврите, а затем и на идише.
В 1929 году он становится членом литературной группы «Юнг Вилнэ» («Молодая Вильна») и его берут работать в Идише висеншафтлехе организацие — институт, занимавшийся изучением идиша, еврейского фольклора, истории и культуры евреев Восточной Европы.
В 1930-е годы стихи поэта печатают в нью-йоркском модернистском журнале «Ин зих» («В себе»), а в 1937 году в Варшаве вышла его первая книга, названная просто – «Лидэр» («Стихотворения»). О нём говорили, тогда как об «аполитичном поэте-лирике из Вильно», но всё изменилось 1 сентября 1939 года. А за день до того, 31 августа, Суцкевер поженился. 18 сентября части Красной армии вошли в Вильнюс и спустя два дня боёв в городе установилась советская власть.
Так Суцкевер стал гражданином СССР. Почти два года он жил прежней жизнью, писал стихи, изучал историю своего народа, но уже 24 июня 1941 года в Вильнюс пришли немецкие войска. Почти сразу же начались гонения на евреев — им приказали носить повязки на рукаве с жёлтой окантовкой и буквой J, запретили ходить по центральным улицам и по тротуарам, ездить в общественном транспорте, посещать парки и делать покупки до 11 часов утра. Спустя несколько недель было создано ужасное «Виленское гетто», за каждого пойманного еврея платили по 10 рублей. Только в первые месяцы войны было убито около 30 тысяч евреев Вильнюса. Среди них была мать Суцкевера и его годовалый сын.
«Первая ночь в гетто — это первая ночь в могиле,
Потом привыкаешь»
Суцкевер
Суцкевер с женой живут в гетто, ему «повезло» - Аврому дали работу в городе. Каждый день он должен был ходить в библиотеку Вильнюсского университета и разбирать книги, рукописи, письма, гравюры и картины, отделять наиболее ценные для отправки в Германию, а всё остальное должно было пойти в мусоросжигательные печи и на бумажные фабрики.
Авром работает не один. Вместе с ним разбирают архивы другие сотрудники Идише висеншафтлехе организацие. Эту группу зовут «бумажная бригада» и они решают спасти от уничтожения книги и под постоянной угрозой смерти выносят из университета, пряча под одеждой, сокровища еврейской и мировой культуры. Они тайно вырывают в гетто пещеру и прячут в ней свитки Торы, книги, рукописи, театральный реквизит – всё, что смогли спасти. В книге Давида Фишмана «Книжные контрабандисты» рассказывается о том, как проходили операции по спасению книг:
«Суцкевер оказался необычайно изобретательным книжным контрабандистом. Однажды он получил от Шпоркета (немец, руководивший отправкой ценностей из Вильно в Германию) разрешение пронести в гетто несколько пачек макулатуры в качестве топлива для домашней печки. Документ он предъявил охранникам у ворот, а пачки держал в руках. В «макулатуре» были письма и рукописи Толстого, Горького, Шолом‑Алейхема и Бялика; полотна художника Шагала и уникальная рукопись Виленского Гаона. В другом случае Суцкеверу удалось внести в гетто скульптуры Марка Антокольского и Ильи Гинцбурга, картины Ильи Репина и Исаака Левитана: при помощи друзей, имевших нужные связи, он привязал их к днищу грузовика».
Со временем количество тайников растёт — их стало девять, и они были разбросаны по всему гетто. Но, как писал Фишман,
«…все больше материалов увозили на переработку, и стало ясно, что «бумажная бригада» выигрывает сражения, но проигрывает кампанию. Спасти удавалось лишь крошечную толику. Весной 1943 года Суцкевер изобрел новую тактику. Он решил создать «малину» в самом здании ИВО. Тем самым откроется новый канал спасения — возможно, нужда в контрабанде отпадет вовсе.
Изучив архитектуру здания, Суцкевер обнаружил рядом с балками и стропилами на чердаке большие полости. Нужно было одно — отвлечь поляка‑охранника Вирблиса, чтобы в обеденный перерыв Суцкевер и его друзья могли перетаскивать материалы на чердак. По счастью, Вирблис очень переживал, что из‑за войны ему пришлось бросить учебу, и с радостью принял предложение двух членов бригады, доктора Файнштейна и доктора Гордона, позаниматься с ним в отсутствие немцев математикой, латынью и немецким языком. Стоило педагогам и их ученику погрузиться в учебу, как другие члены «бумажной бригады» принимались таскать материалы на чердак».
Почти два года Суцкевер занимался спасением памятников истории еврейского народа, но начиная с лета 1943 года немцы планомерно начали уничтожать узников гетто. 12 сентября он вместе с группой товарищей-антифашистов уходит к партизанам. Через несколько дней гетто было полностью уничтожено.
29 апреля 1944 года в главной советской газете «Правда» выходит статья Ильи Эренбурга «Торжество человека», рассказывающая о Суцкевере (статья очень натуралистична, как и многое в то трудное время):
«В тихие эпохи мир иным кажется серым: черное и белое, благородство и низость бывают прикрыты туманом повседневной жизни. Страшное у нас время — все обнажено, все проверено — на поле боя, на дыбе, у края могилы. Величие духа показал советский народ в дни испытаний. Я хочу рассказать историю одного человека.
Как много других, она свидетельствует о победе человека над силами зла.
Несколько дней тому назад в Москву приехал боец литовского партизанского отряда еврейский поэт Суцкевер. Он привез письма Максима Горького, Ромена Роллана, — эти письма он спас от немцев. Он спас дневник Петра Великого, рисунки Репина, картину Левитана, письмо Льва Толстого и много других ценнейших реликвий России.
Я давно слыхал о стихах Суцкевера. Мне говорил о них и замечательный австрийский романист, и польский поэт Тувим. Говорили в те времена, когда люди еще могли говорить о поэзии. Теперь у нас иные годы, и я прежде всего скажу о другом — не о стихе, об оружии.
В июне 1942 года возле Новой Вилейки взлетел в воздух немецкий эшелон с оружием. Кто заложил мины? Узники вильнюсского гетто. Обреченные боролись. Немецкий эшелон шел на восток: немцы готовились ко второму наступлению. Эшелон взорвали партизаны из вильнюсского гетто. Поэт Суцкевер тогда не думал о стихах. Он думал об оружии: он добывал пулеметы.
В Вильнюсе было восемьдесят тысяч евреев. Немцы не захотели убить их сразу: они желали насладиться длительной агонией. Они устроили два гетто — два лагеря смертников. Они растянули казни. Они убивали обреченных два года — партию за партией.
В Берлине до войны жил киноактер Киттель. Он хотел играть роковых злодеев, но даже бездарные режиссеры «Уфы» считали, что Киттель слишком бездарен. Он нашел новое призвание: он стал знаменитым палачом. Он убил десятки тысяч жителей Риги. Потом он прибыл на гастроли в Вильнюс. Ему поручили «ликвидацию гетто».
Узников утром выстраивали. Они знали, что если раздастся команда «направо», значит, их погонят на работу, если раздастся команда «налево», значит — Паныри и казнь. Каждое утро они видели тот же перекресток и ждали — направо или налево. Семьсот дней…
«Вот вам подарки», — сказал Киттель. Суцкевер узнал платье своей матери — ее расстреляли накануне.
Сжигали живьем. Закапывали в могилу. Выкалывали глаза и выворачивали руки.
Поэт Суцкевер в первый день войны пытался пробраться на восток. У него на руках был ребенок — чужой ребенок, ребенок друга. Суцкевер не решился бросить ребенка, и этот легкий груз решил все — Суцкевера настигли немцы. А маленького сына Суцкевера убил Киттель.
Что происходило в этом мире смерти, где люди ждали казни, где женщины рожали, зная, что они рожают смертников, где врачи лечили больных, понимая, что казнь ждет и больных, и выздоравливающих, и самих врачей?В январе 1942 года в гетто образовался партизанский отряд. Во главе его стоял сорокалетний вильнюсский рабочий Виттенберг. Немцы узнали, что Виттенберг не сломлен духом. Они пришли за ним, он скрывался под землей. Тогда Киттель объявил: «Если Виттенберг не сдастся живой, завтра будут убиты все». Виттенберг знал, что немцы все равно убьют обреченных, но он хотел, чтобы у партизан было время уйти в лес. Он сказал: «Горько, что я не могу застрелиться» — и, простившись с друзьями, он вышел к Киттелю. Немцы его пытали — выкололи ему глаза. Он молчал. Суцкевер проводил его до ворот гетто, и, вспоминая о Виттенберге, он отворачивается.
Партизаны достали шрифт для польской подпольной газеты. Так узники гетто помогали своим братьям — литовцам и полякам. Гетто было советской землей: смертники слушали тайно радио, печатали сводки Информбюро, праздновали 1 мая, 7 ноября, 23 февраля.
В Бурбишеке взорвался немецкий арсенал. Погибли два еврея из гетто. Киттель думал, что это несчастный случай, но это были военные действия. Двое погибли не зря.
Тиктину было шестнадцать лет. Он проник в запломбированный вагон, оттуда брал ручные гранаты. Его накрыли и ранили, когда он пытался убежать. Его вылечили, чтобы казнить. «Зачем вы крали гранаты?» — спросил Киттель. Тиктин ответил: «Чтобы бросить их в вас. Вы убили моего отца и мою мать».
Однажды вели на казнь очередную партию евреев. Они бросились на немцев; руками они задушили семь немецких солдат.
Триста евреев в гетто добыли оружие. Немцы взрывали динамитом дома. Триста смелых вырвались из гетто и примкнули к литовским партизанам. Среди них был поэт Суцкевер.
Убегавшие из гетто пробирались по трубам канализации. Один сошел с ума…
Крестьянка-литовка спрятала Суцкевера. В той деревне повесили литовца, и на виселице была надпись: «Он укрывал евреев». Немец сказал литовке: «Ты знаешь, что там написано?» Она ответила: «Знаю» — и спасла поэта. Советский народ знает, что дружба — это не только слова.
В Вильнюсе работал «Штаб Розенберга» — это заведение для грабежа ценных книг, картин, рукописей. Во главе «штаба» стоял доктор Миллер. В Вильнюс немцы привезли смоленский музей и сдали его доктору Миллеру. В самом Вильнюсе находился институт с лучшей в Европе коллекцией еврейских книг и манускриптов. Суцкевер думал, что он погибнет, но он хотел спасти памятники культуры. Он спас рисунки Репина, рукописи XV и XVI веков, письма Толстого, Горького и еврейского писателя Шолом Алейхема.
Я сказал, что он думал об оружии, не о стихе. Но поэт всегда остается поэтом. Он добывал пулеметы. Он ждал казни. Он видел Киттеля. И он писал стихи. Осенью 1942 года он написал поэму «Колнидре». Ее содержание напоминает трагедию древности, но оно взято из жизни гетто. Во дворе Лукишской тюрьмы евреи ждут казни. Старик призывает смерть. Немцы убили его жену, четырех сыновей и внуков. Приносят раненого с перебитыми ногами. На нем шинель красноармейца. Это пятый сын старика — двадцать лет тому назад они расстались. Отец узнал сына, сын не узнал отца. Приходит немец-штурмовик. Он требует, чтобы ему воздали царские почести. Раненый красноармеец кидает в немца камень. Тогда отец убивает сына, чтобы спасти его от пыток. Этот сюжет может показаться неправдоподобным. Но тот, кто видел Киттеля, знает, что нет предела низости, и тот, кто провожал на пытки рабочего Виттенберга, знает, что нет границ для самоотверженности.
Поэт Суцкевер вместе с другими партизанами сражался за свободу Советской Литвы. В его отряде были литовцы и русские, поляки и евреи. Они были спаяны не словами, но любовью к Родине. У поэта Суцкевера был в руке автомат, в голове — строфы поэмы, а на сердце — письма Горького. Вот они, листки с выцветшими чернилами. Я узнаю хорошо известный нам почерк. Горький писал о жизни, о будущем России, о силе человека… Повстанец вильнюсского гетто, поэт и солдат спас его письма, как знамя человечности и культуры».
По личному приказу Сталина к партизанам за Суцкевером направляют самолёт. Первый уничтожают немцы, присылают второй и на нём Авром вместе с беременной женой прилетают в Москву. В Москве Суцкевер выступил в Колонном зале Дома Союзов и рассказал о страданиях евреев в гетто.
В 1946 году Суцкевер выступает как свидетель зверств в Виленском гетто. Отправляясь туда, он решает убить Геринга, но Эренбург отговаривает его от этого шага. 4 марта 1946 года в «Правде» опять говорят о Суцкевере, выходит статья о нём Бориса Полевого «От имени человечества» (он был специальным корреспондентом газеты на Нюрнбергском процессе):
«Еврейский поэт Абрам Суцкевер, житель Вильно, человек с европейским именем, является на земле, вероятно, одним из немногих людей, кому удалось вырваться живым из организованного фашистами еврейского гетто. Обычно таких не было. Советские партизаны помогли Абраму Суцкеверу спастись из гетто. В Париже уже вышла его книжка «Виленское гетто», которая в несколько дней разошлась в двух изданиях. Сейчас она выходит в Нью-Йорке. Эта книжка написана кровью сердца. В ней поэт рассказал только то, что он видел своими глазами. Он рассказал об этом на суде. Он говорил, волнуясь, его голос дрожал, он часто бледнел и нервно хватался за края свидетельской трибуны.
Одно воспоминание о том, что он видел и что пережил, доводило этого человека почти до обморочного состояния. А ведь он прошел суровую школу: он был партизаном. То, что он рассказал, действительно может заставить содрогнуться самого закаленного человека. Он не называл цифр, он говорил только о судьбе своей семьи. О своей жене, у которой на глазах был убит только что рожденный ребенок... о том, как на улицах гетто мостовые иной раз были совершенно красными от крови, и кровь эта, как дождевая вода, текла по желобам вдоль тротуаров в сточные канавы. На глазах поэта гибли виднейшие представители интеллигенции, люди с европейскими именами, ученые, фамилии которых произносились с уважением во всем мире…»
В 1947 году Суцкевер уезжает в Израиль, много пишет стихов о трагедии и подвиге своего народа. Но в 1953 году он обращается к воспоминаниям детства, к тем 5 годам, проведённым в Омске, к созданной в 1936 году поэме «Сибирь». Поэма настолько пленила её первых читателей, что величайший художник Марк Шагал вызвался её проиллюстрировать и создал 8 замечательных картин, иллюстрирующих чувства маленького еврейского мальчика, оказавшегося в Омске. В 1961 году эту поэму переведёт на английский язык в рамках проекта Коллекция репрезентативных произведений ЮНЕСКО, как один из шедевров мировой литературы, написанный на одном из «малых» языков. Поэма о впечатлениях маленького мальчика об Омске была переведена в ряду произведений известных писателей, таких как Рабиндранат Тагор, Юкио Мисима и Мохаммад Икбал.
Еще не пришло время … давать оценку Суцкеверу-поэту, чьи стихи нельзя назвать просто еврейскими: это совершенно особая поэзия, новаторская как по форме, так и по содержанию и свободная от привычных ограничений, свойственных нашей поэзии. Стихи Суцкевера замечательные, выдающиеся. Его поэзия — это такая форма искусства, которая рассчитана еще и на зрительное восприятие и при этом не скатывается до формализма.
Марк Шагал
Суцкевер прожил долгую жизнь и умер в 2010 году. Много его стихов и поэм было переведено на русский язык, но «Сибирь» на русский язык не переводилась ни разу. «Трамплин» надеется, что в Омске найдётся поэт, который сможет достойно перевести эту поэму.
Автор: Николай Морозов
Фотографии и иллюстрации: Public Domain,
Марк Шагал,
Читайте также:
- Гумпросвет: как, переехав в Омск, стать экспертом проектов «Arzamas» и «Сэфер»
- Подборка в честь Дня Победы
- «Бессмертный полк» и 12 порталов для поиска информации о погибших или пропавших на войне предках
- Будущий президент, скрывавшийся в Омске и дважды женившийся здесь
- «Трамплин» исторический – самые познавательные статьи о прошлом Омска