Я часто смотрю на птиц – это же сплошная поэзия. Поэт Катя Лисс

В рубрике «Не зря» мы беседуем с омскими литераторами. Нашими героями уже были поэты Татьяна Щербань, Алексей Горбунов, Виктория Заборских, Александр Галахов и Екатерина Овчинникова. На этот раз мы побеседовали с поэтом Катей Лисс.

Катя Лисс – очень тонкий и очень необычный человек. Мы гуляли с ней по берегу Иртыша, и она рассказывала о детстве, о том, что её вдохновляет, о первом опыте публичного чтения стихов, о Питере и любви к Омску. Поговорили мы и о чемпионате поэзии им. Маяковского, на котором познакомились, о предельной искренности, о редактуре в поэзии и о том, что лучшие стихи у неё рождаются в счастливой любви.

Давай начнём с детства: какие самые яркие воспоминания о нем ты сохранила? Что сформировало тебя как поэта?

— Самое крутое воспоминание из детства – поездка на Байкал. Родители были геологами, ездили в экспедиции и брали меня с собой. В этот раз они были на Байкале по путевке. 

И самое яркое впечатление оставил закат. Я помню его до секунды, помню, как солнце было наверху, как оно медленно опускалось за горизонт, раскрашивая облака и озеро в оттенки красного. Я шла вдоль озера, и солнечная дорожка шла за мной…. 

В Омске примерно такие же закаты, как на Байкале. Нигде больше в жизни таких закатов не видела. 

Я была самостоятельным ребёнком, всё делала сама, никому не давала до себя дотронуться в плане помощи. Если у меня что-то не получалось, я, как баран, сидела и делала, пока не получится. Непробиваемая девочка была. Мы ходили с родителями по горам, я всегда шла сама и никогда не просила, чтобы меня взяли на руки.

Каким ребёнком ты была?

— Я была ребёнком-наблюдателем, даже, можно сказать, отшельником. Я ходила и смотрела на всё, меня иногда было очень сложно выудить из моего кокона. Я смотрела на мир, изучала его, слушала, трогала. Наверное, это и формировало во мне какую-то поэтическую ниточку. 

Вот, например, птица летит, я смотрела, как она размахивает крыльями.

 Я и сейчас часто смотрю на птиц – это же сплошная поэзия. Это, наверное, самое-самое, что меня вдохновляет, я очень люблю за ними наблюдать. Они почему-то всегда появляются в моих стихотворениях, я даже не знаю, как это получается, это неосознанно происходит. Я просто пишу, я на самом деле не думаю, когда пишу стихи, они просто приходят, а я их просто записываю. Если птицы пришли, то здравствуйте, птицы. 

А приходят они очень часто, почему-то они меня, видимо, очень любят, может быть, я в детстве слишком много за ними наблюдала. 

В позапрошлом году я была в Казахстане, на озере Боровое. Приходила каждый вечер на берег, любовалась, как птицы на закате взмывали в небо, – просто изумительные были композиции. Видимо, это всё-таки из детства – такие наблюдения за природой.

А с чего конкретно для тебя началась поэзия? Ты читала кого-то или, может быть, сразу писать начала?

— Я очень любила в детстве Маяковского и Есенина, у меня была потрясающая учительница в школе по литературе, я её даже недавно пыталась найти в интернете, но так и не поняла, нашла её или нет. Я маме показывала, говорила: «Вот, это точно она!», а мама отвечала, что это молодые, а моя старенькая должна быть. Поиски завершились неудачно.

Она была потрясающей, она меня очень вдохновляла. Я читала много разных книг и не только по школьной программе. Больше всего меня впечатлила, наверное, «А зори здесь тихие…». До сих пор воспоминания сопровождаются мурашками. И Есенин с Маяковским… Я даже как-то писала сочинение на тему «Сравнительный анализ стихов Маяковского и Есенина». Наверное, с сочинений всё и началось, я писала очень много, и учительница зачитывалась ими, они были просто на 15-ти листах каждое, а может, и на 20-ти. Она говорила: «Я прихожу домой, всё бросаю, первое сочинение, которое читаю – твоё, дальше уже неважно». Наверное, чтение стихов обогатило мой язык. По крайней мере, за русский язык у меня никогда не было ниже пятёрки.

Был такой момент, меня что-то вдохновило, я написала детектив про убийство. Лет в тринадцать. Там такая кровь была! 

Я дала почитать учительнице, она сказала: «Это очень захватывающе! Интересный сюжет. Я всё прочитала, написано классно, но у тебя нет ни одного описания природы ВООБЩЕ!». Это, наверное, и было толчком к моей поэтической деятельности. 

И тут я начала больше наблюдать за природой, пыталась рассказать о ней в словах (до этого момента я была просто влюблена в природу, мне казалось, что раз она есть, зачем про неё писать, она же и так красивая). Плюс я училась в школе искусств, это тоже было одним из обстоятельств, подтолкнувших меня к поэзии. Там было общее развитие, было изо, хореография, сольфеджио, фортепиано. Меня это вдохновляло. На изо я рисовала безумно, бесконечно, очень много моих картин забирали на выставки и не отдавали потом.

В каком возрасте примерно ты начала писать стихи свои?

— С 15-ти лет. Я точно помню этот момент, потому что я влюбилась, это было ужасно, отвратительно, хуже некуда! Молодой человек любил другую – проза жизни. На меня совершенно не обращал никакого внимания, ему было вообще фиолетово, кто я, где я. Мы жили в одном дворе, общались только поэтому. Я написала стихотворение, в одном из интервью я рассказывала об этом. Я написала его угольком на стене дачного домика, потому что у меня не было бумажки и ручки никакой. Мы ехали на дачу, в автобусе, было дико жарко, рядом сидели потные тёти, с которых всё текло ручьями, пассажиры ругались по дороге, а я сидела, и у меня в голове случился стих, причём банальный до жути, даже вспоминать не хочу. Его я и записала угольком. Потом я приехала домой и по памяти записала в блокнот.

В каких состояниях ты пишешь?

— По-разному бывает. В основном я пишу во время влюблённости. Если я влюбилась, можно даже не общаться с объектом любви, штырить всё равно будет.

Ты пишешь, когда страдаешь от неразделённой любви, или, когда ты счастлива в любви, тоже можешь писать?

— В данный момент я счастлива в любви, и у меня самые лучшие стихи, которые были.

Люди по-разному отвечают. Некоторые говорят, что обязательно нужна драма и травма, чтобы писать стихи.

— Я сейчас не знаю, что нужно. Я писала из драмы – это было ужасно, писала из депрессии – это было ещё ужасней. Я рифмовала кровь с любовью! Серьёзно! У меня поэтический рост в сравнении с 15-ю годами сейчас просто ракета.

Получается, в счастливых отношениях стихи получаются лучше?

— В счастливых отношениях я написала «Оле-Лукойе».

 

Алое солнце упало за горизонт,

Вроде не ночь, но как-то не по себе.

Оле Лукойе, тихо расправив зонт,

Ловит машину. Манит его Тибет.

 

Шумно снаружи,

Но очень светло внутри.

Сквозь деревушки

Оле проложит путь.

 

Тянется месяц за ним,

И дым

Млечный, усеянный звёздами,

Если на них взглянуть ,

То растворяется бездна мирских забот,

Радость, печали и горести –

Все уйдет.

 

Будет над нами самый спокойный сон,

С реками, горами, птицами в унисон,

 

Шелест их крыльев,

Как сердце в твоей груди,

Рвется наружу и выбивает гимн.

 

Гимн о Тибете, стелет туман в горах,

Сосны, макушками путаясь в проводах,

Тени кидают над голубой водой,

И обретает сердце твоё покой.

 

Пусть этот Оле расскажет тебе и мне,

Как осторожно нужно летать во сне. 

Твой лирический субъект – это ты или другой человек?

— Интересный вопрос. Сейчас я срочно вспомню все свои стихи. Признаюсь в страшном секрете - я не помню большинство стихов наизусть.

У меня есть два героя – мальчик и девочка, я могу писать от лица мужчины, я иногда говорю о себе в мужском роде – это не специально. Как говорила в одном из своих интервью Линор Горалик: «Когда я из позиции человек, я могу писать “он”, когда я из позиции девушки, я пишу “она”», – я с ней в этом очень согласна.

Много у тебя общего с лирической героиней?

— Процентов на 200, нет, на 500. Мой внутренний мир очень лирический, он тонкий, нежный и чувствующий. Наверное, эта чувствительность, которая есть во мне, и цепляет в моих стихах. По крайне мере, меня.

Хотела бы спросить о стихотворении «Оле-Лукойе»:

«Оле-Лукойе, тихо расправив зонт,

Ловит машины, манит его Тибет».

Это очень красиво, это потрясающий образ. Как он родился?

— Этот стих родился в очень интересных обстоятельствах. Во-первых, он был написан в огромной спешке. А во-вторых, (обычно я так не делаю, но этот стих исключение) я его писала в трех разных местах. 

Начала дома на кухне. Смотрела в окно, там был закат, он был не очень, бывает и лучше. Я просто сидела, очень торопилась, но мне нужны были эти две минуты, чтобы просто выдохнуть, закрыв глаза, а когда я их открыла, первое, что я увидела – гуашь. Там были подписаны цвета: белая, зелёная, жёлтая, алая... Я зацепилась за слово «алая», и понеслось. Откуда в стихотворении появился Оле-Лукойе, я понятия не имею, изначально там был алый закат.

Какие ещё два места?

— В машине и дома у моего мужчины. Мы о чём-то серьёзном разговаривали, и тут я его останавливаю, говорю: «Подожди!» – и ушла на балкон, а вернулась со стихотворением.

И твой замечательный мужчина – фотограф Виталий Проговоров – снял тебе для финала чемпионата поэзии имени Маяковского видео на эти стихи. Это был первый опыт видеостихов?

— Опыт именно видеостихов - первый, но опыт съёмки видео и сборки вообще – не первый. 

Очень долго всё это было - с написанием сценария, с мыслями о том, что и как. Мне даже уже казалось, что мы ничего не успеем. 

В итоге я попросила Дашу Низовую, чтобы она написала мне сюжет для клипа. На следующий день она скинула мне даже два сюжета, вот это скорости!

Но так как времени оставалось 3-4 дня до чемпионата, снять клип именно по Дашиному сюжету мы бы не успели (оставили на потом, потому что сюжеты там шикарные), зато она натолкнула меня на идею, за что я ей очень благодарна. 

Несколько лет назад я училась в фотошколе, и нам рекомендовали смотреть фильмы с точки зрения фотографии. Из фильмов, которые мне сильно-сильно запомнились и больше всего впечатлили – это, естественно, Тарковский и «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». 

Есть у меня такая интересная черта – долго переваривать информацию, я это делаю достаточно медленно, то есть меня могут что-то спросить, а я думаю-думаю, и лишь через какое-то время отвечаю, а человек мне: «Я столько времени ждал, уже решил что ответа не будет, а ты тут, наконец, ответила!». С фильмами также, я их переварила как раз к этому видео, когда мы про поэзию снимали. 

И когда мы начали писать сюжет с Виталей уже по новой, уже прочитав то, что Даша написала, вдохновившись ее идеями, нам вдруг захотелось статичных кадров. Во-первых, с точки зрения съёмки это достаточно легко сделать, но тут надо отдать должное Витале, он просто шикарно это делает, настолько четко выверяет каждый кадр. Мне, как человеку-наблюдателю очень заходит смотреть, как он снимает:). Я обычно делаю пачку кадров, и дома выбираю. А с Виталей это отпадает. Он снимает сразу до мурашек. 

Во-вторых, статичность в видеосъемке, как мне кажется, как раз и задает ту самую глубину и своеобразную медитацию для зрителя.

 

Мы с тобой встретились на чемпионате поэзии им. Маяковского, для которого было это видео. Ты вошла в шестёрку финалистов – это круто. Это был первый чемпионат? Для чего ты участвовала? Что хотела вынести для себя?

— Выступлениями я недавно занимаюсь, года с 2017-го. У нас было замечательное сообщество «Говорит Поэт!», они выступали в барах. Мне друг сказал, что я обязательно должна там поучаствовать, потому что по-другому быть не должно. Пока я сидела в зрителях на одном из вечеров, я написала стихотворение. В тот вечер у меня произошёл дебют. Это было очень интересно и страшно, у меня безумно тряслись руки, ноги и вообще всё, что только может трястись. Я начала читать стихи публично, и это шикарный опыт. Раньше я их читала друзьям по телефону или просто на телефон начитывала. Я полагаю, что манера чтения, которая есть у меня сейчас, обусловлена тем, что у меня есть потрясающие друзья, которые меня просто слушали, и я со временем начала читать всё лучше и лучше. Конечно, от идеала я далека, но мне нравится, что получается.

Как ты считаешь, важно ли то, как поэт умеет сам прочесть свои стихи?

— Да, подача очень важна. На чемпионате у меня, конечно, вышел полный провал. Я испугалась. Когда я боюсь, лучше вообще не начинать, но у меня не было вариантов, я героически вышла и прочитала так, как прочитала.

А чемпионат и соревнование – в первый раз?

— Да, это был эксперимент. С моей точки зрения, выходить на широкую публику страшно, это не то, что боязнь, что меня не поймут, это боязнь того, что я вообще выйду на сцену и буду выглядеть там нелепо. Во мне, видимо, какой-то внутренний критик сидит, который говорит: «Ты просто полный отстой, у тебя ничего не получается!», но я с ним борюсь. После чемпионата я стала более уверенной в себе, мне сказали, что я выросла как поэт, и я правда вижу, что это случилось со мной. После чемпионата я почему-то перестала писать, у меня Виталя недавно спросил: «У тебя что-то случилось? Ты вообще ничего не пишешь», – я уже несколько дней об этом думаю. Интересно, действительно ли что-то случилось или, наоборот, у меня всё хорошо? Пока я не нашла ответ на этот вопрос.

Стихотворение про Питер у тебя в группе. Внизу написано: «Редактура» и имя человека, который отредактировал. Ты легко можешь дать свой стих на редактуру кому-то и для чего?

— Изначально таких мыслей не было, чтобы кто-то редактировал мои стихи. Просто я попросила Игриша (Игоря Пантина) помочь мне подготовиться к чемпионату. И он помог, а параллельно мы решили подредактировать стих для выступления. 

Когда мы репетировали для полуфинала перформанс, я читала стих про телефонные разговоры, подняла трубку телефона на репетиции, набрала номер, который набирала в детстве, я почему-то вдруг именно его вспомнила. Перфоманс случился прямо на репетиции. У меня слезы хлынули градом, и весь остальной стих я читала, еле сдерживаясь, чтобы не разреветься совсем, и это было очень круто.

 

Ваши чувства не достойны бумаги!

Заниматься души-маранием может каждый свежевыжатый псих.

А ты попробуй из телефонного аппарата

Вынуть новый исключительный стих...

 

Начни с того, что сними с аппарата трубку -

Услышишь множество голосов;

И если удастся вырвать хоть букву

Из миллиона непрошеных слов, -

 

Закрой глаза, ведь теперь ты ветер;

Сквозь выкрики злые незримо промчи

И, трубку к уху прижав покрепче,

с потоком сливаясь, пиши.

 

Ты по-прежнему не человек,

Но уже не ветер. Ни там, ни тут. Сам себя изрек.

Как взрыв в спертом воздухе разогретом,

Ты - телефонный звонок.

 

Ты душу свою измотал до точки.

Гремит, как небесный разряд,

Твой звук, зашифрованный на листочке.

Ты слышишь? Тебе всё звонят и звонят.

 

Про это стихотворение я тоже хотела спросить. Ты там сравниваешь творчество с телефонным разговором, ты будто из телефонного разговора выхватываешь слова, из которых рождаются стихи?

 

— Там всё гораздо глубже. Через телефонную трубку ты слышишь Вселенную, а что ты выхватишь из этой Вселенной, зависит от тебя.

Тебе ответили тогда на репетиции?

— Я думаю, что да.

Когда мы начали готовиться к этому перформансу, параллельно я готовила стих про Питер. Там вообще, если ты заметила, на стене в группе есть два стиха: и про телефонные звонки, и про Питер. Изначально тот, который про телефонные звонки, был вдохновлён походом на выставку в музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме в Петербурге, он был таким “разговором” с Бродским и с другими поэтами. Но  мне Игриш сказал, что с Бродским так общаться нельзя. В общем, я уже не помню первую версию. 

Мы решили, что его нужно немного отредактировать, чтобы оно было самостоятельным, не впечатлением от выставки, а выбросом во Вселенную. Мне кажется, получилось достаточно мощно. 

Не сказала бы, что он сидел и прямо редактировал его. Мы редактировали вместе, у нас получился такой творческий союз, который до сих пор не отпускает. 

Вообще, хотела рассказать, как я попала на чемпионат им. Маяковского. У меня есть прекрасный знакомый, его зовут Глеб Дружинин, он тоже участвовал в чемпионате, но в Питере. Вообще случилось так, что я была в Петербурге в прошлом году на свой день рождения. И попала на поэтический вечер. Питерские поэтические вечера нельзя вообще ни с чем сравнить совершенно! Может быть, это было под общим впечатлением от Питера, потому что я его безумно люблю. Но тот вечер запомнился мне навсегда, я прочитала три стихотворения, мне аплодировали стоя, я была в полном восторге. Ребята попросили мой контакт, чтобы не потеряться. Среди всех был Глеб, мы с ним долго переписывались, он очень интересный человек, у него очень мощные стихи. 

Глеб и подтолкнул меня к участию в этом чемпионате. Я ему за это безумно благодарна. Он сказал мне обязательно идти и не думать, что бы ни было. Опыт получился шикарный.

Я на самом деле не сильно старалась выиграть. Важнее был процесс, потому что это огромный опыт, общение с поэтами, какая-то своя тусовка, выступления, подготовка к ним. Я ещё никогда в жизни так глобально не готовилась к выступлениям со стихами.

Любишь ли ты Омск? Если да, то за что? Нет ли у тебя стихов, посвящённых Омску?

— Стихов нет, это скорее стихи состояния, которые случились со мной, когда я была где-то на улицах Омска, но к описанию города не имеют отношения. Я очень люблю Омск, я это недавно поняла. Я, конечно, знала, что люблю, но больше всего ощутила это, когда вернулась из Москвы через полгода после отъезда туда. Я вернулась в свой родной город, вышла из поезда, специально ехала поездом, потому что на самолёте страшно, у меня был такой момент – успеть перестроиться от столицы. Москва слишком огромная, там громадные расстояния, я её не понимаю вообще, её для меня слишком много, туда слишком много напихано, и я не могу её переварить. 

Эти долгие поездки на работу по 2-3 часа – просто огонь. Я сейчас езжу 1,5 часа на работу, после Москвы для меня это вообще мало. 

Омск просто родной, я знаю здесь каждую улицу, у меня здесь очень много друзей, я точно знаю, куда хочу пойти, потому что в Москве я просто не знала, куда пойти, там столько интересного, что сидишь, смотришь, а потом думаешь: «Блин, 250 мест, куда пойти, что выбрать-то!?», а тут точно знаешь, куда именно хочется:). 

Родной город, видимо, важен тем, когда ты точно знаешь, что у тебя за окном, насколько это далеко. Старые, тихие улицы люблю и жалею, что сейчас их становится всё меньше.

Ты продолжаешь заниматься фотографией?

— Сейчас это потихоньку отпало, правда, я сейчас фотографирую зеркала на работе и иногда своих детей.

Кем ты работаешь?

— Дизайнером. Это моё самое любимое рабочее место из всех, что были. В голове я очень мечтала устроиться на работу, чтобы пригодились все мои умения. Мечтала, но озвучить боялась. Вселенная, видимо, услышала мои мечты и дала то, что я хотела.

Меня ещё очень заинтересовало твоё стихотворение про лжепоэтов. Какая поэзия или то, что хочет казаться поэзией, тебя раздражает?

— Маты в поэзии – это жуть. Я была на «Выси» перед тем, как написать этот стих. Там хорошо, я очень тепло отношусь к Кате Овчинниковой, она горит своим делом, часто устраивает поэтические вечера. Мне нравится периодически там появляться.

Есть несколько поэтов, которые мне заходят. Среди них - Даша Низовая, и еще звукооператор Выси, имени его, к сожалению, не знаю, но он пишет что-то потрясающее.

Но в основном на Выси много молодых поэтов, которые, по всей видимости, ещё растут. И которые матерятся. Да, у некоторых это очень в тему, в основном это безумие. Видимо, я была очень впечатлена таким негативным опытом похода. Это не в обиду Кате, это обращение к омским поэтам: «Не материтесь, пожалуйста, хотя бы в стихах! Вас это не украшает». 

Первая строчка в стихотворении: «Когда вы травите кривыми матами свои бесформенные стишата», говорит именно об этом, о том, что вы их реально травите. Во-первых, травите стихи, а во-вторых, людей, которые вас окружают и слушают. Зачем? 

Если я захочу послушать маты, я выйду на ж/д вокзал, там люди отборнейше, красиво и поэтично матерятся. 

Ещё на чемпионате ты прочитала одно стихотворение, которое нас потрясло, мы не знали, как его оценивать, потому что оно было просто на грани беспрецедентной искренности, на грани истерики. Но ты удержала эту грань, не сорвалась в истерику. Какая доля искренности, такой открытости и полной распахнутости должна быть в поэзии?

— Начнём с того, что была поднята тема травмы. Это было задание на чемпионате поэзии, нужно было написать стихотворение на тему «Травмы». Я не могла сказать ничего другого, кроме этого стихотворения. Хотя могла, конечно. Могла сказать про травму поколения, про травму, которая происходит сейчас, но я даже не то, что говорить, я думать об этом боюсь, поэтому ни слова не скажу. Я много чего могла сказать, но не сделала этого, потому что у меня другая травма. Самая яркая и самая худшая.

Ты решила, что об этом можно искренне рассказать?

— Нельзя. Это было жертвоприношение. Я не знаю, как это вообще случилось У меня было другое стихотворение, которое, в принципе, я могла рассказать. Но оно прощальное, как бы посттравматическое.

Поэтому ты рассказала о главной травме своей жизни всем?

— Мне стало легче.

Это действует как терапия?

— Наверное, только это и действует, потому что всё остальное не помогло

Что главное в поэзии?

— Искренность, честность. То, что ты чувствуешь, важнее всего. Когда ты говоришь правду, не то, что намудрил себе, а то, что прожил, и написал об этом искренне.

Что главное в жизни?

— Знать, чего ты хочешь. Не идти против своих желаний и убеждений. Всегда учиться и не бояться ошибиться. Дети хорошо на этот вопрос отвечают. Надо будет у них спросить.

 

:                                                                  Анна Воробьёва

Фото: Виталий Проговоров, Ирина Гаврильченко.

Читайте также:

Материал «Трамплина» о писателе Антоне Сорокине победил в региональном журналистском конкурсе

Бары. Стихи. Молодость.Путь омской публичной поэзии от начала двухтысячных до наших дней

Омский Козьма Прутков и рифмы композитора Шебалина: публикуем стихи омских футуристов начала XX века

Вероника Шелленберг об интересе омичей к поэзии и своей любви к одиночным горным походам