Вероника Шелленберг об интересе омичей к поэзии и своей любви к одиночным горным походам

 «Трамплин» уже рассказывал о проекте «Двое на одного» – серии видеоинтервью с талантливыми омичами. Гостьей одного из них стала Вероника Шелленберг, поэтесса, художница и инструктор по туризму. Публикуем сокращённую текстовую версию этого разговора (полную можно посмотреть по ссылке). Интервьюеры – Александр Удалов и Ярослав Немыкин.

Есть такие категории как прошлое, будущее, настоящие. Вот больше всего вас в этих категориях что интересует? Как вы себя в них встраиваете, представляете, материализуете?

Больше всего настоящее. Более того, когда мои туристы меня на маршруте спрашивают: «Скажите, а что будет завтра, послезавтра? Куда мы придем?». Я отвечаю: «Ребята, завтра будет завтра. Живите настоящим. У нас сейчас есть прекрасная река, прекрасная гора. Вот наслаждайтесь этим моментом».  То есть, на самом деле жить настоящим — это определенный навык, и я даже училась этому. Чтобы не думать о том, что ты сделал, не строить никаких планов. Просто радоваться моменту. Разумеется, потом я приду, открою тетрадочку, там буду что-то писать, вспоминать. Но вот жить настоящим надо как можно чаще и больше.

Много ошибок вы совершили и есть какие-то поступки, от которых хочется спрятаться, скрыться? Переложить их на кого-то другого, сказав, что это была не я это, вот оно само так получилось?

Конечно, такие поступки были, но, чтобы переложить на кого-то – нет, такого не было. Думаю, об этих поступках, я могу выразить свои мысли так:

Кто-то в четыре утра

снегу шепнул: «Пора!»

Рытвины, колеи

чёрные – обели!

Лёд засыпай сырой,

сам же не спи, герой,

а с четырёх до восьми

власть над землёй возьми.

Поездом просвисти…

Угомонись в горсти.

Кто-то… и с плеч гора, –

мне прошептал: «Пора».

У меня много стихов, посвящённых РЖД, в целом, поездам, потому что часто езжу. Пока я доеду через Новосибирск в Барнаул, чтобы вести группы по Алтаю…  К тому же, когда я училась в литературном институте в Москве заочно, тоже на сессию два раза в год поездом ездила. Так что ошибки были у всех, но нужно уметь их принимать, может быть, исправлять. А если они не исправляются, то прощать себе и двигаться дальше.

А что в вас есть такого, чему стоит подражать?

Ну, наверное, умение радоваться жизни. Я когда поднимаюсь на перевал, мне сразу приходит в голову гора Белуха, высочайшая вершина Алтая. Именно к ней мы стремимся во время наших конных маршрутов. Я её вижу каждый год по многу раз и каждый раз как заново. И за это я благодарю создателя. Когда перехожу перевал, или вот где-то еще меня настигнет вот это вот ощущение, что ты живешь во всем этом огромном мире, ты его часть. И благодарю за то, что я могу всё это любить, я могу радоваться этой реке, этому коню, дороге. Самому процессу куда-то пойти, что-то увидеть. Так что можно подражать моему умению радоваться жизни и наслаждаться моментом. В остальном я такая, какая есть.

 

Как вы радуетесь жизни?

Во-первых, я спокойно выхожу в походы. Если это не Алтай, то Омская область. Очень люблю ходить на лыжах. Любимое место под Омском у меня – Подгородка. Я там зимой катаюсь на лыжах, летом собираю грибы. Затем пишу стихи об этом месте. Уединение и близость природы – для меня радость.

 

Кто из поэтов и писателей вам ближе и почему?

Бродский, Левитанский, Тарковский, Маяковский. В седьмом классе я прочитала книги «Собор Парижской Богоматери» и «Человек, который смеётся». На меня это очень большое впечатление произвело. В дальнейшем, когда я что-то читала, я невольно сравнивала это с романами Гюго. В целом я для себя определяю хорошая ли это книга или плохая, по одному критерию: был ли у тебя катарсис после прочтения книги или нет. Это редко бывает, что ты прочитал книгу, и она вызывает у тебя переосмысление.

 А о чём вы мечтали в детстве, и что из этих мечтаний сбылось?

 Не очень помню. Видимо, как все, хотела быть учительницей. Потом, когда я увлеклась астрономией, мне очень захотелось путешествовать по миру, посмотреть с разных сторон на звёздное небо. У меня была мечта – увидеть звёзды южного полушария. Я хотела пересечь океан. Но потом как-то это всё это ушло на второй план. Когда я начала ездить на Алтай, поняла: вот на самом деле чего я хотела всю свою жизнь. Я хотела ходить в эти горы, сплавляться по этим рекам, скакать на алтайских конях. Но следует помнить, что мало мечтать, надо делать, а не лежать на диване. Поэтому я путешествую, работаю инструктором. Я нашла себе такое занятие, в котором бы совмещалось моё желание быть в горах, и при этом – чтобы я работала.

 В каких ситуациях вы больше предпочитаете одиночество общению с людьми?

 Во многих. Чаще всего я вообще люблю быть одна, и для меня это не просто: «Я одна, боже мой, где же все?». Наоборот, это: «Господи, как хорошо». То есть, и могу одна на несколько дней уйти в горы, и там сидеть у реки, просто ездить по горам. Даже когда я остаюсь дома, я не включаю музыку. Но лучше всего выехать куда-то на природу. У меня в телефоне нет интернета, я отключаюсь от постоянного потока информации и отдыхаю. Для творчества нужно одиночество. Творчество – это занятие не коллективное. Чтобы что-то написать, нужно от всех абстрагироваться, отойти от суеты. И я рада, что у меня в семье и муж, и дети к этому относятся бережно и аккуратно.

В 2004 году вы окончили Литературный институт им. Горького. Это помогла в вашем творчестве, и тяжело ли было решиться на такой шаг в не совсем студенческом возрасте?

Это были прекрасные годы, и мало того, что я познакомилась с тем, что пишут люди нашей необъятной родины, так как туда приезжали авторы отовсюду, начиная от Архангельска и заканчивая Владивостоком. Это неоценимый опыт общения с людьми, с писателями, которые уже состоялись, и с теми, кто только начинает свой литературный путь. Моим первым литературным мастером был Владимир Цыбин, вторым был Костров Владимир, и я вспоминаю это как одни из лучших моментов своей жизни.

А была ли разница в вашем творчестве до обучения в институте и после? Ведь и до поступления вы писали и прозу, и стихи.

Человек в принципе совершенствуется, меняется. У меня изменилось что-то во многом. Но если я до института писала практически всеми известными размерами, то узнала, как они правильно называются, только в институте. Многие вещи, что написала в институте, вообще для меня, как творческие, не сохранились, то есть, они как-то получились переходными. Я думаю, что институт повлиял, но как конкретно – определить сложно. Знаете, когда две реки сливаются вместе, и до момента слияния их ещё по цвету можно отличить, а после слияния, буквально через километр, уже не понять, где воды какой из рек. И что мне досталось от института, а что – от изучения предметов и общения с преподавателями, чтения книг, этого уже не определить. В любом случае думаю, что в любом случае институт повлиял на меня, и повлиял положительно.

 Расскажите об опыте участия в Международном литературном конкурсе «Детское время».

На первый конкурс мои стихи подали, не поставив меня в известность, и потом я получила диплом. А в дальнейшем я уже отправляла свою книгу «Полосатая корова», потом – подборку стихов. Если говорить о последнем конкурсе, в котором я участвовала и стала лауреатом, то да, это была подборка стихотворений. В целом, всем авторам нужно участвовать в конкурсах. Во-первых, я все-таки не просто автор без роду-племени, имени, города, а член Союза российских писателей, автор книг. Нужно уметь и смочь вписаться в современный литературный процесс, скажем так. Конкурсы дают эту возможность, и можно для себя понять, где ты в этом процессе сейчас находишься. Хотя, разумеется, во многом любое судейство в чем-то предвзято, и это само собой, ведь человек субъективен. Но мы делаем на эту скидку.

 Кто ваш самый строгий критик? 

Самый строгий, это, пожалуй, мама. Она прочитала все мои книги, все мои стихи и когда она говорит «я вот этого не понимаю», я не говорю ей «о, там же такая метафора, там такие образы».  Нет, я понимаю, что, если мама не понимает, ну извините, значит, это я что-то не дотянула. Но хотя все равно я оставляю эти стихи. Пожалуй, критика людей не литературных для меня значит больше.

Раньше я приходила к своей соседке по площадке, читала ей стихи на кухне. Она там что-то готовила своим детям, и тут я со своей тетрадкой. Когда она говорила: «ой здорово», то я понимала, что да, стих удался, он понятен неискушённому в литературе человеку..

Ну и внутренний цензор. Это строгий критик. К примеру, когда перечитываю свои стихи или прозу, если мне что-то не нравится, я убираю очень много: оставляю за бортом и не жалею об этом

Вам сложно даётся роль председателя Омского отделения Союза российских писателей?

Когда Александр Эрахмиэлович Лейфер (председатель Омского отделения Союза российских писателей) ушёл из жизни в 2017 году, кто-то должен был на себя эту ответственность взять. И пришлось мне. Даётся это непросто, потому что я далека от всех этих протоколов, отчётов, статистики. А так как у нас общественная организация, то количество отчётов, которые требует от нас государство, только растёт. Мне сложно, но я это делаю. Конечно, я не буду пожизненно занимать эту должность, через какое-то время с удовольствием передам её следующему товарищи по Союзу, но пока я веду наше отделение. Да и это не то, чем бы я хотела заниматься в жизни. Я бы не хотела быть председателем, но сейчас я отдаю свой долг. Потому что люди этой организации в свое время меня поддержали как автора, они редактировали мои книги, как-то продвигали меня.

Как вы считаете, в настоящее время стихи вообще вызывают интерес в обществе? В частности, есть ли он у омичей? Изменился ли он с советского времени?

Поэзия всегда интересна обществу. Ещё Бродский говорил, что всего 2% людей читают поэзию. Поэтому я думаю, что в наше время даже к лучшему изменилась ситуация. Больше людей стали читать поэзию, она более доступна. Тем более, появились такие форматы как видеопоэзия, аудиокниги. Теперь даже ленивый может всё услышать. Я не осуждаю аудиокниги, но для меня всё-таки бумажный источник первичен. Так что стихи востребованы, но не как товар первой необходимости. Поэзия нужна либо когда у людей всё ровно, хорошо. И сейчас мы живем в мирное время, нет войн, больших потрясений, и у людей есть время на такой досуг. Либо стихи нужны, когда наоборот, всё очень жестоко, страшно, плохо, как во время Великой отечественной войны, например. Когда приезжает поэт на фронт и оказывает воздействие на людей чтением своих стихов. А вообще, к сожалению, на мой взгляд, сейчас у нас общество нацелено на потребление. Это не совсем хорошо, но мы не будем обсуждать общество. Мы все – его части.

 Кто-то занимается финансированием развития поэтов у нас в стране и в Омске в частности?

 С этим всё плохо. Есть отдельные энтузиасты, которые могут профинансировать выпуск книг или даже серий. Или, к примеру, наш альманах, который выходит на стипендии от Минкульта РФ, через Союз российских писателей. То есть, это финансирует Москва. Сборники нашего объединения «ПарОМ» финансирует наше региональное министерство культуры, но они выходят не часто, в среднем, один раз в три года и в небольшом тираже. И это, в принципе, всё.

Поэты сейчас на самообеспечении. Смог ты в какой-то проект вписаться – тогда тебя издадут. Нет – либо на свои деньги, либо никак. Да и у начинающих авторов тиражи небольшие, обычно это 300-500 экземпляров. Даже для Омска, города миллионника, этого мало. Кстати, по поводу стихов и конкретно Омска. Как раз недавно мы сделали уникальный проект, который называется «Текстуры Омска». Он интересен тем, что на платформе Google существует карта, на которой отмечены точечками определённые места: нажимая на эти маячки, мы видим стихотворение омского автора конкретно об этом месте нашего города. В этом проекте у нас сейчас 85 текстов. Всё это придумала Наташа Семёнова, омский автор и журналистка. И силами нашей литературной студии «ПарОМ» мы довели его до логического завершения.

Просматривая соцсети, я обратил внимание, что группы, которые посвящены поэзии, очень малочисленные. В среднем, 500-700 участников. Как считаете, с чем это связано?

 На самом деле это не так уж мало. К примеру, в семинаре по работам в группе, посвящённым написанию стихов, за все годы было человек 150-180. Это те, кто приносил свои подборки, те, чьи тексты мы обсуждали. И если один-два друга этих людей подписаны, то это уже хорошо. Мы не стремимся к большому количеству участников, мы просто делаем своё дело и всё. Сколько есть, столько есть.

Теперь чуть подробнее о литературном региональном семинаре «ПарОМ». Он проходит ежегодно: его проводят авторы нашего Омского регионального отделения Союза российских писателей. Базируемся мы в областной библиотеке для детей и юношества. Эта локация у нас с самого начала семинара, с 2011 года. Семинар длится три дня. В качестве ведущих мы приглашаем не только омских, но и иногородних интересных авторов и членов Союза писателей России. Так же у нас проходят литературные студии, и примерно два раза в месяц мы обсуждаем поэзию, прозу. Это такой постоянный литературный процесс. Ведь автору нужно что-то делать со своим текстом, понять, что он написал, так ли он хорошо это написал и смог ли он выразить свои мысли. И хотя официально наш семинар для писателей до 35 лет, мы можем звать авторов любого возраста. К каждому автору мы подходим индивидуально, и если человек в 42 года считает себя начинающим автором, он согласен и может воспринимать критику, то пожалуйста, приходите, подскажем, поможем, научим.

 Ещё я в областной юношеской библиотеке несколько лет виду литературную студию «Вдохновение» для детей. У студии нет какой-то привязки к району, в котором прописан ребенок, так что прийти может любой желающий. Сейчас самый молодой ученик закончил 4 класс, самый старший – 11 класс. Студия абсолютно бесплатная, и она не только поэтическая.  Она в принципе литературная: мы изучаем и поэзию, и прозу, и разговариваем о современной литературе, литературных приемах. Я детям даю и какие-то базовые понятия, и делаем упражнения литературные, так же пишем стихи на заданные темы. Лучшие работы потом отправляются на конкурсы и публикуются в наших, омских сборниках.

 А завершить своё интервью я бы хотела еще одним стихом:

 

Просто живу.

Под горой, у реки Чемал.

Нынче табун гнедых

рядом заночевал.

Просто живу,

живая среди живых

бабочек, ящериц, бурундуков,

этих коней.

Один с утра вышагивает ко мне

любопытный, доверчивый.

Прямо с ладони схрупал

яблоко, припасённое к вечеру…

Ой, мягкая морда!

И ушёл, покачивая лоснящимся крупом

гордо.

Вон они, - на водопое кони,

словно табличка в зелёной раме:

«Не беспокоить!»

миру – всему остальному,

там, за горами…

А вода в Чемале

дразнит хариусом у каменистого дна.

Изумрудная в глубину, чистая,

пью, прямо возле коня.

Я здесь только дремучей тайге видна

берегущей меня.

Неужели я вырвалась из сетей

суматохи, безумия, массового разлада?

Исчезла с радаров убийственных новостей.

Одиночеству – рада.

О, это не мало –

просто жить на берегу Чемала!

Чтобы в гору

тропка звала золотая.

Это духи Алтая

на краю мировой истерии

шалашик мне смастерили. 

---

Фото в материале: Вероника Шелленберг