Мы в саду расходящихся тропинок. Пять классических книг, которые стоит прочесть

Далеко не все книги можно и нужно причислять к определённому жанру. Конечно, в «Преступлении и наказании» есть убийство и расследование – но это никак не детектив. «Война и мир» – не исторический роман (нам настойчиво объясняли это ещё в школе), а «Мастера и Маргариту» нельзя сводить к заурядной мистике. Это просто классика – неформатные и нешаблонные тексты, которые числятся в условной сокровищнице мировой культуры и в любой момент могут быть оттуда извлечены для перечитывания. Благо классика не стареет (ну, почти).

Очередной набор рекомендаций для продвинутого читателя касается именно этой части мировой литературы, без преувеличения самой главной. Для начала можно взять первую половину XX века – эпоху не слишком экзотичную, но достаточно отдалённую, чтобы уверенно отделять агнцев от козлищ, а искусство от литературного ремесла. В первую очередь на ум приходят всё тот же роман Булгакова, пресловутый «1984», «Великий Гэтсби» (но этот, пожалуй, исключительно благодаря Ди Каприо). Что ещё можно почитать нетленного из тех времён?

Навскидку – пять вариантов.

1. Владимир Набоков. «Машенька»

Написанная на английском «Лолита» вышла спустя целых три десятка лет. А начиналась литературная биография Набокова с тощенького романа, написанного по-русски и опубликованного в 1926 году под псевдонимом В. Сирин. В нём уже есть всё то, за что мы вправе считать вот этого Владимира Владимировича самым выдающимся деятелем русской культуры XX века: уникальный стиль, способность эффектно описывать самые тонкие оттенки чувств, трогать до слёз, вызывать любовь и ярость.

Главный герой, живущий в Берлине русский эмигрант, с вожделением вспоминает возлюбленную из своей юности, но в последний момент отказывается от подарка судьбы – возможности снова её увидеть. Конечно, многие критики увидели в Машеньке образ России, в которую не суждено было вернуться Набокову и миллионам его соотечественников. Конечно, это слишком простая трактовка, но что-то в ней всё же есть.

Кстати, в единственной русскоязычной экранизации романа Машеньку играла совсем юная и хрупкая Анастасия Заворотнюк. «Моя прекрасная няня» появилась в её жизни уже потом.

2. Эрнест Хемингуэй. Рассказы

Ещё один непревзойдённый мастер стиля работал, если сравнивать его с Набоковым, «от противного». Хемингуэй, казалось, не описывал вообще ничего, но создавал у читателя ощущение, что тот обо всём догадывается. Это «принцип айсберга», предполагающий, что в тексте не показаны никакие взаимосвязи: на полотно нанесены только основные точки, и читатель проложит путь между ними сам.

Это очень тонкая работа и её результаты впечатляют. Лучше всего «принцип айсберга» воплощён не во всемирно известных романах «Прощай, оружие» и «По ком звонит колокол» (здесь эпическое начало нарушает чистоту эксперимента), а в коротких рассказах, которые в любом собрании сочинений Хемингуэя составляют увесистый том. История о подростке, рыбачащем на берегу лесной реки, или о девушке, которой понравился один парень, или о супругах, которые поездом едут домой и везут с собой канарейку в клетке, займут читателя на десять минут каждая. А запомнятся, вопреки своей внешней простоте, на всю жизнь. Да, бывает и такое – мы ведь говорим о настоящей литературе.

3. Евгений Замятин. «Мы»

Русская антиутопия появилась на свет раньше «1984» и «Дивного нового мира». Конечно, вышла книга Замятина не в советской России (нет пророка в своём отечестве, а в таких случаях особенно) и искала своего читателя почти весь XX век. К счастью, нашла. К несчастью, не утратила актуальность. Но искусство к одним идеям не сводится: «Мы» – это в первую очередь образец «подвижной», энергичной прозы, которая вообще-то для русской литературы не характерна. Это будто бы киносценарий, который из-за своей яркости делает фильм ненужным.

Главный герой – гениальный математик с номером вместо имени, который встречает женщину и перестаёт верить в силу и чистоту Единого Государства на Земле. Даже по этому описанию понятно, что роман Замятина очень повлиял на Оруэлла. Читать и перечитывать его нужно и сейчас, но имейте в виду: эта книга разобьёт вам сердце.

4. Томас Манн. «Иосиф и его братья»

Минувшее столетие не меньше, чем все остальные, подходило для создания могучего и неспешного эпоса. Это с блеском доказал младший из братьев Манн, нашедший благодатный материал в ветхозаветной Книге Бытия. Библейский рассказ об Иакове и его сыновьях похож скорее на репортаж, а Манн создал роскошное и цветистое повествование, насыщенное деталями и колоритом. Сватовство Иакова к Рахили, обман Лавана, поединок с ангелом, история с женой Потифара, толкование снов в тюрьме – все эти и многие другие хрестоматийные истории переосмыслены в романе и переведены на язык современной культуры. После Манна Библия уже не может быть прежней.

На освоение шедевра, конечно, понадобится немало времени: «Иосиф и его братья» сопоставимы по объёму с «Войной и миром». Но романное течение увлекает читателя с самых первых страниц, так что особые усилия тут вряд ли понадобятся.

5. Хорхе Луис Борхес. «Вымышленные истории»

Замыкает пятёрку сборник рассказов от писателя, известного как слепой библиотекарь из Буэнос-Айреса. Борхес – один из авторов латиноамериканского «литературного чуда», самый странный из трёх корифеев аргентинской словесности (двое других – Хулио Кортасар и Адольфо Биой Касарес). Его рассказы – это мистификации, в которых рассуждения на философские темы прячутся либо за беллетристическим сюжетом, либо за наукообразными описаниями заведомо неправдоподобных вещей.

Из «Вымышленных историй» можно узнать, например, что получится, если решить написать заново роман «Дон Кихот». Или сколько в мире может быть книг и в какой их части может содержаться хоть немного осмысленный текст (цифры, кстати, максимально точные). Впрочем, главное здесь – сама возможность оказаться в саду расходящихся тропинок и осмотреться. Слепой библиотекарь лучше всех знал толк в таких вещах.

Автор: Николай Дубровский