Мария Матвеева | Текстовая версия подкаста «Трамплина» «Знай наших!»

---

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с Марией Матвеевой.

---

– Здравствуйте. Это «Медиа Трамплин» с подкастом «Знай наших!». Сегодня у нас звезда – Мария Матвеева.

– Добрый день.

 

 – Я сейчас перечислю ваши регалии, и потом мы будем говорить подробнее. Оперная певица, победитель премии Russian World Music Awards, сценарист и режиссёр своих клипов, ведущая авторской программы «Тайны голоса» на радио «ШОК» (Санкт-Петербург), омичка по рождению.

Я, Мария, знаете, что хотела сказать: вы живёте в Италии, работаете в Италии – большую часть времени – и обычно вас представляют как итальянскую оперную певицу. Даже знаю, что вам это не нравится.

– Как сказать. Я, конечно, себя позиционирую, наверное, если в Омске, то хочется сказать, что я омская певица, потому что, когда говорят «итальянская оперная певица», я чувствую себя каким-то пришлым человеком, как будто я не отсюда.

 

– Я даже где-то видела, когда готовилась – «итальянская певица с омскими корнями».

– Очень странная формулировка. 

 

– Да, очень странная. 

– И она как-то ложится, действительно, очень странно. 

 

– То есть вы себя всё-таки ощущаете... 

– Я себя ощущаю сибирячкой на сто процентов, это правда. Человек мира, как это сейчас принято говорить, потому что помимо того, что я прожила очень много лет в Италии, и моя семья сейчас в Италии... 

 

– А сколько? 

– С 2004 года. 

 

– Почти 20 лет. 

– Из этих почти 20 лет, конечно же, я работала и в Америке – очень много времени там провела по работе, и во Франции. Был целый год проживания в Дубае – в Арабских Эмиратах, там были концерты. Был год проживания в городе Лас-Пальмос – в Истании – у меня был контракт с филармонией этого города. Это были разные страны... 

 

– Кочевник. 

– Кочевница, к сожалению, да. И Север, о котором мы вот только сегодня говорили. Ханты-Мансийск. 

 

– Было время, когда вас представляли «певица из Югры». 

– Из Югры, да. И даже сейчас бывает, что так представляют. И многие спрашивают: «Так вы откуда – из Италии, из Омска или из Югры?» 

 

– Так вы откуда, Мария?

– Я из Сибири прежде всего, но, конечно, мой родной город – Омск. Это мой родной город. 

 

– Тогда давайте попробуем начать от истоков.

– Давайте.

 

– Вы оперная певица, но, насколько я знаю, вы говорили о том, что опера не была у вас целью.

 – Не была, это правда. 

 

– Как так получилось? 

– Получилось так, что – да, начинаем с начала – музыкальная школа по классу фортепиано, затем физико-математическая школа, поскольку семья очень непростая – учёные, профессора. 

 

– Удивительный разброс. 

– Очень. Бабушка астроном; папа математик, учёный; мама – иностранные языки. И там дальше тоже есть и медицина, и юристы. Вообще семья с интересными корнями, которые уходят в сторону правительства Колчака, то есть тоже не случайна вот эта Сибирь. Конечно, музыка всегда приветствовалась, все у нас музыкальные, бабушка всегда пела, но никто не рассматривал никогда музыкальную профессию серьёзно, как самоцель. Всегда казалось, что это дополнительное развитие – для культуры. Интеллигентная семья, девочка играет на фортепиано, знает музыку. Но в какой-то момент я действительно определилась, потому что были предпосылки, была «Утренняя звезда», много различных конкурсов. «Утренняя звезда» – это был определённый переворот в 15-летнем возрасте, тогда я пела, как я помню, песню группы «Чикаго», это был джаз. И вообще я видела себя в Америке, возможно, даже где-то представляла Нью-Йорк, Нью-Йоркская академия. 

 

– Ну, джаз – конечно. 

– Я записала несколько композиций, отправила их туда. И – на удивление всем – пришло приглашение на моё имя. 

 

– Это были 90-е? 

– Да, где-то, возможно, 1995–1996 годы, вот это время. Мама не отпустила в Америку. Естественно, был выбор, что делать: нужно было получать какое-то среднее специальное образование, во всяком случае вот так как-то планировалось. Из среднего специального образования у нас в городе было культпросветучилище и Шебалинка. Я сделала выбор в пользу Шебалинки, потому что мне они казались очень серьёзными, какими-то благородными.

 

 – А «кулёк», в общем, да... Ещё и в Амурском посёлке. 

– Я ничего плохого не хочу сказать, там тоже музыканты были прекрасные. Я просто в резонанс не вошла с этим заведением. А училище Шебалина – для меня это был абсолютно новый мир, хотя я уже была музыкантом и за спиной уже были и классический хор, и группа «Хорошее настроение» в студии ДК Нефтяников, мы везде выступали с омскими звёздами, было очень много концертов. В общем, училище Шебалина, вокальное отделение. Естественно, это классическое направление. Я разучила два романса, сама себе аккомпанировала – и всё, мне сказали, что у меня, оказывается, природно поставленный оперный голос. Для меня это было как гром среди ясного неба, я даже не представляла, что это такое вообще, как это. 

 

– А оперу не слушали?

– Я, конечно же, очень много классической музыки слушала, я разную музыку слушала, потому что папа – битломан, начнём с этого. Boney M., The Beatles, Аманда Лир, Abba, вся итальянская палитра тех лет. И «Мама Мария», которой в результате я стала... Такая судьбоносная песня. Очень много было различной музыки – и джаз, и, конечно, классика. Но так, чтобы я конкретно слушала бы и была бы заточена на оперу, честно, – нет. Мне очень нравилась духовная музыка всегда. И когда я была в школе № 3 – у меня школа искусств № 3, ей большой привет, я была как-то и на встрече выпускников – дело в том, что там был очень хороший хор, куда я попала уже в последние годы своего обучения. У нас там была Людмила Николаевна Ефименко, её уже нет в живых, она была потрясающий хормейстер – и очень много было духовной музыки, мне это очень нравилось: было ощущение, что душа поёт. Духовная музыка – не совсем опера, но мне это нравилось. Вот такие песни были, вот такая музыка была. А так, чтобы оперу слушать – честно, нет. Но я знала, кто такая Мария Каллас, и мне нравилась Мария Каллас. Так со временем она для меня и осталась певицей номер один, для меня эталоном является именно Мария Каллас. 

 

– Обучение на оперную певицу с трудом ли вам давалось?

– Нет. Наоборот, я всегда была в такой лидерской позиции, в первых рядах, но это было такое серьёзное обучение, и меня немножко задевало, если честно... Вы сейчас задали вопрос и пробудили такие вещи, о которых я никогда не говорила, – параллельно люди учились в различных вузах, например кто-то – математический факультет, очень много ребят было с автодора, я же училась в школе № 149, это физико-математическая школа. И очень многие мои одноклассники поступили в автодорожный институт, а там серьёзно всё – сопромат, все такие вещи солидные. Кто-то пошёл на юридический факультет. И как-то воспринималось... Ну, вокалист, чем вы там занимаетесь? Вот что-то было такое. Я понимаю, почему было такое восприятие. Потому что они это измеряли рамками... Шебалинка, наш Музыкальный театр – ну, что они там: вышли, спели. Наверное, не было представления вот этого полного пути. Когда я занялась оперой, я уже понимала – а я такой человек ответственный – что если я начала, то я уже не брошу на полпути. И я буду идти к самым истокам, а истоки у нас – опера зародилась в Италии. И я понимала... Я сейчас говорю, что я не хотела попасть в Италию, но где-то на подсознательном уровне я, наверное, понимала, что нужно всё равно попадать куда-то на серьёзный уровень. Я не хотела довольствоваться каким-то срединным путём. Наверное, это у меня было, да. 

 

– Родители ваши, поскольку вы уже говорили, что они не рассматривали профессию музыканта и певицы как основную и серьёзную, как они восприняли ваше решение? Когда приняли его?

– Папа сразу принял. Мама не сразу, хотя она сейчас скажет: «Я сразу приняла», но это не так. Она очень долго говорила: «Да что это, как это». У неё было очень много вопросов, она даже, может быть, изначально не совсем это понимала, возникали какие-то сомнения. И я иногда бывало – возвращаюсь и даже слышу, что про меня говорят, что вот как она дальше, что это вообще за путь, какие там перспективы. И когда меня пригласили в Италию, они жутко обрадовались, что вот оно, наконец-то что-то серьёзное происходит! 

 

– Гордятся дочерью?

– Конечно гордятся. Они гордятся, но они понимают, что это непростой путь. Они меня знают, я их дочь, они видят, через что я прохожу, и частенько я в жилетку плачу именно им, им больше всего и досталось. Пользуясь случаем, я им благодарность выражаю, потому что, если бы не их поддержка – моральная и материальная, то я даже не знаю, как бы мне было, наверное, очень тяжело. 

 

– Когда вы говорите о тяжести и трудностях, что вы имеете в виду: эмоциональные затраты, энергетические затраты, внешнее сопротивление, с которым вы сталкивались, внутреннее какое-то?

 – Вот вы всё и перечислили. Вот это всё и есть.

 

– Но что сильнее? Что сильнее, скажем так, выводит вас из состояния равновесия? 

– Наверное, какие-то физические преграды, когда ты идёшь и как будто перед тобой возникает стена – и ты не понимаешь, откуда она берётся, почему. Вроде, ты готов, ты же хочешь, а сложность... И ты вспоминаешь русскую народную сказку: перепрыгнешь через это – пройдёшь какое-то испытание. У меня какой-то путь испытаний. Правда. Бывает, что человек проходит то же – я сравниваю двух выпускниц – у одной раз – и всё легко складывается, там где-то пригласили, здесь где-то, а у меня всё время идёшь – и как на ровном пути, едешь-едешь на машине – и перекрыли дорогу, что-то такое вот.

 

– Смотрите, обычно для сильного человека характерно, что когда он проходит испытание, то становится ещё сильнее, раскрывается ещё как-то. У вас так? Или были в вашей жизни какие-то прошлые вещи, которые немного, скажем так, отбрасывали вас назад?

 – Конечно. Такие были, отбрасывали. Я не буду здесь кривить душой, были моменты – у меня был момент в жизни, когда я вообще сказала себе, что я от музыки отказываюсь. Было непросто, потому что – несмотря на то, что мы говорим Италия, прекрасная страна, опера, всё это великолепно, мода, музыка... 

 

– Красиво.

– Климат, всё это понятно.

 

 – Солнце, мандарины.

 – Но будем уже откровенны, всё равно это для меня чужой менталитет и чужая земля. Когда я стала мамой, когда родился мой сын Пьетро, он же Петя, и я была практически одна, надо мной нависли окончание консерватории, маленький ребёнок, проекты в театре... Вот это, наверное, был один из самых тяжёлых моментов. Помимо этого, мои коллеги воспринимали факт, что я стала мамой, особенно мои работодатели... 

 

– Как предательство профессии?

 – Это да. Казалось бы, зачем надо было сейчас рожать, когда впереди такие прекрасные проекты. Это было. И это было такое нелёгкое испытание, но оно уже пройдено.

 

– Вернёмся снова назад. В 2000 году, когда вы ещё были в Омске, вы выпустили свой первый альбом «Время роз». Это был ваш первый экспериментальный музыкальный проект, там соединялись электронная музыка и оперный вокал. В общем этот альбом стал тоже своеобразным «ковриком».

 – Абсолютно. Но тогда я об этом не думала, мне казалось, что, к сожалению, я его сделала и подумала: вот оно из мня идёт... Причём это было всё подпольно, потому что Раиса Карповна Чебаненко (привет ей большой), она как раз была моим педагогом, она очень строго, ревниво относилась ко всем моим экспериментальным течениям – электронная музыка, не дай бог, поп-музыка, какие-то другие вещи – вокальные. Но тут надо сказать, что у меня такая особенность голоса, что мне это никак не вредит, я могу в разных жанрах вокально воспроизводить.

 

 – Это природный дар?

– Я думаю, что это природное, потому что я общаюсь с огромным количеством очень именитых оперных мастеров и певцов, и для них это крайне сложно. Даже мой последний маэстро Уильям Маттеуцци, это мировая величина в оперной музыке, он слушал мои записи и сказал: «У тебя уникальная вокальная природа, потому что, например, даже я так не могу. Ты делаешь народный звук и тут же перестраиваешься на оперный». Какая-то вокальная уникальность существует.

 

 – Если я правильно понимаю, вы можете петь оперу, вы можете петь фолк, вы можете петь джаз. 

– Да. Всё, что попросят, я могу перестроить.

 

– Можете сейчас нам показать? 

– Показать что?

 

 – Может быть, фрагмент оперы и в противовес народное что-то. Или джаз. Здесь на ваше усмотрение.

– Интересно. Давайте оперное. Допустим, можно сделать фрагмент – так вот с корабля на бал – фрагмент из оперы Пуччини «Джанни Скикки», ария Лауретты.

Достаточно? Это без распевки.

 

– У меня мурашки.

– Допустим, что можно исполнить...

 

– Джаз, может быть.

– Джаз. Забыла сразу все слова.

 

– Народное?

– Вот, допустим, я пела «Калину с малинушкой...» в «Сибирских историях».

 

– Всё можете! 

– Это сейчас, конечно, сыровато без распевки.

 

 – У вас есть замечательный проект «Сибирские истории», написанный в стиле Electro World Music. 

– Да.

 

– И каждая из композиций связана с определённым местом, историей этого места. Сколько их сейчас?

 – На сегодняшний момент – пять композиций, три ремикса – потому что каждый ремикс не просто «умца-умца-умца-ца», а там есть определённый смысл. И один ремикс даже имеет отдельный клип, и там вообще абсолютно новый подход. Я его собирала из того же видеоматериала, были исходники те же самые, которые были использованы в клипе «На границе миров», но я их переформатировала и собрала вообще абсолютно по-другому. И у меня там техногенная проблема: старый мир встречается с новым, противопоставление нового времени, старого времени, вот эта мудрость, которую символизирует бог Велес, который идёт сквозь миры. Там вообще разные клипы получились.

И уже практически готова шестая композиция, она будет называться «Весенняя мелодия». На сегодняшний момент она отличается от всех композиций и является своего рода – для меня – даже апофеозом каким-то, очень светлое произведение, ближе к классике, скажем так, какой-то электронный кроссовер, если можно так выразиться.

 

– А где обычный человек – омичи, например, – может посмотреть эти истории?

– Можно посмотреть, во-первых, у меня на канале YouTube (Мария Матвеева), во-вторых, моя музыка есть на цифровых платформах, таких как Apple Music, Spotify, я сейчас забыла имена других, по-моему, на SoundCloud это всё есть.

 

– В принципе, если набрать в поиске «Мария Матвеева», можно найти? 

– Да, конечно.

 

– У меня в связи с этим проектом есть несколько к вам вопросов. Вопрос первый: почему вы решили этим заняться? Вам тесно стало в рамках оперной певицы? 

– Мне всегда было тесно в рамках.

 

– В любых рамках.

– Да. Если вы помните, мы говорили с вами про период Ханты-Мансийска, я же там совмещала, там в большей степени присутствовал джаз, я же была солисткой «Югра-джаз», и для меня это была такая отдушина! Как только заканчивались занятия, я бежала к Александру Александровичу и мы начинали что-то петь. Это было очень важно, очень много концертов. И было даже такое у нас выступление, я помню, в Москве на корабле, когда я днём пела концерт классической музыки, произведения Моцарта, а вечером была программа – Hello, Dolly!, Misty, Autumn Leaves – вот эти стандарты джазовые. Совершенно другая программа. И ребята-москвичи, которые были на корабле из Хоровой академии, говорят: «Это удивительно, что ты с утра поёшь так, а вечером ты вообще перестраиваешься на другое, как будто вообще другой человек». Это даже другая энергетика. Это же не только голос меняется, это взаимодействие с публикой другое – когда джаз, это же и использование тела, это свинг, это импровизация, а классика всё-таки более статичная, там импровизация – если только в трактовке образа, а так она не очень приветствуется. И подходя к «Сибирским историям», это был своего рода такой крик души. Какие ингредиенты этого блюда? Ностальгия по родине. 

 

– Я только хотела сказать – ностальгия. 

– Жуткое желание рассказать, что я вообще из Сибири, потому что всё время знали: вот Москва, Петербург. Сибирь? Что такое Сибирь? Откуда? Чем она славится? Три медведя на льдине в чумах сидят? Непонятно. Даже моя итальянская свекровь, когда я уже вышла замуж, до сих пор удивлялась: «Как, у вас там что, университеты есть?» Мне казалось, это такое оскорбление – что значит «как это у вас там университеты есть?» Конечно, у нас есть университеты. И поэтому хотелось рассказать. Причём я уже понимала, что я расскажу о разных местах. А группа Deep Forest – была ещё отдельная мечта с ними работать, взаимодействовать.

 

 – Проект международный?

 – Да. И они как раз такие проводники не просто электронной музыки, а вот этого этнического направления. Это какое-то такое музыкальное путешествие, рассказ о разных мирах. Я, например, вообще люблю путешествовать.

 

 – Мы заметили.

 – Я немного сейчас путешествую, а раньше – очень много путешествовала. Допустим, те же Тибет, Индия, Африка, Болгария, вот эти все балканские напевы, это всё было у него. А Сибири нет. А как же мир Сибири? Мне казалось, что это нужно обязательно, и я ему ведь написала, сделала это предложение. 

 

– Сразу получили отклик? 

– По-моему, в течение десяти дней, двух недель он, наверное, думал, изучал – и потом пришёл ответ. И это был самый сложный момент вот этого ожидания. Ответит – не ответит. 

 

– Конечно. 

– Писать не буду, не буду казаться навязчивой, подожду. 

 

– А когда была готова первая история и её увидели и услышали, какой был отклик? Именно, скажем так, у западных слушателей. 

– Западные, мне кажется, даже быстрее приняли. Особенно хорошо проявили себя французы, потому что во Франции очень много этнических групп – и они это любят. Вообще это очень музыкально развитая страна. Всё что касается электроники – они номер один. Вообще в Европе сейчас очень много электроники, я просто очень увлекаюсь электронной музыкой, но вот именно в этнике – французы большие молодцы. Им это так понравилось! Они писали не просто «Вау, как круто, красиво», а они анализировали, они говорили: «Как интересно, какой тембр голоса у этой женщины» – про Марию Кузминичну Волдину. «А что это за язык?» То есть люди спрашивали. Очень проявилась также Латинская Америка. Мексика – они делали несколько интервью со мной. Потом проявился Лондон, меня это удивило. Кстати, итальянцы проявились позже всех. Вот Лондон, Германия и Италия – уже в конце: когда они уже увидели, что все другие уже, то примкнули. У итальянцев музыкальная история совершенно другая, они закрытая нация.

 

– Только что хотела сказать: они в себе закрыты.

 – Они в себе закрыты по еде, по всему. У них ревностные отношения с французами, они же всё время: у кого лучше вино... Итальянец скажет: «Конечно же у нас». Француз скажет: «Конечно же у нас». Они всё время так. По футболу видно, когда они сталкиваются, там дух соперничества очень высокий. В общем-то да, Европа проявилась. Из России, я помню, когда вышла только первая история, сразу – Ханты-Мансийск. Как только вышел клип, по-моему, на второй или на третий день.

 

– Красивый. Я посмотрела клип с Волдиной.

 – Они были поражены знаете чем? Мария Кузьминична, с которой вы тоже знакомы, до этого выходила с какими-то местными шаманскими обрядами, бубен, всё это было в основном а капелла – либо у них там семейный ансамбль. Но так, чтобы Мария Кузьминична и Deep Forest, и ещё и опера, вот это всё...

 

– Потрясающий микс.

 – Они очень удивились.

 

– Сейчас, наверное, будет сложнее вам с этим, учитывая обстановку, отношение.

 – Я как раз думала об этом, не буду кривить душой, что всему своё время. У меня бабушка всё время говорила: «Всё хорошо делать вовремя». Человек перегорел, уже чего-то там не хочет. Мне кажется, что я вовремя успела. Вот эта последняя... Может быть, она и не будет последней, потому что у меня есть ещё планы на этот проект. Я хочу поставить, возможно, театрально-концертную версию, раскрыть с разных сторон эти истории, потому что они очень многогранные. Последняя песня практически готова – и самое интересное, что мы начали работу над ней в 2020 году. Все пять композиций существуют в русскоязычной версии и четыре композиции существуют в английской – кроме «На границе миров», потому что не ложился английский текст. А последняя композиция, которая должна будет выйти, там будет русская версия – и итальянская. Там впервые появится итальянский язык – вообще в этом проекте. Это будет интересно. Я доведу до конца это дело, не в моих правилах бросать начатые проекты. Конечно, ситуация сейчас непростая, мягко говоря. 

 

– Паузу сделаете?

 – Я уже сделала, надо возвращаться. Пауза уже была, сейчас нужно уже... 

 

– Мы надеемся, что как-то всё наладится. У меня такой вопрос, обывательский, скажем, интерес – когда вы приехали в Италию, как восприняли русскую женщину?

 – Когда я приехала в Италию, разные люди по-разному воспринимали. То есть мне, конечно, повезло, что я попала в артистическую среду – музыканты, художники, Венеция. Я приехала в Венецию целенаправленно, я была заточена только на то, чтобы учиться. Быстро выучить язык задача была, потому что в консерватории всё образование было на итальянском. Первые три месяца голова просто кипела. 

 

– Невероятно.

– Я ложилась спать, и было ощущение, что я слышу голоса, у меня всё это проигрывалось. И меня восприняли как очень крутого профессионала, даже больше, чем в России! Это было очень приятно, меня это окрыляло. У меня был строгий педагог, ну, как строгий – он был очень приветливый, приятный, профессионал своего дела, но он был такой строгий. И хвалил он редко: хвалил обычно так – сделал дело, а потом похвалит. Когда я училась в консерватории и меня выбирали на какие-то проекты, на оперы, он кому-то звонил, чтобы узнать, как там Матвеева спела, а режиссёр ему отвечал: «Она профессионал своего дела». Больше ничего и не надо было говорить – то есть «она работала профессионально», хотя я ещё училась в консерватории, молоденькая. Я говорю: «Есть какие-то претензии, может быть?», а он: «Сказали, ты профессионал своего дела, всё, продолжай в том же роде».

 

 – Язык за сколько вы выучили? 

– Быстро. Но у меня вообще к языкам способности явно.

 

 – Всё-таки то, что дома было...

– Да. Во-первых, мама – это иностранные языки с детства.

 

 – А какие языки?

 – У мамы – кафедра немецкого языка и второй английский. Конечно же, с детства мы говорили на немецком языке, я его знала. 

 

– А сколько языков вы сейчас знаете? 

– Русский, итальянский, английский, немного испанский и немного немецкий. На этих языках – русский и итальянский у меня в совершенстве, английский хороший, но на других языках поприветствовать, объясниться я тоже смогу, не потеряюсь. 

 

– Ваш сын – ему сейчас четырнадцать, у него тоже всё прекрасно и с языком, и с голосом? 

– Мне даже кажется, что он меня переплюнет с языками, потому что у него феноменальный английский язык. Помимо того, что он билингв, как это по-русски называется, два языка при рождении, у него шикарный беглый английский язык и он окончил первый класс в Испании. Хотя он говорит «мама, я забыл», но недавно приехали друзья из Испании – и я видела, что он всё-таки его вспомнил. И сейчас он хочет изучать французский язык, вдруг как-то проявился с французским. Не знаю, посмотрим.

 

– И вы не хотите, чтобы ваш сын, у которого прекрасный голос, стал певцом?

 – У него прекрасный голос, я знала, что он мальчик музыкальный. Во-первых, он, находясь в утробе матери, до 8 месяца – он был в этом, ему повезло. Я даже помню концерт – это был 6 месяц беременности, наверное, потому что живот уже такой был...

 

 – Не мешала беременность? 

– Я пела. Я пела до предела, все были удивлены. Но на 8 месяце я уже прекратила, потому что он уже был очень большой, тяжёлый, диафрагма уже не срабатывала. Но до последнего пела. Я помню этот концерт, по-моему, 6 месяц, уже было всё видно, а я была худенькая такая. И вот мы вышли, что-то исполнили – по-моему, французская музыка, Массне я пела, что-то из оперы «Кармен» – арию Микаэлы. Такие серьёзные произведения. Пианист вышел и сказал: «Давайте похлопаем не только Марии, а её будущему сыну Пьетро». Уже знали, что будет Пьетро, и весь зал похлопал. Я помню, говорю ему: «Ты знаешь, что ты выступал, ещё будучи во мне». 

 

– Вот и первая семейная легенда.

– Да. Дуэт у нас уже такой был. Он музыкальный, у него идеальный абсолютный слух, недавно он пел вот эту «Тро-ло-ло», и я была поражена, потому что у голоса уже мутация прошла рано, у него басо-баритональный – непонятно пока, то ли бас, то ли баритон – либо это баритон с элементами баса, тут надо посмотреть, но, во всяком случае, поёт хорошо, но я ему сказала: «Занимайся математикой, занимайся физикой, конструируй корабли, какие хочешь, а петь будешь со мной параллельно». Такой совет от мамы. 

 

– Интересно. Вот ещё одно направление, которого мы пока никак не касались, это «вокал коуч». Казалось бы, в принципе логично, что вы будете и преподавать, это как правило. Если бы не одно «но»: у вас авторская методика и вы синтезируете традиции итальянской техники бельканто и элементы древних восточных практик.

– Абсолютно правильно.

 

 – Расскажите, как это.

 – Вообще были какие-то такие звоночки, что я буду преподавать. Но я правда не стремилась к преподаванию, хотя в детстве любимой игрой была учитель в школе. Я усаживала: мишка такой, мишка такой, журнал был. Естественно, мама же в школе преподавала, были школьные журналы, это всё заполняла. Я уже в третьем или в четвёртом поколении педагог, у нас педагогическая семья, и я знакома с этим всем, что называется, в этом варилась. У меня уже это в ДНК прописано, но я не стремилась. Первые звоночки были, когда я училась в консерватории в Венеции. Мои коллеги, например, позанимались – и им что-то не совсем было понятно, а мне очень легко давались вот эти пассажи на высоких нотах, я пела их спокойно. Ко мне подходит один из моих сокурсников и говорит: «Слушай, так легко поёшь. Ты можешь объяснить своими словами, как ты это делаешь? Просто, по-дружески». Я начинаю с ним заниматься, и у него начинает получаться. Один подошёл, второй... Это был просто такой эксперимент на уровне сокурсников, и они мне сказали: «У тебя талант, тебе нужно преподавать вокал, ты хорошо объясняешь, хорошо чувствуешь людей». Но мне казалось, что это вообще посягательство на какую-то мою карьерную территорию – я же для сцены хочу! Мне казалось, что вот сейчас я ся-я-яду... Потом мне сказали, когда я оканчивала консерваторию: «Возвращайтесь сюда в качестве педагога». Я сказала: «Нет, спасибо». Тогда мне казалось, что это не нужно, я пойду на сцену. Но время шло, и...

 

– Созрели.

 – Как я пришла. Во-первых, созрела. Всему своё время опять. А во-вторых, я занималась параллельно вот этими дыхательными техниками, и меня этот эзотерический мир – не знаю, правильным ли будет это слово или нет, не все его позитивно воспринимают – скажем так: духовные трансформационные древние практики всегда привлекали моё внимание. Я всегда к этому тяготела, всегда такие книги были у меня на столе. Я обожаю Александру Давид-Неэль, это мистик, бывшая оперная певица, француженка, первая женщина, ступившая в страну снегов на Тибет. Рериха я обожаю, Блаватскую читала, всё это очень нравится. И, конечно же, занималась йогой. И когда началась пандемия в Италии, а вы наверняка слышали, что в Италии это было очень серьёзно.

 

 – Да, конечно.

 – И вот тут-то всё и сложилось в эту мозаику, потому что ко мне стали коллеги серьёзные обращаться – практически мы и не встречались, мы все общались онлайн, потому что все были закрыты по домам. И я стала с ними заниматься не столько даже вокально, сколько именно по дыханию, потому что люди пострадали, их лёгочная ткань, поражения лёгочной ткани, они не могли восстановиться. Да, их выписывали из больницы, но они не понимали, как вернуть лёгочной ткани эту механику, как нужно правильно тренироваться, потому что то, что они использовали при вокале, было недостаточным. И тут у меня было поле такое: я с одним позанимаюсь, с другим, потом я это всё соединила, объединила эти элементы – и получился этот курс. И каждый раз я записываю эти знания, я люблю писать. Например, я наблюдаю, что-то происходит, у меня занятие с кем-то, и я понимаю, что вот здесь такой-то энергетический поток совпадает с с такой позицией в бельканто, и я это раз – и соединила. Потом я начинаю это исследовать, потом начинаю смотреть квантовую физику. У меня очень много всего, если я начну вам рассказывать...

 

– Но мы давайте немножко скажем, что мы на самом деле планируем с Марией. Мы планируем с Марией записать серию уроков, которые будут полезны обычным людям. 

– Да. Для дыхания прежде всего.

–

Для дыхания в первую очередь. Поэтому следите на «Трамплине», это будет бомба.

– Да, это будет, обязательно смотрите. У меня уже есть два-три выпуска на моём канале, которые называются «Тайны голоса», если мы об этом говорим. Я уже эту тему начала продвигать где-то полтора года назад на «Радио ШОК», это Санкт-Петербург, у меня есть ВКонтакте где-то 45–50 выпусков на эту тему: феномен времени, тибетские поющие чаши, кастраты, различные уникальные певцы, уникальные голоса, чакры и голос. Есть те, кому интересна эта тема, но конкретно именно методику показать – допустим, дыхание, что мы делаем; люди, которые расположены к астматическим каким-то приступам, это ведь связано ещё и с психологией, с психосоматикой. И в век-то мы живём такой не просто трансформационный... 

 

– Стрессы. 

– Он, во-первых, перегружен информационно, и, конечно же, это стресс. Люди загоняют себя, возникает проблема сердцебиения, нарушения сердечного ритма, который непосредственно связан как раз с дыханием.

 

– То есть такой целительный вокал. 

– Да, потому что голос – это такая субстанция, которая непосредственно связана с нашим внутренним миром, даже если человек не певец, даже если человек просто говорит. Как он говорит? Есть же люди, которые просто не принимают звучания своего голоса, есть люди, которые боятся проявить свой голос, им страшно говорить громко, я с такими людьми работаю.

 

– Но это психология.

– Да, это всё идёт, естественно, из детства.

 

– В Омске вы этим занимаетесь, даёте уроки? 

– Сейчас у меня много учеников, они потоком идут ко мне. Я проводила мастер-класс в Музыкальном театре, я проводила мастер-класс для артистов омских театров, я занимаюсь индивидуально с различными людьми – и вокалистами, и не вокалистами. Есть люди, которые просто приходят, и в результате раскрываются какие-то новые грани личности. Бывает, что приходят с голосом, а потом оказывается, что человек идёт книгу писать. У меня такие были случаи. 

 

– Да вы что. С Омском у вас такая связь. 

– Связь очень прочная, есть такая пуповина моя. 

 

– Не перерезать её. Мария, я благодарю вас за то, что вы были у нас, и надеюсь, что мы поможем омичам узнать, что есть такой замечательный человек – Мария Матвеева, и это имя нужно запомнить. Странно, что до сих пор оно не очень хорошо известно было. Такого уровня, такой величины человек – наш земляк, надо знать.

 – Спасибо большое. Мне было очень приятно. Действительно рада знакомству. Оставайтесь с нами, смотрите подкаст про тайны голоса, который скоро выйдет, правильно?

 

 – Да.

 – Сделаем такой анонс.

 

 – Обязательно. Смотрите и учитесь, и, надеюсь, что прикосновение к музыке и к вашему голосу сделает жизнь человека чуть веселее. 

– Я очень надеюсь. Спасибо вам большое, желаю всем света и добра, узнавайте свой голос, принимайте свой голос, звучите, обращайтесь ко мне, приходите на консультации, на мастер-классы. И до новых встреч.

 

 – Спасибо.

---

Беседовала Елена Мельниченко