Юрий Виськин: «О том, чем жив чело

Все сюжеты взяты из жизни, персонажи – настоящие, колоритные. Так можно охарактеризовать творчество омского писателя Юрия Виськина. Как знать, может, в этом рассказе вы узнаете себя?

Продолжаем знакомить читателей с литературной жизнью Омска вместе с приглашенным редактором, писателем и поэтом Юрием Перминовым. Сегодня листаем страницы, написанные Юрием Виськиным, автором семи книг прозы, опытным журналистом. 

Иной раз читаешь: автор такой-то «ворвался в литературу». Будто речь идёт о набеге на продуктовую лавку, хотя бывает всякое. В любом случае, Юрий Виськин предпочитает кропотливую работу над словом, а его повести и рассказы – это художественная проза, основанная на собственном опыте, который, по Достоевскому, «куда богаче всех выдумок», на том, чем жив, чем живёт самый обычный человек. Поэтому и персонажи произведений Виськина – колоритные, настоящие. Сам он говорит: «Материалы даёт жизнь. Их не нужно надумывать. Они заявляют о себе, заставляют сопереживать, если, конечно, не быть слепым и глухим по отношению к происходящему вокруг. Но видеть и слышать дано далеко не всем, хотя большинство имеет прекрасное зрение и слух». Писатель не исключает, что на страницах его рассказов и повестей читающий их вдруг узнает себя, поскольку сюжеты – взяты из действительности. В его книгах читается время.

Виськин Юрий Петрович – родился в 1953 г. в селе Серафимовка Приморского края. С 1961 г. постоянно живёт в Омске. Окончил Омский политехнический институт и Высшие литературные курсы в Москве. Работал на промышленных предприятиях мастером, механиком, ведущим технологом, а затем – корреспондентом городских газет, заместителем главного редактора областной газеты. Автор семи книг прозы. Печатался в газетах, коллективных сборниках и альманахах Омска и Москвы, в журналах «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия», «Сибирские огни», «Простор», «Литературный Омск», «Бийский вестник», «Под часами», «Литературное Приднестровье» и в других периодических изданиях. Лауреат еженедельника «Литературная Россия», журнала «Молодая гвардия», премии Губернатора Омской области за заслуги в развитии культуры и искусства им. Л.Н. Мартынова, региональной литературной премии им. М.С. Шангина. Член Союза писателей России.

Калач в меду 

Рассказ

В её улыбке играет счастье. Оно искрится в её зелёных глазах, звучит в её тихом голосе, оно словно окутывает её серебристым и полупрозрачным, как свадебная фата, облаком, в котором пребываю и я, стоящий рядом, и поэтому оно пронизывает меня насквозь, становится и моим счастьем, и я греюсь в нём, я купаюсь и блаженствую в нем! И с удовольствием слушаю её.

 Мы стоим среди домов нашей Новосёловки, микрорайона столь немаленького, что в нём можно за несколько лет ни разу не встретиться со знакомым человеком, как случилось и у нас с ней: мы не виделись лет пять, а то и больше. Но она нисколько не изменилась, разве что помолодела и стала ещё улыбчивей, а свет, всегда исходивший от нее, стал ещё теплей и ярче. Она дородна, у ней округлое симпатичное лицо с прелестными конопушками на носу и щеках, а волосы светлые, с золотистым оттенком. Её платье в цветочках-васильках переливается на весеннем солнце светло-синей новизной. Она говорит, непрерывно улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, а я, слушая и что-нибудь изредка спрашивая, уношусь памятью в то время, когда мы работали на одном заводе, ежедневно виделись, и вот так же разговаривали.

 Нам было о чем поговорить, ведь мы по образованию коллеги, оба окончили авиационный техникум, правда, я на два года раньше, учился вместе с её мужем, на то время будущим. Он, как и я, странным образом познакомился с ней только после окончания, верней, после армии, я же не служил, сразу поступил в политехнический институт, и когда окончил его и отработал восемь лет конструктором, она устроилась на наш завод техничкой. И когда пришла к нам в отдел мыть пол, я сразу спросил, не училась ли она в авиационном техникуме: мол, «мне кажется, я вас там видел». Она сказала, что училась, тут-то мы и познакомились, а поскольку фамилия у ней оказалась той же, что и у моего однокашника Володи Осинникова, я спросил, не имеет ли она к нему отношения. И оказалось, что они уже десять лет как женаты, и у них трое сыновей, одному восемь, другому пять, а третьему три. Недавно она вышла из декретного отпуска и сразу уволилась со своего завода вентиляционного оборудования, где работала технологом, и устроилась на эту работу, самую, как она сказала, подходящую для неё сейчас, поскольку ей необходимо свободное время, чтобы заниматься детьми; она сама так решила, хоть муж и возражал (впрочем, не особо, у них вообще, по ее словам, никогда не бывает разногласий), и теперь с головой погружена в семейную жизнь, по своей профессии не скучает, и не потому что не приросла к ней, а просто обстоятельства не позволяют окончательно расстаться с ней: муж поступил на вечернее отделение того же политехнического института, и она постоянно помогает ему чертить, делать курсовые проекты и прочее. А потом, конечно, предстоит вместе с ним потрудиться и над дипломным проектом, иначе никак, ведь работа у него тяжеленная, загруз полный от и до: Володя – начальник бетонно-смесительного цеха железобетонного завода. А начинал механиком того же цеха, но эта работа было ничуть не легче, потому что все там старое, всё поминутно ломается. Он устроился туда ради жилья, и даже заключил договор, по которому через три года должен был получить квартиру – при условии, что потом отработает за неё ещё три года. Но столько ждать не пришлось: ушёл начальник цеха, не выдержал сумасшедшего ритма при постоянной «долбежке» сверху; и Володе предложили возглавить цех и пообещали, что если наладит работу, ему дадут квартиру в новом пятиэтажном доме, который будет сдан буквально через полгода. Он согласился, и очень скоро цех стал работать намного лучше. Осинникову дали четырёхкомнатную квартиру, но предупредили, что договор остается в силе, и три года за неё всё-таки придется отработать. А он и сам уже не хотел уходить, вошел во вкус работы хоть и нелегкой, но с которой хорошо справлялся, получая моральное удовлетворение и чувствуя себя, что называется, на своём месте.

 Вот такой расклад был у них, когда я видел её в последний раз пять с лишним лет назад. Теперь же в небытие ушла та работа, и того железо-бетонного завода больше нет: все стремительно перевернулось за «перестроечное» время, и Осинников успел лишь доработать договорной срок за квартиру, да плюс ещё поработал около года, и продолжал бы с успехом, тем более что и уходить уже было некуда: нагрянувшая безработица прибрала наш огромный промышленный город под своё гнетущее крыло, и после того, как железобетонный завод остановился, Володя влился в массу бедствующих на учёте биржи труда, и вместо зарплаты стал получать смешное пособие. Он хотел бросить затянувшуюся учёбу в институте (из-за работы приходилось брать академические отпуска), уже не видя в ней никакого смысла, и наверняка бросил бы, если б не жена. Марина (да, да, именно так её зовут) переубедила его, настойчиво говоря, что теперь-то ему как раз самое то учиться, поскольку всё равно заняться больше нечем, и это просто подарок судьбы для него, ведь он может полностью погрузиться в дело по душе и без всякой нервотрепки и физических перегрузок напитываться знаниями себе в удовольствие, а эти знания в будущем обязательно пригодятся.

 И он, воодушевленный, взялся за учёбу с новой силой, хоть и нелёгкой стала для них жизнь, дико не хватало деньжат, но они не падали духом, дружно и увлечённо осваивали вузовскую программу, и когда до защиты диплома оставалось всего ничего, ему позвонили с биржи и сказали, что есть вакансия, и нашлась она аккурат на железобетонном заводе, директор которого вопреки всем тяготам времени сумел найти выход и удержать предприятие на плаву, наладив связи со стройками Крайнего Севера, куда начал отправлять на баржах по Иртышу свои железобетонные плиты, но тут тяжело занемог его заместитель по производству, многоопытный специалист пенсионного возраста, и понадобилась срочная замена. Осинников пришёл к директору, довольно молодому для этой должности, и показал направление с биржи труда и документы. Директор посмотрел их и вернул, сказав недовольно:

 – У вас, я вижу, очень неплохой и вполне подходящий для меня производственный опыт, но мне, видите ли, на это место нужен дипломированный специалист с высшим образованием. А у вас только техникум.

 Володя воскликнул:

 – Так я буквально через месяц дипломируюсь!

 Директор сразу отправил его в отдел кадров на оформление, а через месяц, защитив диплом, Осинников уже руководил производственной частью завода, не сомневаюсь, с глубокой благодарностью жене за то, что убедила его не бросать институт.

 Дело он повёл мощно, и оно сразу пошло отлично, тут уж окончательно стало ясно, что он производственник от Бога. Директор потом говорил ему:

 – Что ж ты мне сразу-то не сказал, что вытащил гиблый цех, я про это недавно узнал от знакомых коллег!

 Он был очень доволен работой Володи, и стабильно повышал ему зарплату – в соответствии со стабильным и быстрым ростом доходов завода, так что зажили припеваючи, и Марине больше ни к чему было мыть пол у нас в отделе; Осинников попросил её уволиться и заниматься только детьми, помогать им в учёбе и в делах, которыми быстренько загрузились они с появлением для этого материальных, так сказать, возможностей: старший начал заниматься в секции восточных единоборств и в художественной школе, средний – в лицейском театре и в танцевальном классе, а младшего Марина стала водить во дворец культуры «Топаз», в группу развития «Капельки», где обучали пению, танцам, выразительному чтению и английскому языку. Она уходила от нас не без сожаления, успела привыкнуть, да и нашим работникам было жаль, что она увольняется: в общении с ней, говорили они, всегда весело. Ну, и никто до неё так хорошо не убирал у нас в отделе. А инженер по материалам Тамара Михайловна даже всплакнула, прощаясь с ней. Потом она говорила:

 – Ох, и счастливая же Маринка! А счастливому ничего не деется – живёт да греется. Счастливым быть – никому не досадить. Счастливый, что калач в меду: всё к нему пристаёт, и жизнь для него одна только сласть!

 Её спрашивали:

 – А почему в меду, а не в мёде?

 Она отвечала в рифму:

 – Так говорят в народе.

 И сейчас я, глядя на Марину и слушая её, заряжаюсь чудесным весёлым зарядом, хоть и не всё так уж отрадно и весело в том, что рассказывает она, есть и кое-что серьёзное, особенно случай с одной крановщицей железобетонного завода, на котором Володя Осинников работал за квартиру. После того, как они переехали в неё, Марина часто ездила в посёлок того завода – к Зинаиде, мастеру арматурного цеха, с которой подружилась, когда они с Володей и детьми жили в том же посёлке, в комнате общежития. У Зинаиды была квартира в двухэтажном поселковом доме, и она жила в ней с сыном-школьником (с пьющим мужем давно разошлась). Они дружили крепко, иногда и Зинаида в гости к ним приезжала. Осинников встречал её не менее приветливо, чем жена, он её уважал: она была толковым мастером. И вот как-то в выходной Марина приехала к Зинаиде, они хорошо посидели за накрытым столом, вволю обо всем поговорили, а потом Зинаида пошла провожать Марину до остановки автобуса, и когда они проходили мимо общежития, из него вышла та самая крановщица.

 Марина поздоровалась с ней и спросила:

 – А ты что, Надя, тоже в гости к кому-то приезжала?

 – Да нет, – ответила Надя. – Я теперь здесь живу.

 – Как живёшь? – удивилась Марина. – Тебе же квартиру дали.

 Надя стояла молча, опустив голову, и Зинаида ответила за неё:

 – Дали, а потом отняли. – И, кашлянув, с досадой поморщилась: – Вот ведь жизнь настала! – И спросила крановщицу: – Работу ещё не нашла? А, Надь?

 – Да какая там работа… – вяло махнула рукой Надя. – Нету её...

 И пошла в сторону магазина.

 – А что случилось-то у ней? – спросила Марина.

 И Зинаида, пока шли, рассказала, как после остановки завода Надя тоже встала на учет на бирже труда, и ей оформили пособие, но она не смогла исправно платить с этих грошей за свою крохотную однокомнатную квартирку в девятиэтажке, и где-то через полгода её за неуплату выселили; всю мебель свезли на какой-то специальный склад, а квартирку опечатали. И ей ничего не оставалось, кроме как вернуться в общежитие. Комендантша с риском для себя дала ей койку в комнате на четверых, без прописки.

 – И вот она теперь как бомж, – подвела итог Зинаида. – Я поговорила насчет неё со своим начальством, бесполезно. У нас нет ни одного свободного места. Удивляюсь, как ещё мне досталось. Получается, повезло! – засмеялась она горьким смехом. Зинаида работала теперь в расположенном поблизости железнодорожном депо, уже не мастером, а мойщицей выгонов. – Жалко Надюху, молодая же ещё, тридцать два только. И пойти ей не к кому, родных в городе никого…

 Когда Марина приехала домой, она сразу обо всем рассказала мужу.

 – Это незаконно! – возмутился Осинников. – Выселять её не имели права!

 – А у ней действительно никого родных в городе?

 – Конечно! Оставалась только бабка в той деревне, где Надя родилась, да и та померла. Помню, отпустил её на похороны, и когда она вернулась, говорит: там уже и деревни-то нет, доживают ещё двое стариков… Ну, как это так?! Надя Воробьёва у меня в цехе была одной из лучших! Никогда не подведёт, всегда отлично отработает, а если надо, и на вторую смену останется. Я её фото с доски почета никогда не снимал! И сам ходил к директору, когда подошла её очередь на квартиру, и добился, чтоб ей дали не с подселением, а отдельную… Никто не имел права её выселять! В том, что нет возможности вовремя платить за квартиру, не её вина! Они думают, раз она одинокая, за неё и заступиться некому. Ничего подобного! Я разберусь!

 И это были не пустые слова, он взялся разбираться на другой же день, подключил своего заводского юриста, и тот съездил и выяснил, что действительно Надю выселили из квартиры незаконно. Квартира, к счастью, была ещё не заселена. Юрист подготовил все необходимые документы для суда, и дело оставалось за Надей, но когда Осинников приехал на служебной машине в общежитие, там уже не было ни хорошо знакомой ему комендантши, ни Нади; а комнату, в которой она временно жила с троими такими же бывшими работницами, теперь занимала семья из трёх человек, они эту комнату каким-то непонятным образом купили. Володя не стал вникать в это, а сразу отправился по горячим следам на поиски Нади, расспрашивая всех подряд сначала в заводском поселке, потом в девятиэтажке, из которой её выселили, потом в тех местах, где она могла находиться, судя по тем сведениям о ней, которые он почерпнул из расспросов. На несколько дней он натурально превратился в частного детектива, и в конце концов нашёл Надю в Центральном районе города у немолодой и тоже одинокой женщины, работавшей вахтером в доме народного творчества. Она и приютила Надю, и та жила в её квартире и вместе с ней сидела на вахте. Потом был суд, в результате жильё Наде вернули, и Володя устроил её к себе на завод, сказав: «Поваришь пока арматуру – на точечной сварке. А скоро уйдёт на пенсию одна крановщица, и ты снова станешь работать по кровной специальности».

 – Я так рада за неё! – говорит Марина, все улыбаясь и глядя на меня своими лучистыми зелеными глазами. – Когда мне Володька сказал об этом, я его, представляешь, на руки подняла и по комнате пронесла, а он кричит: «Отпусти ты! Надорвёшься!» Но где уж мне надорваться-то, он же комплекции-то небольшой, ну, ты сам знаешь, худоватый и ростом меньше моего. Но мне это без разницы, я никогда ни о ком другом не думала! Мы же с ним знакомы со школы, с первого класса! Он ведь, ты знаешь…

 И она рассказывает, как внимателен к людям Осинников, как все его уважают, а я сразу вспоминаю, что и в техникуме он был таким же, к нему всегда можно было обратиться за помощью, если требовалась, и он всегда, чем мог, помогал, в том числе и как профорг. Однажды я потерял стипендию, полученную в тот день пачечку денег, которую небрежно сунул в боковой карман пиджака, где лежал носовой платок, и она, видимо, где-то выпала, когда я его доставал. Естественно, это меня не порадовало. И Осинников как бы между прочим поинтересовался, отчего у меня такой кислый вид. Я и рассказал. Он тут же достал из папки чистый лист бумаги и ручку и сказал: «Пиши заявление в профком на материальную помощь». Я написал, и вскоре он принёс и отдал мне сумму в размере стипендии. Вспоминая об этом сейчас, я чувствую ту же самую, давнюю свою благодарность ему! И продолжаю слушать его жену, по-хорошему завидуя им, хоть и нет для этого никаких оснований: с семьёй-то и у меня всё нормально. Но, увы, ненормально насчёт работы! Однако, в эти минуты у меня почему-то появляется предчувствие, что скоро всё наладится, и отпадёт необходимость вкалывать грузчиком на шинном заводе, и я вернусь наконец-то на инженерную работу. Настроение поднимается ещё больше, становится просто отличным, и ни о чём плохом думать не хочется, а хочется только вот так стоять в весеннем солнечном свете среди домов нашего микрорайона и слушать, слушать её…

 Но она, вдруг спохватившись, говорит:

 – А что это я всё о себе, да о себе! Ты-то как? Где работаешь?

 И я не очень охотно начинаю рассказывать о своих делах. Она слушает внимательно, и как только узнаёт о моей проблеме, достаёт из сумочки смартфон, звонит мужу и быстро всё ему выкладывает.

 А потом даёт смартфон мне. Я беру его, прижимаю к уху и слышу:

 – Саня, привет! Давай-ка немедленно дуй ко мне на завод! Такой инженер, как ты, нам нужен позарез! Начнёшь работать с завтрашнего дня! Я тебя жду!

 И, назвав адрес завода, отключает связь.

 Я возвращаю Марине смартфон. Она улыбается и кивает на остановку, к которой как раз подъезжает автобус. Я сердечно пожимаю ей руку и во весь дух бегу к нему.