В Омском литературном музее им. Ф.М. Достоевского открылась выставка «210 на троих», посвящённая 70-летию писателей Виктора Вайнермана, Алексея Декельбаума и Сергея Денисенко. 19 декабря прошёл творческий вечер авторов.

Подобный формат наши герои уже опробовали 20 лет назад, организовав юбилей «150 на троих». И вот два десятилетия спустя они собрались вновь, чтобы окунуться в воспоминания, пообщаться в неформальной обстановке в кругу читателей.

---

---

 

Вечер прошёл в формате живого диалога, разбавленного песнями, стихами, шутками, историями из жизни, блиц-конкурсами со зрителями. Сотрудники музея заранее собрали вопросы от читателей, в итоге программа получилась насыщенной, не совсем типичной для литературных вечеров. По крайней мере, молодёжи было явно не скучно. Что, собственно, неудивительно, ведь каждый из авторов – неординарная личность, со своими особенностями творчества.

Писатель Виктор Вайнерман известен как исследователь сибирского периода жизни Ф.М. Достоевского. Помимо книг о жизни и творчестве Достоевского и публикаций о сибирских писателях, стал автором сборников художественной прозы, вышедших не только в омских, но и московских издательствах. Как признаётся Виктор Соломонович, в молодости мечтал о журналистике, окончил филфак Уральского университета, вместе с супругой-омичкой переехал в наш город, ставший родным. Сначала работал в краеведческом музее, много писал, публиковался в омских газетах, потом появились статьи в сборниках, книги.

«Я долгое время занимался наукой, – рассказывает Виктор Вайнерман. – Когда стал писать статьи в газеты, меня всё время критиковали за научный язык. В один момент я понял, что научный язык мне мешает, что нужно рассказывать истории, и даже статьи, основанные на архивных изысканиях, нужно писать простым человеческим языком. В моей первой книге “Достоевский и Омск” и книге “Поручаю себя Вашей доброй памяти (Достоевский и Сибирь)”, которая вышла в 2014 году и была три раза переиздана, – собраны самые увлекательные истории, которые написаны именно таким языком».

Книга «Поручаю себя…» получила премию губернатора Омской области. Наряду с изданиями о Достоевском Виктор Вайнерман занялся художественным творчеством. Кстати, редактором первой книги художественной прозы «Зеркала» был Сергей Денисенко и было это в том памятном 2004 году, когда прошёл вечер «150 на троих». В 2011 году вышла книга «По дороге на Зурбаган» в редакции Алексея Декельбаума.

Сергея Денисенко знают в Омске как поэта, театрального критика, журналиста, бессменного председателя жюри омских фестивалей «Театральная Весна» и «Театральные встречи», ежегодного конкурса театров Омска «Лучшая театральная работа». Он также стал основателем журнала «Омская муза», который выходит по сей день.

«Я не из породы мечтателей, – говорит Сергей Денисенко. – Я не мечтал, меня просто всегда звали. В детстве позвали в театральный кружок, дальше в моей жизни сыграл большую роль Олег Кошевой – в 15 лет я сыграл его в театральном кружке. В зале сидел муж Любови Ермолаевой Юрий Шушковский, который позвал меня на телевидение, где я провёл года четыре. Потом меня позвала Любовь Ермолаева в театр. Потом была армия, потом рабфак Омского университета. Дальше Нина Никандровна Бревнова назначила меня зав. литературной частью Омского театра юного зрителя. Затем меня позвали в газету “Вечерний Омск”, потом Владимир Васильевич Шалак пригласил на разговор о создании журнала об искусстве и культуре. Дальше радио и телевидение. Меня звали, и говорю об этом с гордостью: я делаю то, что умею делать».

Гости вечера, не так хорошо знакомые с Сергеем Павловичем, с удивлением узнали о его необычном хобби – он коллекционирует фигурки ангелов.

Кстати, любовь к театру – это то, что объединяет наших героев, таких непохожих друг на друга писателей. Виктор Вайнерман предстал в этот вечер в, казалось бы, необычном амплуа актёра, мастерски прочитав шотландскую балладу в переводе Самуила Маршака. Для многих зрителей актёрские способности и тот факт, что Виктор Соломонович участвовал в студенческом театре миниатюр, – стали открытием.

Алексей Декельбаум, как выяснилось, тоже был связан с мельпоменой – играл в театре «Романтик» легендарного омского режиссёра и педагога Ларисы Меерсон. Как признаётся Алексей Захарович, именно театр дал творческий импульс и заряд. Незадолго до ухода из театра он написал «Песню о ночном театре», которая на долгие годы стала гимном «Романтика». На вечере Алексей Декельбаум исполнил эту песню, как и некоторые другие из своего репертуара.

Автор юмористических книг и художественно-документальной повести «На палубе земного шара», киносценарист, бард, Алексей Декельбаум известен и как путешественник. В 2001 году участвовал в кругосветке на яхте «Сибирь», а в 2019–2020 годах в антарктической экспедиции от Амстердама до аргентинского Пуэрто Десеадо. Конечно же, зрители не могли не задать вопросов о самых непростых путешествиях и о том, как сатирика в творчестве победил романтик:

«В разные периоды жизни моё творчество разное, – отвечает Алексей Декельбаум. – Начинал я как Дон Кихот, полагая, что сатирическими рассказами можно изменить мир. Потом стал романтиком. Где-то прочитал такую фразу: “Самое лучшее, что может случиться с человеком, – это море”. Я не вполне согласен, но что-то в этом есть. Вспомню самый трудный горный поход по Алтаю, где мы сделали “колечко” в 110 километров через три ледника и три перевала. В антарктической экспедиции было нескучно, особенно за Канарскими островами, когда мы попали в штормовую полосу и лодка буквально ложилась на бок. Когда ты лежишь пристёгнутый к леерам и палуба визуально кажется вертикальной – это тонизирует».

Сегодня Алексей Декельбаум работает в основном над киносценариями для сериалов. Пишет и детские миниатюры, и сценарии для детективов, и юмористические скетчи. Работал в таких фильмах, как «Женская лига», «6 кадров», «Даешь молодёжь», «След». Сейчас заканчивает книгу путевых заметок.

Итак, объединяет героев вечера многое. Они и ровесники, и люди талантливые и увлечённые. В разные годы стали членами омского отделения Союза российских писателей.

«Мы люди одного поколения, есть вещи, которые нас объединяют Это интерес к жизни, людям, любовь к литературе, Омску – городу, в котором мы живём и благодаря которому мы стали такими, какие мы есть», – отметил Виктор Вайнерман.

Вечер получился интересным и динамичным. Зрители пообщались с писателями, послушали творчество и на мгновение перенеслись в эпоху их детства и молодости. Выставка в музее отражает творчество и биографии авторов. На ней представлены книги, фотографии разных лет и афиша вечера «150 на троих», с которого и начался 20 лет назад этот необычный формат юбилейного трио.

Автор: Мария Калинина

Фото: Александр Румянцев

Сергей Денисенко

Памяти Е.Н. Мироновой (Злотиной)

Я понял это поздно и не вдруг,

а лишь когда в дому закрылись ставни:

благодаря Елене Николавне,

был Омск чуть-чуть похож на Петербург.

 

Скажу иначе: ей благодаря, –   

на лике Омска проступали блики

эпох и лиц, прекрасных и великих…

И ощущали мы, что мы – не зря.

 

И город не казался – как изъян

на карте мира, звёздами богатой.

Вплывали в Омск воздушные фрегаты,

и нам махал рукою Капитан,

 

и сразу в Вечность день переходил,

и пред душою был открыт шлагбаум

в Михайловское, в Ораниенбаум…

И Пушкин нехрестоматийным был.

 

Неправда то, что «горе – не беда».

Беда! Беда, которая не канет.

К исходу век. Куда ж вы, могикане?..

Посмертный сборник… Тот, что навсегда.

 

Душа, запечатлев себя в стихах,

уходит из партера на галёрку.

И на душе – томительно и горько.

Как привкус «Беломора» на губах.

 

Но знаю, – если вдруг замкнётся круг,

себя спасу я мыслью стародавней:

благодаря Елене Николавне,

был Омск чуть-чуть похож на Петербург.

 

И брошу взор в кошмар грядущих дней,

построю планы, обозначу сроки…

А в сердце бьются злотинские строки:

«Но что мне делать с памятью моей?..»

Песня-баллада про дорогу

Ярко-красная заря

встрепенулась.

Вон дороженька моя

протянулась.

 

Вся знакома мне она,

как ладошка.

До извилинки видна

путь-дорожка.

 

На неё вступлю сейчас

как обычно...

Только что-то в этот раз

непривычно.

 

И не верю я глазам:

в тень одеты, –

возникают тут и там

силуэты.

 

«Что, – понять пытаюсь я, –

это значит?..»

Ярко-красная заря

стала ярче.

 

Вижу – это не дубы

вековые,

вижу – это не столбы

верстовые.

 

Я иду – и никуда

мне не деться.

На обочине – года,

это – Детство.

 

«Моё Детство, эй, привет,

ты вернулось?..»

Грустно Детство мне в ответ

улыбнулось.

 

Слёзы хлынули навзрыд,

вижу – рядом

моя Молодость стоит

с грустным взглядом.

 

«Здравствуй, Юность! – я шепчу. –

Ты вернулась?

Я к тебе уйти хочу,

моя Юность!..»

 

Только мало ль мне куда

захотелось!..

Вон уже стоят года –

моя Зрелость.

 

И прошу не меньше я

и не больше:

«Зрелость мудрая моя,

будь подольше!

 

Знаю: скоро – поворот,

там – усталость,

там меня с ухмылкой ждёт

моя Старость.

 

Дай мне, Зрелость, много лет –

так, как раньше, –

чтоб последний силуэт

был подальше!..»

 

Вот, наверное, и всё

в песне этой.

Это был всего лишь сон

предрассветный.

 

Сон, где красная заря

встрепенулась,

где дороженька моя

протянулась…

Стихотворение про город О

Город О. обхожу я

походкой усталого стражника,

Что угрюмо кружИт,

охраняя чугунную клеть.

Сонный замкнутый круг,

и его разорвать – точно так же, как

Серой Шейке с подбитым крылом

попытаться взлететь.

 

По ночам, когда в свете луны

фонари как распятия,

Слышен тихий, тягучий,

унылый, скрежещущий звук:

Всё смертельней смыкает

свои полукружья-объятия

Город О., странный город-зеро,

город-ноль, город-круг.

 

Это что-то творится неладное

с нашими душами,

Застилает сердца и глаза,

червоточит в судьбе.

А над городом О.

проплывают фрегаты воздушные,

Но никто их не видит,

все под ноги смотрят себе.

 

Город О.!.. Проходя сквозь твою

полнолунную мертвенность,

Знаю я, почему

так к тебе неизбывна любовь:

Сделай шаг лишь один, –

та любовь превращается в ненависть,

Но – по принципу круга! –

любовью становится вновь.

 

На плакатах – посулы,

где много и зрелищ, и хлЕба нам;

Автор лозунгов знай лишь –

макает в чернила перо;

Прочитаешь – и даже поверишь,

что будешь востребован

Этой жизнью, такой же нелепой,

как город-зеро.

 

От причин и до следствий

«цепочки» все узнаны-вызнаны,

Кроме самой последней,

в которой судьба – «от» и «до».

Но по клетке округлой, я знаю,

бродить мне пожизненно.

Приговор окончателен.

Подпись внизу:

«Город О.».

 

Алексей Декельбаум

 

Жёлтые квадраты

 

Только ночь едва отпустит

впавший в детство сонный город –

беспорядочным узором

вспыхнут жёлтые квадраты.

Город вздрогнет безыскусно,

сны припрячет воровато,

и спросонок взвоют грустно

пароходы на реке.

 

Пароходы паром ходят,

паровозы паром возят...

В том, что так слова сложились,

мы совсем не виноваты.

Да, и вот ещё что странно:

жил да был один художник -

говорят, что рисовал он

только жёлтые квадраты.

 

Ну а день – он будет добрым,

да, конечно будет добрым.

Прогрохочет по карнизам

и назад не возвратится.

И его отбросит город

смятой вырванной страницей,

где написано про то, что

был восход и был закат.

 

Был восход – и расчудесно!

Был закат – и слава Богу!

Ну а в том, что солнце скрылось,

мы совсем не виноваты...

Да, и вот что интересно:

где б ни выпала дорога –

всё равно в конце нам светят

окон жёлтые квадраты.

 

Ну а вечер – он как вечер,

будет тёплым и красивым.

Помнишь, будущей весною

мы бежали к ледоходу,

и нелётная погода

нас по городу носила,

и за то хоть ей спасибо,

что приснилась хорошо.

 

Хорошо, что Город прочен!

И коровы не летают!

Закружились листопадом

имена, слова и даты...

Или просто выйти ночью,

закурить, на мир уставясь,

посмотреть, как будут гаснуть

эти жёлтые квадраты.

 

Последний жёлтый лист

 

Вцепился в ветку за окном

последний жёлтый лист,

а ветер, схлёстнутый с дождем,

пронзителен и чист.

И дробь дождя, и ветра свист,

и где исход – Бог весть.

Вцепился в ветку жёлтый лист,

и в этом что-то есть...

 

И в этом – о! И в этом – да!..

И как ни назови,

но в этом, право, господа,

есть что-то от любви.

 

Покуда ж в этом что-то есть –

тогда и мы живем,

дерёмся за любовь и честь,

безумствуем и пьём.

Ах, эта формула проста —

всего «любовь и честь»,

но, согласитесь, господа,

ведь в этом что-то есть.

 

В безумных снах, в безумных днях,

в сияньи милых глаз,

в порывах, клятвах, в западнях,

расставленных для нас.

 

Но что на свете навсегда?

Ничто не навсегда.

Уже летит по проводам

нежданная беда.

Звонок, удар – и ты обвис,

трагично выгнув бровь,

вцепившись, словно этот лист,

в последнюю любовь.

 

В последний якорь – «ты да я»,

мечты и муки смесь,

и в то, что вертится Земля,

и в этом что-то есть.

 

Когда ж не станет ничерта

ни в этом и ни в том,

и ветка – ах! – затрепетав,

расстанется с листком,

тогда, ну что ж... тогда, ну что ж...

Тогда... А что тогда?

Тогда – лети судьбе под нож,

прощайте, господа!

 

Но, задыхаясь под волной

иль падая в цепи,

последний миг, последний свой

хоть взглядом зацепи.

Склонилось небо над тобой,

восток дожди несёт...

Да сердца стук... Да Боже мой –

ВЕДЬ В ЭТОМ БЫЛО ВСЁ!

 

В безумных снах, в безумных днях,

в сияньи милых глаз,

в порывах, клятвах, в западнях,

расставленных для нас.

 

В жестоких сценах, без прикрас,

в больных ночах без сна...

в сияньи милых, нежных глаз...

 

А дальше – тишина.