«Будущий» Лев Толстой, застреленный в Загородной роще

Он мог бы стать сибирским Львом Толстым. Его талант разглядел сам Горький, а критики пророчили ему славу великого русского писателя. Но судьба распорядилась иначе. Осенней ночью 1918 года в Омской Загородной роще раздался выстрел, оборвавший не только жизнь, но и целую вселенную ненаписанных романов, повестей и этюдов о Сибири. Александр Новосёлов — казак, этнограф, революционер, певец старообрядческого Алтая и сибирских степей — был убит без суда и следствия в возрасте 34 лет. Его литературное наследие, некогда высоко оценённое современниками, сегодня известно лишь узкому кругу специалистов. 

Недавно в Омске прошёл фестиваль «Академия русской культуры», где представили перформанс «В Сибирь», основанный на путевых заметках Новосёлова. Голограмма писателя провела зрителей по миру омских чалдонов, бурятских семейских и алтайских старообрядцев, отражая его мысль о сибиряках как об особом этнографическом типе. Подробнее об этом мы рассказывали здесь: https://tramplin.media/news/9/7742 

Кто он — человек, чьи путевые заметки вдохновляют на творчество даже спустя век? Очерк о нём, как и о других незаслуженно забытых талантливых литераторах, чьи судьбы так или иначе были связаны с Омском, можно найти в уникальной книге Юрия Перминова «Имена, забытые Омском», изданный «Центром развития социально-предпринимательских инициатив» Святослава Капустина при участии медиа «Трамплин». Подробнее о нем можно почитать здесь: tramplin.media/news/9/6281 

Приобрести издание можно по адресу: Жукова, 21 (Точка кипения – Омск), телефон +7 904 078 7755.

Литературное наследие Александра Новосёлова и поныне знакомо очень немногим. В своё время пользовавшиеся заслуженным успехом, его повести и рассказы после трагической смерти автора длительное время не переиздавались. В 1957 г. в Алтайском книжном издательстве (Барнаул) вышел сборник «Беловодье: повести и рассказы», спустя три года он был переиздан в Алма-Ате, в 1981 г. – в Иркутске. Помнится, в начале 1990-х гг. в Омском книжном издательстве, ныне не существующем, обсуждали такую возможность, но заработали на полную катушку «рыночные механизмы», и благие планы сошли на нет. Да, имя Новосёлова вошло и в омские энциклопедии, произведениям писателя посвящены литературоведческие работы, но было бы неправдой сказать, что о его творчестве заговорили сегодня в той мере, какое оно заслуживает. В целом же, литература о жизни и творчестве писателя и об отдельных его изданиях составляет всего около 30 источников.

Александр Ефремович Новосёлов родился 5 (17) ноября 1884 г. в станице Железинской, близ Павлодара, в семье хорунжего Сибирского казачьего войска (СКВ) Ефрема Невесова (позже Александр взял псевдоним – Новосёлов) и совсем юной, 16-летней женщины, имя которой нам по сей день, к сожалению, неизвестно. В 11 лет, самостоятельно подготовившись, будущий писатель становится воспитанником Омского пансиона (интерната) Сибирского казачьего войска, который готовил для поступления в кадетский корпус казачьих детей из отдалённых станиц и посёлков. 13 сентября 1896 г. Александра зачислили в Сибирский кадетский корпус. Благодаря его богатейшей библиотеке, Александр знакомится с классикой, зачитывается трудами учёных-путешественников по истории, этнографии, географии.

А.Е. Новосёлов

Первые литературные опыты – стихотворения в прозе – Новосёлов начал писать совсем юным, они повествовали о «жизненной борьбе, о море пошлости, готовом захлестнуть каждого». Эти опыты не увидели света, потому что Александр, показав их самым близким людям, уничтожил. Постепенно литературные интересы берут верх, и вот он уже автор первого опубликованного рассказа – «Катька», явленного читателям газетой «Степной край» в 1903 г. Возможно, поэтому Новосёлов круто меняет свою судьбу и перед выпускными экзаменами, несмотря на блестящие успехи, в 1904 г. оставляет кадетский корпус и возвращается домой. В Железинской он много читает, охотится и готовится к сдаче экстерном экзаменов на звание учителя в Омской учительской гимназии. «Я часто получала его письма, написанные на обрывке бумаги карандашом и, казалось, ещё сохранившие запах сена, на котором лежал автор», – вспоминала вдова писателя. (Тарлыкова О. Он громко славил жизнь и торопился жить... // Нива. 2004. № 12. С. 129–130)

С Галиной Петровной Александр Новосёлов повенчался в ноябре 1905 г., незадолго до этого события сдав успешно экстерном экзамены за учительскую гимназию. Получив удостоверение, работал учителем в посёлках Надеждинский и Больше-Нарымский Акмолинской области, а в 1907–1917 гг. – воспитателем в Омском пансионе СКВ. Дослужился до коллежского асессора.

Супруги Александр Ефремович и Галина Петровна Новосёловы (пара слева) с родными сёстрами Александра Ефремовича

Увлёкшись этнографией, наш герой активно работает в Западно-Сибирском отделе Императорского Русского географического общества (ИРГО). Совершив ряд поездок по старообрядческим селениям Рудного Алтая, казачьим станицам, переселенческим посёлкам и казахским аулам Степного края с целью изучения быта и истории старообрядцев-поляков на Алтае, опубликовал ряд интересных этнографических исследований и очерков – «Иртышский казак», «Алтайские этюды», «Первые в деревне», «Степные картинки», «Дорожный кинемо» и т. д. Из путешествий по Алтаю, по воспоминаниям Георгия Вяткина, Новосёлов «возвращался в город с папками разных материалов: собирал и записывал песни, сказки, бытовые наблюдения. Ящики его письменного стола были всегда полны этнографическим и литературным сырьём».

По результатам исследовательской поездки на Алтай в ноябре 1912 г. Новосёлов прочитал доклад «У старообрядцев Алтая» перед членами Русского географического общества в Омске, который впоследствии был опубликован в «Известиях Западно-Сибирского отдела РГО». Последнее путешествие на «Окраину Великой окраины» – Алтай, в верховья Бухтармы, Новосёлов предпринял в 1914 г. Здесь он увидел «яркий пример скитничества» и изучал историю заселения русскими Бухтарминской долины, где наряду с беглецами – «бергалами, искавшими звериных уголков, за “Камень” шли и ревнители старины». Научно-этнографические исследования и очерки действительного члена Западно-Сибирского отдела Русского географического общества Новосёлова явились материалом для литературно-художественной обработки.

Омск. Казачья площадь со стороны Никольской улицы. 1895

Работа над темой старообрядчества проводилась писателем упорно и методично. Новосёлов несмотря на то, что не имел религиозных пристрастий, всё же подверг детальному изучению верования старообрядцев. Суровые заповеди поселенцев не могли не отразиться на их незатейливом быте. В «Отчёте о поездке на Алтай» он делится впечатлениями от путешествия. В Малоубинке, например, ему удалось побывать на богослужении федосеевцев: «Кажется, попал в катакомбы первых христиан. Шли века, развивалась жизнь, а тут каким-то волшебством всё осталось в полной неприкосновенности». Именно последняя поездка и вдохновила Новосёлова на написание одного из лучших его произведений – «Жабья жизнь» (1916), опубликованного в журнале «Летопись».

Видный исследователь литературного движения в Сибири Василий Трушкин писал, что произведениях Новосёлова есть что-то от художественной манеры и особенно настроений чеховских рассказов, а в связи с «Жабьей жизнью» упоминал о том, что «весь рассказ построен, как почти всегда у Новосёлова, на психологически точных и художественно ёмких деталях». Повести и рассказы Новоселова действительно по-чеховски лаконичны и ёмки, насыщены психологическими подробностями, связаны с современной автору жизнью, посвящены разным темам, в том числе старообрядчеству.

С 1909 по 1915 г. Александр Ефремович постоянно работал в газете «Омский вестник», журналах «Думы» (Омск), «Жизнь Алтая» (Барнаул). Очерки образуют обширные циклы: «Степные картинки», «Алтайские этюды», «Дорожный кинемо». Известны рассказы писателя: «Дурман», «Прекрасная Гуяльдзира», «Сто рублей», «Илья Кузьмичёв», «Санькин марал», «Исишкина мечта», «У архиерея» и др.

В конце 1909 г. Новосёлов сблизился с группой писателей – Артемием Ершовым, Антоном Сорокиным, Николаем Феоктистовым, Феоктистом Березовским, организовавших литературный кружок (просуществовал до 1916 г.). Последний из них вспоминал: «Однажды ко мне в квартиру вошёл один из партийных товарищей (тоже писатель-беллетрист) в сопровождении незнакомого лица. Товарищ назвал его фамилию: Новосёлов. Тогда эта фамилия ничего мне не говорила. Но внешность незнакомства невольно обращала на себя внимание: немного выше среднего роста, стройный, в тёмном изящном костюме, в белоснежной крахмальной сорочке; а движения медленные, несколько гловатые и лицо жителя сибирских просторов: сухое, чуть-чуть продолговатое с еле пробивающейся светло-русой растительностью; резко очерчены скулы и голубые глаза – напоминающие азиатскую кровь; широкий и открытый лоб, но тоже какой-то особо вырубленный – сибирский; широкий подбородок и тонкие губы; в глазах светится пытливый ум и еле сдерживаемый юмор, который в разговоре нет-нет да и прорвётся. Говорит медленно, но твёрдым и сочным баском, а тонкие губы со складкой настойчивости и упрямства часто кривятся в улыбку, которую он старательно сдерживает.

Не мог удержаться, спрашиваю:

 – Вы казак?

Александр Ефремович сдержанно смеётся:

 – Из этих самых… Железенский…» (Сибирские огни. 1922. № 1. С. 153)

Ничего не скажешь – портрет довольно живописный…

А.Е. Новосёлов, акмолинский областной комиссар Временного правительства. 1917. Фото из собрания В.А. Шулдякова

В этот период Новосёлов активно выступал в сибирских и столичных изданиях: рассказы «Лёгкая жизнь» (Омский вестник. 1910. № 19–21), «Экзамен» (Омский вестник. 1910. № 94, 137), «Подсидел» (Дума. 1910. № 11), «Смерть Атбая» (Сибирские вопросы. 1911. № 42–44) и др. В этих произведениях автор стремится показать в рамках отдельной судьбы «всю» жизнь, используя казахский и русский фольклор. Многие этюды Новосёлова представляют собой обработку записанных им казахских сказок – «Один и четверо» (Сибирские вопросы. 1910. № 7), «Лисица и волк» (Омский вестник. 1910. № 112) и др. А в 1911 г., после появления в печати его рассказа «На пасеке», об Александре Новосёлове стали говорить как о будущем сибирском Льве Толстом... А спустя десятилетия литературный критик Николай Яновский при анализе рассказа Новосёлова «Санькин марал» отметит: «Есть в нём что-то от Джека Лондона в изображении животных. Мы видим, как они растут, живут, чувствуют. Они очеловечены ровно настолько, чтобы мы этого не заметили и принимали все как безусловную правду о звере». (Яновский Н.Н. Голоса времени. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1971. С. 90).

Позднее рассказы и очерки составят книгу «Лицо моей Родины», которую Новосёлов не увидит напечатанной при жизни. В 1915 г. рукопись попала к Горькому, который надеялся выпустить её в издательстве «Парус», но после событий 1917 г. оно прекратило своё существование. К слову, Алексей Максимович сразу же приметил напечатанные в сибирских периодических изданиях первые очерки и рассказы Новосёлова, отечески поддерживал его, высоко оценив свежий и яркий поэтический голос молодого беллетриста, радуясь тому, что этот голос прозвучал именно из Сибири, которая, по существу, выпала «из поля зрения» большой русской литературы.

Подлинные масштабы дарование сибирского писателя обрело в повестях «Мирская» и «Беловодье». Повесть «Беловодье», над которой Новосёлов работал почти два года, была напечатана в журнале «Летопись» (1917). Сюжетную основу произведения составляют поиски мифического Беловодья, где «вдоволь… воды, вдоль чёрной земли, и леса, и зверя, и птицы, и злаков всяческих, и овощу», то есть земли обетованной, мечта о которой издревле жила в сознании крестьян-староверов, поселившихся на Алтае. Бытовая основа повести как бы соединяется с «идеальным» планом повествования – поисками «справедливой» земли. В христианских представлениях такое описание напоминает место вечного блаженства, обещанное праведникам в будущей жизни, иначе говоря – рай.

Повесть «Мирская» увидела свет уже после смерти автора. Впервые она была напечатана в № 11–12 барнаульского литературного журнала «Сибирский рассвет», издававшегося в 1919 г. Культурно-просветительным союзом Алтайского края. В повести рассказывается о судьбе «русской женщины из народа», в семнадцатилетнем возрасте добровольно ушедшей в раскольничий монастырь после гибели всей семьи, вырезанной бандитами…

Лучшие рассказы и повести Новосёлова, помимо своих несомненных художественных достоинств, интересны тем, что они ввели в русскую литературу новые темы, приоткрыли завесу над малознакомыми сторонами жизни и быта старообрядческого населения Сибири. Александр Ефремович активно выступал за право существования «сибирской литературы». В рецензии на один из местных литературных сборников он замечал: «Судьбы Сибири в некоторых отношениях принято сравнивать с судьбами Северной Америки. Это не без оснований. Но грубую ошибку допустит тот, кто станет утверждать, что и Сибирь, подобно Америке, не даст своего в области того или другого искусства. Слишком различны по духу интеллигентные янки, – если можно назвать интеллигентом в европейском смысле слова человека, возведшего в культ звон и блеск чарующего доллара, – и сибиряк-интеллигент – в конце концов, плоть от плоти и кость от кости интеллигента российского». (Цит. по: Яновский Н.Н. Александр Новоселов // Новосёлов А.Е. Беловодье. – Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1981. С. 427).

В 1917 г. Новосёлов редактировал «Известия Омского коалиционного комитета» и «Сибирские войсковые ведомости». Являясь деятельным сторонником сибирского областничества, после Февральской революции активно включился в политическую жизнь, вступил в партию социалистов-революционеров (ПСР). «Долго думал, куда идти, – объяснял Александр Ефремович Березовскому. – И решил: эсеры сейчас единственная партия, умеющая понять интересы Революционной России и отвечающая требованиям переживаемого момента… Кроме того, эта партия не замыкает человека в узкие догматические рамки и даёт каждому члену возможность выявления всех своих интеллектуальных способностей… Даёт человеку возможность всесторонее проявить своё многогранное “я”. А у вас – душно! Впрочем, вы ведь знаете: я и прежде был индивидуалистом и вашей программы никогда не разделял…»

В обращении к сибирским казака Александр Ефремович пишет: «…Старое разрушено, сломано и выброшено. Нет больше насквозь прогнившего здания с вывеской: “самодержавие”. Мы – под открытым небом. Мы опьянели от свободы, от свежих струй воздуха, от яркого солнца. После того, что мы пережили за истекшие столетия, опьяненье позволительно, но не должно быть одурманиванья. Народ-хозяин через лучших людей, через своих доверенных, составящих Всероссийское Учредительное Собрание вот-вот приступит к постройке нового, обширного, для всех просторного дома. Каждый гражданин земли русской нравственно обязан теперь же принять самое живое участие в подготовке великого дела». При этом Новосёлов отмечает: «Мы, казаки, стоим в особых условиях. Мы всегда были государством в государстве» (ГАНО. Ф.П-5. Оп. 2. Д. 1489. Л. 1). Поводом для обращения к сибирским казакам послужило распоряжение военного и морского министра Временного правительства А.И. Гучкова созвать в Омске Войсковой съезд без участия представителей казачьих частей с фронта. Александр Ефремович призвал казаков или поддержать решения Войскового съезда, высказавшегося за единое земство в Сибири, или принять решение о создании самостоятельного земства на казачьих территориях.

В сентябре 1917 г. Новосёлов назначается акмолинским областным комиссаром Временного правительства, а затем исполняющим обязанности комиссара всего Степного генерал-губернаторства. В период корниловского мятежа, как полагает омский историк Владимир Шулдяков, сыграл заметную роль в борьбе против сторонников генерала Л.Г. Корнилова в Омске, способствовал мирному исходу восстания омских юнкеров в самом начале ноября 1917 г. Принимал участие в чрезвычайном областном съезде в Томске (6–15 декабря 1917 г.) в качестве делегата от Омской городской думы и Акмолинского губкома ПСР (ГАТО. Ф. P-578. Оп. 1. Д. 1. Л. 90). На этом форуме Новосёлова избирают в состав Временного сибирского областного совета, который первоначально возглавил Григорий Потанин, а после его самоотставки – Пётр Дербер. После съезда Александр Ефремович в Омск не вернулся и полностью сосредоточился на работе в Совете с целью подготовки открытия Сибирской областной думы.

На нелегальной сессии Сибирской областной думы в конце января 1918 г. в Томске Новосёлова избирают министром внутренних дел Временного правительства автономной Сибири под руководством Дербера. Вскоре Александр Ефремович уехал в Киев для установления связи с Украинской радой, затем отправился на Дальний Восток, где Временное Сибирское правительство укрылось от преследования большевиков (в Манчжурии, в полосе отчуждения КВЖД). Побывал в Японии и Корее, занося свои впечатления в путевую книжку, выдержки из которой были опубликованы в красноярском журнале «Сибирские записки» (№ 4. 1918) уже после убийства писателя.

Обложка книги А.Е. Новосёлова «Беловодье» (Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1957) 

После свержения в Сибири советской власти Новосёлов был делегирован в Омск для установления контактов с Временным Сибирским правительством, обосновавшимся там. Несмотря на указания его руководителя – Вологодского – дожидаться встречи с ним в Нижнеудинске, наш герой проигнорировал его и вместе с бывшим редактором журнала «Сибирские записки» Владимиром Крутовским, вышедшим в отставку с поста заместителя председателя совета министров ВСП, и уехавшим было в Красноярск, в середине сентября 1918 г. прибыл в Омск. Как показал позднее Крутовский, «...его план был таков – повидаться с женой, с которой он не виделся 9 месяцев, выехать в Томск, сделать доклад о положении дел на Дальнем Востоке, а затем прекратить политическую деятельность и выехать в Новониколаевск для издания журнала» (Цит. по: Шиловский М.В. Новосёлов Александр Ефремович // История «белой» Сибири в лицах: Биогр. справ. – СПб.: Нестор, 1996. С. 36).

В последней декаде сентября 1918 г. Новосёлов оказался в эпицентре острого противостояния между Административным советом Временного Сибирского правительства и эсеровской Сибирской областной думой. Ночью 21 сентября Александр Ефремович, по приказу начальника Омского гарнизона и уполномоченного по охранению государственного порядка и общественного спокойствия полковника Волкова, вместе с Крутовским, исполнявшим обязанности премьера, министром туземных дел Шатиловым, председателем Временной Сибирской областной думы Якушевым, был арестован. (В № 76 от 27 сентября 1918 г. в газете «Воля Сибири», издаваемой Енисейским губернским комиссариатом, в неофициальной её части напечатана статья под заглавием «К событиям в Омске 20 сентября», подписанная инициалами В.К. В ней сообщалось, что Крутовского, Шатилова, Якушева, к которым «впоследствии присоединили и Новосёлова, обманом заманили в частный дом, объявили их арестованными».)

Крутовский и Шатилов под угрозой расстрела подали прошения об отставке с занимаемых должностей. Якушев подлежал высылке из Омска, но, перейдя на нелегальное положение, ещё какое-то время продолжал борьбу против Административного совета Сибирского Временного правительства… Что касается Новосёлова, то «Волков обвинил его в должностном преступлении: якобы в 1917 г., будучи акмолинским областным комиссаром Временного Всероссийского правительства, Новосёлов не оказал противодействия захвату Омска большевиками», и предложил передать его для возбуждения уголовного дела прокурору Омской судебной палаты (Шулдяков В.А. Гибель Сибирского казачьего войска. 1917–1920. М., 2004. Кн. 1. С. 217).

Ночью 23 сентября 1918 г. Александр Новосёлов был застрелен в Загородной роще (ныне – территория Учебно-научной лаборатории многолетних культур «Сад имени А.Д. Кизюрина») якобы при попытке в бегству…

При большом стечении народа Александра Ефремовича похоронили на Казачьем кладбище. Резонанс от убийства прокатился по всей Сибири. Находившийся в это время во Владивостоке Вологодский 1 октября 1918 г. записал в дневнике: «В 2 ч[аса] дня в Соборе отслужена панихида по А.Е. Новосёлову. Объявления об этой панихиде были напечатаны от моего и И.А. Лаврова имени. Была масса народа. Чувствовалась напряжённость» (Отечественная история. 2001. № 1. С. 138). Выдвигаются разные версии причин трагедии. Арест и расправу над эсеровскими деятелями осуществили офицеры Семенеченко, Мефодьев и Нарбут из «особого отряда» полковника Волкова.

Современный историк Шиловский считает, что наиболее близкую к действительности мотивацию их поведения дал генерал Будберг, дескать, эти офицеры считали главной своей задачей наведение порядка в стране, обуздание любыми способами взбунтовавшейся черни: они-де люто ненавидели большевиков, но не меньшую ненависть питали и к эсерам, называя их «вторыми врагами российской государственности». (Будберг А. Дневник белогвардейца. Новосибирск: Кн. изд-во, 1991. С. 239). Приказа о расстреле – не было. По некоторым сведениям, офицеры возили по городу Новосёлова, якобы заявившего о желании указать на «схроны» с оружием, раздражение с каждой минутой росло, ненависть «к эсеру» усиливалась, ну и случилось то, что случилось – это коварное злодейское убийство лишило сибирскую литературу одного из самых ярких и самобытных писателей в её истории…

Александр Ефремович был полон творческих замыслов. В его письменном столе остались лежать незавершёнными рукописи первых глав автобиографического романа «Чарусса», романа о судьбе сибирской интеллигенции под названием «Китеж – град невидимый». Со своей супругой писатель делился планами третьего задуманного романа, для которого уже также было название: «Сиреневые занавески». Буквально за месяц до смерти Новосёлов заносит в свой дневник: «Тоска налегает всё крепче и больнее. Дело, моё дело! Дни идут за днями, там усталые люди творят новую историю, а я самым бессовестным образом гоняю лодыря. Чем и как загладить этот пробел? Воловьей работой, когда приеду. Это одно утешение. Только бы здоровья и силы. Ещё можно потрудиться для родной Сибири и великого дела, ещё горит огонь желаний, борьбы и достижений. Ещё много будет ярких, ответственных моментов» (Новосёлов А.Е. Из дневника // Сибирские записки. 1918. № 4. С. 88–89). Но планам писателя не суждено было сбыться.

В расцвете творческих сил, в возрасте 34 лет, Александр Новосёлов не реализовал всего, что могло оказаться достойным его таланта. Но и немногое, созданное за короткую жизнь, оставило добрую память о писателе, чьи произведения отдельными изданиями в Омске по сей день не выходили… Несправедливо.

Текст: Юрий Перминов

Публикуется в сокращении