30 историй о раке: омичка написала книгу о людях, победивших онкологию

В 2019 году у журналистки Ксении Белодедовой нашли новообразование в груди и отправили на биопсию. Шокированная девушка сдала анализы и 10 дней ждала результата. К счастью, диагноз рак не подтвердился. Но Ксения через социальные сети уже начала общаться с десятками людей с онкологией. Она решила написать книгу о тех, кто смог её победить. В неё вошло «30 историй о раке», о людях со всей России, а также Белоруссии и Украины. Омичка рассказала нашим коллегам из НГС55 о том, как она готовила издание к публикации. Книгу в электронном виде можно взять по абонементу или купить в Литресе, а на этом сайте заказать в печатном виде. А мы с любезного согласия автора публикуем одну из историй.

 

История 2. Галина, 64 года, инженер-проектировщик, Омск:

В 2014 году у меня возникли боли в животе. Врачи давно ставили диагноз «гастрит», поэтому из-за болей я не сильно беспокоилась. Старалась регулярно посещать гастроэнтеролога и делать ФГДС, когда удавалось взять талон, однако до появления неприятных ощущений не была у врача примерно лет 5.

Своего сына я лечила от гастрита с 4 лет. Говорила врачам, что сын не жалуется на живот, на что врач отвечала, что, когда живот у него заболит, будет поздно, потому что в желудке мало болевых рецепторов.

В 2014-м я встала на очередь к терапевту, чтобы получить талон на ФГДС. Их выдавали в поликлинике утром по пятницам. Мне не везло. Я приходила три пятницы подряд в 7:45, 7:30 и даже к 7:00, но талонов на меня не хватало. В то время было много работы, поэтому поход в больницу я отложила. В этом вопросе у меня принципиальное отношение. Я всю жизнь работала на полис, я что, не имею право на бесплатное ФГДС?

Весной 2015 года я пошла в отпуск и решила, что на этот раз точно попаду к гастроэнтерологу. Мне всё-таки удалось взять талон, и я сделала ФГДС в поликлинике. Молодой врач, который проводил обследование, сказал, что мне нужно срочно лечиться у гастроэнтеролога. Я кивнула. Он сказал: «Вы не поняли. У вас два варианта: либо вы пишите отказ от госпитализации, идёте домой собираете сумку и вызываете скорую, или я сам прямо сейчас вызываю скорую, и вас увозят в больницу». Мне это показалось чем-то забавным, поулыбалась даже внутренне, — я ничего не боялась. Пришла домой и вызвала скорую.

Когда меня привезли в больницу, то я поняла, что всё серьёзно. Медсёстры сказали, что должны доставить меня в палату на каталке. Вокруг бегали врачи. По сравнению с поликлиникой такое отношение меня просто поразило. Ни разу я не почувствовала себя ненужной. А в поликлинике по месту жительства придешь и понимаешь, что ты здесь лишний.

Врач спросил, были ли у меня кровотечения в желудке. Я ответила, что не знаю. Он сказал, что в желудке у меня хлопья, которые появляются после кровотечений. Врач скорой помощи поставила мне капельницу, поинтересовалась, как я себя чувствую. В тот момент у меня было нормальное самочувствие, так что её вопросы меня удивили.

Я пролежала два дня в палате интенсивной терапии, потом меня перевели в общую. Ставили капельницы. Вводили катетеры через нос в желудок, чтобы отследить, есть ли кровотечения. Ни о каком диагнозе речи не шло, никто ничего не говорил. Чувствовала я себя нормально. Ставили семь уколов в день, ну и ладно. Лежишь, кормят, поят – сплошной отдых.

В больницу меня положили в субботу, а в понедельник, во время обхода, ко мне подошел доктор, которому медсестра рассказала о моём состоянии и как бы между прочим упомянула о метастазах в печени. Я подумала: «Опа! Ослышалась? Или бывают еще какие-то метастазы, помимо онкологических?».

Думаю, врачи боялись моей реакции, поэтому ничего не говорили. После обхода я подошла к врачу и спросила, правда ли, что у меня онкология. На это она сказала, что надо сначала подождать результаты биопсии. После этого мне сразу стало всё понятно.

Меня выписали из больницы, и я снова пришла к молодому врачу на узи. У него были квадратные глаза, потому что ему уже сообщили о моём диагнозе, но он не знал, как мне об этом сказать. Он переживал даже больше, чем я. Не знаю, то ли дело в моем характере, то ли все эмоции у меня ушли на задний план, но я понимала всё. После этого я взяла направление к онкологу.

На тот момент я жила вместе с сыном. В городе у нас мало родственников. По линии отца их много, но с ними мы давно порвали отношения, а по линии матери все живут в Подмосковье. Когда я узнала о своём диагнозе, в первую очередь начала думать о сыне, о том, что он останется один. Сын знал, что мне должны прийти результаты биопсии, и мне надо было что-то ему сказать. Я собралась с духом и всё рассказала. Он уехал на работу, начал изучать тему онкологии, посмотрел мою разновидность рака. Когда приехал, то сказал: «Мама, я прочитал про твою разновидность рака и понял, что ты отхватила себе самый крутой». Я ответила, что тоже это поняла.

В Омске есть врач-невролог — Грико Ирина Аркадьевна. Она старше меня, сейчас ей уже больше 70 лет. Удивительный человек. В 35 лет я у неё лечила радикулит. Чаще всего, неврологи лечат таблетками, а она посоветовала иглоукалывание и поставила мне блокаду. Доктор с большой буквы. Когда в 18 лет заболел сын, я тоже привела его к ней. Тогда она записала ему свой телефон, чтобы когда ему будет плохо, он мог ей позвонить. Для нас она стала буквально семейным доктором. Самую большую поддержку оказала мне именно она.

Мне неудобно было её беспокоить, а сын позвонил. Ирина Аркадьевна сказала, что поставленный мне диагноз ещё ничего не значит, и отвела меня на МСКТ. Мы съездили, диагноз подтвердился, но теперь его расписали подробнее. С этими результатами я приехала в больницу, а они были неутешительными. Мне поставили четвёртую стадию рака. Были метастазы в печени, поражены несколько лимфоузлов.

Консилиум назначили на следующий день, где присутствовали два онколога, хирург и химиотерапевт. Последняя сказала, что может мне предложить химиотерапию. «Вы согласны?», — спросила она. Конечно, я сказала, что согласна. Речи об операции не было.

Химиотерапевт сказала, что может предложить мне два варианта: стандартную химиотерапию или зарубежную. Как я поняла, что у больницы с какой-то страной был заключен договор. Согласилась на второй вариант. К сожалению, до сих пор не знаю, какая страна обеспечивала мне лечение. Каким-то чудом я попала в эту программу. Не знаю, чтобы бы было, если бы я пошла по стандартной.

Первое время меня угнетало, что все врачи молчат. Что-то пишут, ничего не объясняют, а я сижу в прострации. Хотела спросить о чём-нибудь, но не знала, о чём. Так началось моё лечение.

Врач сказал, что результаты моих анализов отправят в Новосибирск. Если мой вид рака будет поддаваться этим препаратам, тогда меня возьмут на лечение, если не будет — извините. До этого времени сказали начинать стандартное лечение.

Первый раз я пришла на стандартную химиотерапию в дневной стационар. Приходишь рано утром, ложишься на кушетку, ставят капельницу. После этого едешь обратно домой. После каждого курса нужно сдавать анализы и приходить на приём к химиотерапевту.

У меня ещё не закончились две недели отдыха после первого курса, когда мне позвонил химиотерапевт и сказал, что пришли результаты анализов из Новосибирска: моя онкология поддавалась лечению. Это хорошая практика, когда врач даёт свой номер телефона. Я могла ему в любой момент позвонить, потому что проблемы во время лечения бывают разные.

Когда я спросила его, сколько курсов химиотерапии мне нужно, он сказал: «А я откуда знаю?». Вот такой товарищ. Он вообще неразговорчивый. Я видела разных докторов в больнице. Кто-то приходил к пациентам и разговаривал с ними, но не мой.

Как-то я его спросила: «К вам на прием можно?». Он ответил: «Я в поликлинике не работаю». Я даже не знала, какой у него кабинет, потому что он меня принимал в трёх разных кабинетах и даже в фойе. Приходил, приносил мне направления на анализы и называл номер кабинета.

Химиотерапия началась в августе и до апреля продолжалась каждые три недели. Как я себя чувствовала? Текли слёзы, сопли, кожа сыпалась, появлялись трещины на стопах. Руки дрожали. После отмены химии я не могла ничего писать, — руки ходили ходуном.

Но это ещё не самое страшное. Хуже всего, что было трудно ходить. После первого-второго курса я ещё ходила в магазин, после третьего ограничилась тем, что по утрам варила кашу на завтрак. После четвертого поняла, что уже не могу мыть посуду. Как только начинала мыть тарелку, накатывала жуткая тахикардия. Просто стоять было невозможно. Чтобы сварить кашу, я двигала табуретку к газовой плите, выдвигала ящик и ложилась на стол, но всё-таки варила! Вот такое состояние было до окончания курса химиотерапии.

Я живу на пятом этаже. После пятого курса я поднималась до второго этажа, а дальше идти не могла, — такая была слабость. Когда первый раз поднималась так с сыном, сказала ему: «Толя, я дальше идти не могу, поднимись и принеси мне табуретку». Он говорит: «Давай я тебя на руках отнесу». Но на руках надо было тоже себя как-то держать, а я не могла. Сидела на ступеньках минут 20, а потом опять поднималась. Перед Новым годом перестала вставать, — всё время лежала. Поднималась только для того, чтобы пойти в больницу. Дома доходила только до туалета и обратно. За мной ухаживал сын. Готовил, кормил, убирал, — всё делал.

Мне звонили подруги и знакомые, предлагали: «Галя, давай мы к тебе придем, сварим борщ, уберёмся». Я отказывалась, говорила, что всё хорошо. Дома было не убрано, меня это очень смущало. Коллеги все время со мной созванивались, на 8 марта и День рождения присылали подарки, — цветы и конфеты. Как-то раз даже прислали премию. Когда узнали о моей ситуации, сказали, что даже и не думают меня увольнять. Я была долгое время на больничном.

Мои друзья и знакомые знали о моём диагнозе. На работу хочешь — не хочешь, а сообщить придётся. У меня несколько знакомых умерло от онкологии, но я узнавала об этом только на похоронах. Мне было больно от того, что человек мне ничего не сказал. Моя подруга-сотрудница мне ничего не сказала. Она долгое время болела, собиралась прийти в гости, а на следующий день мне позвонили и сказали, что она умерла. У неё была опухоль головного мозга.

Спустя несколько лет главный конструктор умер с тем же диагнозом. Люди умирают. За последнее время в моём доме от онкологии умер сосед, брат моей подруги, тренер моего сына. Я решила, что мне надо моих друзей и знакомых подготовить. Когда я пришла в стационар, узнала о диагнозе, почитала в интернете, то прикинула, что три месяца — максимум, сколько мне осталось.

Химиотерапевт ничего не рассказывал. После одного из курсов, я ему сказала, что чувствую себя бодрее и спросила, уменьшил ли он дозу препаратов. На что он мне ответил, что дозу препарата он рассчитывает каждый раз по-новому. Медсестра потом мне это подтвердила. Как по краю пропасти. Если доза больше — я могу умереть, меньше — опухоль не вылечишь.

В апреле врач сказал, что заменяет мне химиотерапию на поддерживающую. «Мне страшно. Вы меня переведёте на другой препарат, а метастазы вернутся», — говорю врачу. А он: «Вы хотите, чтобы я вас до смерти залечил?» Спустя неделю после этого я уже начала вставать. Сначала только до кухни доходила, а через две недели вышла на улицу. Организм воспрял.

Через два месяца химиотерапевт сказал: «В вашем состоянии операцию мы не делаем, но можем попробовать. Я буду выходить на заведующего хирургическим отделением, попробую его уговорить, но мне для этого нужно, как минимум, ваше согласие». Конечно, я согласилась.

Спустя неделю он мне позвонил и сказал, чтобы я готовилась к операции. В скором времени меня прооперировали. После этого я прошла ещё шесть курсов химиотерапии, но по факту она была поддерживающей.

Мне отрезали две трети желудка. Удалили часть между двенадцатиперстной кишкой и желудком. Сейчас в желудке ничего не задерживается. Утром поем, а после начинает тошнить и возникает слабость. Состояние похоже на предобморочное, хочется лечь. Сонливость наливается. Тахикардия. Иногда может дойти до рвоты. Правда, через 1,5 часа всё это проходит. После обеда — ужина такого нет. Сейчас у меня первая группа инвалидности. Приходится соблюдать диету.

Что бы я посоветовала людям, которые столкнулись с онкологией:

Самое главное, что поняла, — своё здоровье надо держать на контроле. Не из-за онкологии, а вообще. Всегда. Дай бог, чтобы болезнь снова не вернулась. Второй раз такое я уже не выдержу. Желаю всем здоровья и держать в душе добро.

Читайте также:

Невероятная жизнь Лилии Кох: омичка, победившая рак, о писательстве, психологии и красоте