Виктор Тзапташвилли | Текстовая версия подкаста “Трамплина” «Знай наших!»

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с Виктором Тзапташвилли, заслуженным артистом России.

---

 

– Это «Трамплин» с подкастом «Знай наших!». Сегодня – Тзапташвилли Виктор Датикович, заслуженный артист России, главный балетмейстер ТЮЗа, педагог и легенда омской сцены. Невероятно приятно вас видеть здесь у нас. Здравствуйте.

– Здравствуйте. Спасибо.

 

– Начну с такого вопроса – не знаю, может быть, он вас рассердит. Сколько можно работать?

– Я даже не понимаю, как я могу без этого жить – так бы, наверное, ответил на этот вопрос. Сейчас такие хорошие в моей жизни происходят моменты. Вот 57 лет я служу на театре – 5 февраля исполнилось – и сейчас настолько интересно в театре, тот период, о котором много в моей жизни было, но вот сегодня наконец-то настал период, когда мне ах как интересно. И режиссёру своему, Насте Старцевой, Анастасии Сергеевне, говорю: «Настя, так хорошо, так приятно, прямо я ликую от того, что мне так комфортно и удивительно интересно. И моя мечта – умереть на твоих руках в репзале...». Вот так я хохмлю.

 

– Скажите, что именно сейчас есть, о чём вы всегда мечтали в театре? Что сейчас самое интересное и почему?

– Сейчас совпадает посыл постановочных работ – куда мы стучимся, кому – сейчас настолько плодотворный был сезон. Шестой спектакль мы выпускаем в конце месяца, и всё, куда мы это посылаем, имеет отклик. И у нас полные залы, и настолько радостно, что зритель уходит довольный, счастливый. И мы счастливы оттого, что всем хорошо – и команде, которая сейчас работает в театре, и есть репертуар, который для них придумывается и посылается.

 

– Вам больше нравятся на детскую аудиторию спектакли или для взрослых?

– Я всё люблю. Я всеяден. Я люблю всё, но я знаю, как трудно работать для самых маленьких. И мне так нравится для них что-нибудь придумывать, понимать их, чувствовать их. Но со взрослыми мне материал тоже очень интересен.

 

– Можете назвать ваши любимые работы? Спектакли?

– Не могу...

 

– Нет?

– Нет. Я всё люблю. Я абсолютно всё люблю и даже могу сказать о том, что много в моей жизни было режиссёров, и я никогда не халявил, всегда был открыт и был там, где нужен, где должен быть – что от меня требовалось. Этот хуже или лучше? Понимая, что все мы разные, я всегда был честен по отношению к режиссёру и к тому материалу, который берётся. Даже и в этом сезоне у меня 2 спектакля были, это не было со Старцевой, это был Серёжа Волков – «Волки и овцы» – и Лермонтов вот сейчас с Опариным, мы были на постановке в Ленинградской области, посмотрели его спектакль в том году ещё, это была вторая постановка в этот раз. Увидев его Достоевского, увидев зал тинейджеров, которые наряжены были, подготовлены к тому, куда они пришли, понимали, куда они пришли. И он там раскрученный, оказывается, режиссёр, это не была его первая постановка. Увидев спектакль, я Насте говорю: «Насть, это наш парень». Она: «Я уже с ним договорилась». И вот мы по приезде из «Тильзита» сейчас сразу же, через 4 дня, сделав с ним спектакль по Лермонтову, выпустили в конце месяца.

 

– Это интересно – обращение к классикам. Ещё почему подростки – младшая у меня сейчас в 9 классе учится, и она дважды подряд сходила на спектакль Омского ТЮЗа «Евгений Онегин». И она по-другому воспринимает. Есть уроки литературы, да, понятно, и всем известно, что на самом деле дети не очень любят уроки литературы и русскую классику в том числе. Но вот через театр, через образы, театральных персонажей – совсем по-другому заходит, как говорит молодёжь.

– Сегодня остаётся у нас 9 дней, мы выпускаем спектакль Островского, это будет «Островский. Игра в куклы» – это и «Бесприданница», и «Снегурочка», и «Гроза».

 

– «Гроза», конечно, тоже хотела сказать.

– Это будет таким языком, который привлечёт именно молодёжь. Мне очень нравится её – Настина – чуйка, её понимание театра и понимание, куда, кому.

 

– Запросов аудитории.

– Да, запросов аудитории. Мы разговариваем сегодня на таком понятном языке для них, и они нас понимают. А мне, 57 лет проработавшему, я просто ликую оттого, что нас понимают. Мне боженька подарил такого художника, режиссёра – Настю! Я же хотел уехать...

 

– Из города?

– Я продал квартиру.

 

– Когда это было?

– Это было вот буквально осенью, но больше года назад мы выставили квартиру на продажу, потому что все уже уехали в Москву, все в Москве.

 

– Родные ваши?

– Да, мои близкие. Дочери обе, внучка, внуки. И мы с женой только здесь. Поставив первый спектакль – «Щелкунчик» – с ней, я думал, что я, наверное, всё-таки... Ведь все уже там.

 

– Надо быть с семьёй.

– И вдруг Настя мне звонит в Москву и говорит – а был период новогодних каникул, «Щелкунчик» выпустив, я уехал, предупредил: вероятнее всего мы уедем – звонит Настя и говорит: «Виктор Датикович, мне бы хотелось с вами – в «Тильзите» как раз – сделать спектакль». Я говорю: «С тобой – на край света!». Мы съездили с ней в «Тильзит», поставили спектакль, потом другой, третий. Она набрала ребят, молодняк, привезла. Мы раньше времени вышли из отпуска – 29 августа, я прилетел сюда и началось: и Вампилов, и «Щука», и всё. Думаю – а квартира-то спросом пользуется? И мне звонят: всё, нашли.

 

– Нашли покупателя.

– Да, нашли покупателя. Бомж! Нет, мне есть где жить, но факт того, что я остался, – это только из-за Насти, вот честно.

 

– Но у вас вообще с Омском такие удивительные, я бы сказала, отношения. Когда-то давно вы приехали сюда на год поработать.

– Да, в 1976 году мы приехали на один год, отслужив в армии. А в армию попал я – четыре года делали отсрочку, потому что родился ребёнок, Ленка, первая, старшенькая. Директор меня отправил в армию, я служил в Москве, получил приглашение в Москве в театр Станиславского, в театр оперетты и мюзик-холл. А жена мне говорит: «Давай сделаем так. Я работала в Омске...». Я приехал из армии, доказал, что я пришёл в лучшей форме, потому что я работал завклубом. Сначала пищевозом, на объекты возил, а потом завклубом.

 

– В вашем распоряжении был балетный класс?

– Нет, там не было класса. Не было класса, но в казарме все уезжали на объекты, а я, за кровать держась, делал экзерсис. Приехал в лучшей форме. Мы съездили ещё на гастроли, осенью я пришёл – мы съездили по весне в Даугавпилс, в Керчь, были гастроли, и после этих гастролей мы уволились и приехали в Омск. Она говорит – Тамара, жена – «Я работала с Тулуповой» – а их два такого уровня: Ставский в Волгограде (куда нас тоже приглашали) и Тулупова – «Но у Тулуповой я работала, давай поедем на годик к Тулуповой, это супербалетмейстер!». Мы приехали сюда, думаю: ну, годик поработаем. Не только у меня такое было впечатление, когда приехал – как будто Чебукиани приехал в Америку! Меня никто не дублировал, звезда-звезда, и было очень интересно поработать с госпожой Тулуповой, это вообще, это легенда! Если бы не она... В своё время, работая в том театре, балетмейстер Хорст, царствие небесное, его тоже нет в живых... Начинала играть музыка нового спектакля, и я начинаю двигаться – понимаю, какая музыка звучит, и начинаю. Через зеркало я вижу, что ему нравится, но нет, он человек, который не мог допустить этого, он говорит: «Так, делаем так!» – и показывает своё. Я видел, что ему нравится! И когда я приехал сюда – она [В.Я. Тулупова] говорит: «Витюша, вы не могли бы, вот начинается спектакль, – пораньше прийти?». Она мне дала возможность всё то, что я хочу – воплощать в своих номерах, и я ей помогал очень. Я понимал, что она как бы уже повзрослела, возраст уже большой был. Она мне дала полную свободу, она меня «развязала», она мне помогла. Мне было всегда страшно, когда я работал ещё в том театре – снежок идёт, я иду потихонечку в театр и думаю: «Боже мой, когда-то ведь это всё закончится. Как страшно». Как клаустрофобия.

 

– Имеются в виду танцы?

– Танцы, это всё. Это же страшно, у меня сердце сжималось. И как хорошо, что она мне вот так вот помогла. Слава богу, что в моей жизни был вот этот опыт – что я приехал на год и остался на всю оставшуюся жизнь, вот уже до сих пор, 47 лет будет. И какое счастье, что уже заканчивая свой вояж на сцене, получаю приглашение вдруг... мы делали шоу какое-то фотомоделей на сцене ТЮЗа, это был 1992 год, апрель месяц, 31 год назад. И вдруг первое мая, второе... Первое мая – попраздновали, я не умею отдыхать, ну вот не люблю. Для меня отдых – это работа. Я, наверное, немножко ненормальный в этом смысле. И вот, думаю – да что же такое, хоть бы кто-нибудь меня позвал куда-нибудь на работу. Второго числа – звонок: «Я режиссёр театра “Сатирикон” Горбатый, я ставлю спектакль “Вор”, я видел ваше шоу 26 числа, и то, что вы делаете, мне импонирует, мне кажется, что я хочу вас пригласить на постановку спектакля. Когда вы можете прийти?». Я говорю: «Сейчас приду!».

 

– Мгновенно.

– Живу недалеко от театра, прихожу. Он меня встречает, мы идём с ним, он говорит – вот такая музыка, предлагает это, а там была великолепная актриса Люда Лавринович, такая пышная актриса, такая острохарактерного плана, чудная вообще актриса!

 

– Но не танцевала?

– Может быть, танцевала. Я её видел на сцене. Мы с маленькой Леной ходили, видели её на сцене. Я говорю: «Вот здесь Лавринович танцует!». Он: «Да нет, здесь не танцует Лавринович, здесь танцует вот кто». Говорю: «Хорошо, я понял». Идёт следующий кусок. Я говорю: «Здесь Лавринович танцует». Он: «Да нет, у меня Лавринович вообще не танцует». Я его уломал! Говорю: «Мне хочется. Мне хочется, я видел эту актрису, хочу, чтобы она танцевала». Он говорит: «Ну хорошо» – и уступает мне. 4-го я появился, и 26 числа мы играли премьеру спектакля, и Лавринович у меня так блистала, на спектакль невозможно было попасть. Началась моя эра – 31 год назад в этом театре. 

Сколько я ездил! Много постановок у меня было в других городах, со многими режиссёрами, но вот моя кровь течёт абсолютно в унисон с этим театром, моё сердце бьётся в унисон с этим театром, мои мозги и помыслы только здесь. Несмотря на то, что я работал и в «Пятом», в «Галёрке» очень много, кое-что в Драме, с Волковым спектакль, потом ещё одна программа... В Таре много ставил. Это я имею в виду Омск. Вот, настолько много я остался в Омске.

 

– Вы, я читала ваше интервью, часто говорите о том, что очень любите актёра.

– Я сразу же всех люблю, я каждому должен помочь, в каждом увидеть, углядеть и залезть в него полностью, цепко... Очень, может быть, к кому-то осторожно, но я вижу сразу же, сканирую – это бриллиант или нет. Для меня, вот по-честному, они все небезнадёжны. Абсолютно! Но бриллиант я вижу сразу же.

 

– Как вы это делаете?

– Не знаю.

 

– Это пришло с опытом? Вот это видение, способность.

– Не знаю. Я сразу же вижу. У меня ребёнок сейчас приехал, 21 год, вот осенью она пришла, и у нас уже давно идёт очень хороший спектакль «Танцплощадка». А состав – 12 человек – меняется. Кто уже повзрослел, идёт на другую роль, это спектакль без слов абсолютно, пронзительный. И моя задача – его как можно дольше сохранить, потому что это действительно шедевр. Золотарь – режиссёр, и много-много моего присутствия там, потому что это без слов. И мне нужно срочно выбрать из этих детей, только окончивших, 21–20 лет... Я смотрю и понимаю, что мне кажется, что вон там вдова есть, партия вдовы, роль вдовы... И она так проходит, я говорю: «Подожди!». Я понимаю, что это она. Хватаю её за запястье, говорю: «Подожди». Она говорит: «Вы меня сканируете? Считываете меня?». Я говорю: «Конечно. Ты что». И делаю так, хитрый ход вообще – говорю: «Быть не может! Это было с тобой? Да ты что!». И она на моих глазах... брызги вот так вот, слёзы.

 

– Плачет?

– Вот просто! Я говорю: «Успокойся, всё будет хорошо, я чувствую».

 

– Это такую цыганщину даёте?

– Да. Это был тест. Мне нужен был тест, потому что там «на разрыв аорты». Я говорю через два дня, подхожу: «Это был мой ход, тест, провокация, я тебя просто-напросто проверял, сможешь ли ты посягнуть на вот эту вот роль, ты ещё ребёнок сама по себе, а это – вдова, это пережить нужно. И это – ты». Она это блестяще делает, я её так люблю. Верико теперь её зову – на грузинский манер. Её Вероника зовут, а я говорю: «Ты знаешь, почему я тебя назвал Верико? Это великая трагедийная актриса, Верико Анджапаридже, мать Чиаурели, взгляни!». И вот мы учимся всё время попутно.

 

– Мне интересно, вы такой с самого детства, вы родились таким вот честным, человеком, работающим без халтуры, трудоголиком, вот это вот всё? Либо это у вас развивалось?

– Мне кажется, что – сколько я себя помню – я всегда хотел быть именно тем, кем я стал. Я хотел танцевать – тело, в первую очередь тело, больше я не мыслю себя в другом направлении.

 

– То есть вы себя сами лепили?

– Думаю, что да. Потому что изначально я был очень застенчивый и такой... всё время по поводу и без повода краснел. Всё время! Я с этим боролся.

 

– Как вы с этим боролись? Я была тоже очень застенчивой девочкой, поэтому мне это интересно – как вы с этим боролись.

– Я очень застенчивый и зажатый, наверное.

 

– Вот это внутреннее освобождение – каким образом произошло? Танец бед свободы невозможен.

– Шестнадцати лет мне не было, мне помогли – я в самодеятельности танцевал, и когда пришёл трудоустраиваться в ГорОНО, что ли, дядька там какой-то – и говорит: «Вот, а что ты можешь?». Я: «Вот, танцевать». Он: «Да, я помню тебя». И звонит директору театра: «Есть парень, 16 лет нет, но парень хороший, возьми». Ему: «Хорошо, пусть приходит». Я пришёл. Начинаю работать, принят в труппу за три копейки, это неважно было. Но были моменты, когда – надо же показывать себя, что ты что-то из себя представляешь, и мне танцовщик Шкрабов Ваня, уезжая, увольняясь из театра, говорит: «Давай, у меня студия здесь. Приходи, занимайся у меня попутно ещё». То есть вот эту пропасть надо как-то закрывать, надо быть более подготовленным. Я ходил к нему, занимался, он говорит: «Я уезжаю, давай я тебе покажу номер, там четыре пары по краям, по углам стояли – чардаш, «Последний чардаш» Кальмана – и мой педагог ещё в самодеятельности – Лев Платонович Валов – он на центре и он хореограф этого спектакля был. А я с краешка так, по краям, а он – как солист. И он мне всё это показывает, мы с ним выучиваем – и вдруг меня вызывает директор и говорит: «Слушай, давай, увольняйся». Я говорю: «Как – увольняйся? У меня сегодня дебют». Он: «Какой дебют?». Я: «Ну вот, я за Шкрабова, он уезжает, я за него танцую». Он как на дурачка на меня смотрит: «Ну ладно, иди, дебютируй». Я вышел на сцену. Сцена – о чём был вопрос сейчас – вот она, проверка, абсолютная проверка. И там прилетает режиссёр спектакля, прилетает художник, жена режиссёра – Матюшкина, помню, была такая. И говорит: «Витя, тебе в кавалерах надо ходить, на сцене – народа, а тебя одного видно!». И мне нужно было только услышать это. Мне сперва не было 16 лет, а там уже немножко больше было, с годик я дебютировал. Но вот теперь – не выгнанный, а ведь мог быть выгнанным. Ване спасибо, что он мне показал этот номер! Мне нужно было только дойти до неё, до сцены. И после этого как началось! Мне не было 18 лет – я был ведущим уже. 18 лет не было! Я уже был ведущим солистом балета.

 

– Но слушайте, это же...

– Этого могло не быть.

 

– Да. Но и ведь это такое потрясение для молодого человека, для юноши, который ещё недавно был неуверенным в себе. Как сейчас говорят – башню не снесло?

– Я понял, что нужно работать много, чтобы оправдать вот это всё. Мы с Тамарой, проработав в театре много лет, 18 лет уже, это с того времени, когда приехали сюда в 1976 году... И в 1994 году ушли. Многие думали: «Ну когда они уже...». Я никому не дал этого шанса! Мы ушли – и многие номера, спектакли были сняты просто.

 

– Потому что без вас они не работают.

– Да, да.

 

– Кстати, когда вы заговорили об этом, о чём все там думали. Ведь на самом деле...

– Ждали.

 

– Да, это давно известно, что театральный коллектив это такой, скажем, далёкий от доброжелательности.

– Ну... кому хочется быть хуже.

 

– То есть это конкуренция.

– Это конкуренция, а как ещё. Это и спорт, и всё это там.

 

– Бесконечная конкурентная борьба – закаляет?

– Да, это закаляет. Но здесь тоже нужно умело как-то, умело. Может быть, я в своё время тоже... Меня чуть в тюрьму не посадили!

 

– Боже, за что?

– Ну, реагировали таким образом, и я тоже реагировал.

 

– А темперамент у вас ведь такой...

– Бешеный, да.

 

– Как вы с ним справлялись?

– Это только моя жена может справиться с таким темпераментом и если бы не она, конечно, много было бы наломано дров. Она мой ангел, который всё сделал для того, чтобы направить меня... правильно. Она знает, она видит, как я захожу домой, она очень осторожно реагирует, видя что-нибудь неладное. Она говорит: «Я чувствовала, что у тебя что-то происходит, что-то не так». Я не несу это домой, я стараюсь это не приносить. Но она снимает с меня, она знает меня уже 51 год.

 

– Вот это ещё одна тема, которая вызывает просто восхищение: 51 год вы прожили. Сейчас вообще это большая редкость, когда такие длительные браки.

– Театральные.

 

– Особенно театральные. Как вам это удалось?

– С удовольствием. Я счастлив тому, что это Богом мне данный человек, и когда я её увидел изначально, мне было... сколько... 21 год. Она приехала к нам, а у нас шикарный педагог была Валентина Васильевна Походеева, которая столько сделала звёзд в своё время – и вдруг она объявляется у нас. Это чудо. У нас многие из Омска работали, нет, не многие, а две пары супружеские работали у нас – и обе были балерины. Они говорят: «У нас такой педагог! Приезжай, Тамара!». Тамара приехала и её подружка – а у неё муж Славка Сердюк, шикарный тенор... Балетный зал рядом, я говорю: «Тома, мне что-то...» – на кушетке вот так вот – а идёт репетиция. Говорю: «Помни мне спину». И она мне так мнёт спину. Вдруг слышу какой-то ажиотаж там, туда-сюда. И с этой кушетки схожу, запнулся, смотрю – стоит в дверях с хвостом длинным блондинка маленького роста. Вот клянусь, я говорю себе: «Всё, Тзапташвилли, тебе, будем жениться».

 

– Ничего себе.

– И через два или три дня – я помню это, как сегодня: пятого июля, а она прилетела первого или второго, а пятого июля я слышу, что у неё день рождения. А мне дают выходной день, там скользящий график: кто не занят в спектакле вечером, у того выходной день. Потому что гастроли. У тебя сегодня выходной. Я наряжаюсь! Гостиница и театр через дорогу, через подземелье, я прохожу через него, смотрю... И как я угадал! Бог мне говорил! Прохожу, значит, а там тётки стоят с вёдрами цветов. Подхожу – откуда я мог знать? – говорю: «Мне вот эти вот цветы нужно». Она говорит: «Сколько?». Я говорю: «А сколько здесь? Давайте всё ведро!». Она: «Ну, ведро-то я не отдам». Пионы белые. Я их собрал в охапку и несу в репетиционный зал и туда заглядываю...

 

– Красиво.

– А Валентина Васильевна вот эта вот, педагог, репетитор – выглядывает, посмотрела – я, (да когда закончат-то?). Я опять заглядываю, она не выдержала, открывает дверь и говорит: «Витюша, идите отдыхайте, у вас выходной». Я говорю: «Вы меня извините, пожалуйста, вот... можно новенькую девочку? Я хочу поздравить её». Она говорит: «Хорошо. Тамара, выйдите». Она выходит, а я говорю: «Я тебя поздравляю с днём рождения». Она: «Спасибо, спасибо». Потом девчонкам своим говорит – она в частном секторе, сняли там квартиру – пригласила своих подруг с мужьями – говорит: «Мне так неудобно! Парень вот этот вот...». А ей: «Ты что... там очередь! Приглашай!». И она меня пригласила на день рождения, немножко посидели. А у одних Джерри, собака здоровая была, и мы так все навеселе уже были, идём. А центр города, обком партии, вот этот вот дом – и фонтан. Лето, 5 июля. Я говорю: «Хочешь, для тебя в фонтане сейчас выкупаюсь?». Она рта не успела раскрыть – хочу или не хочу!

 

– А вы уже там.

– А я уже там, и Джерри за мной! И мы купались. Как нас не арестовали... Серый дом, купаемся. Вот так вот. Это судьба.

 

– Потрясающая история.

– И что со мной ни происходило, что со мной ни происходит в жизни, иногда так бывает, я места себе не нахожу, бывает так, что очень переживаю, думаю – неспроста это всё. Это должно было быть, и оно случилось. Слава богу, что это было. Так же, как я приехал тогда, когда моя чемпионка мира, Маша, дочь. Я приехал делать им шоу на 4 пары, в том числе она, салага была маленькая. Ну, как маленькая, она уже со взрослыми танцевала. А партнёр у неё был... лажа такая. И в общем так случилось, что я сказал: «Всё, пары этой нет!». Он приехал вне формы и всё такое прочее. Я говорю: «Пары этой нет – Тзапташвилли – Дацко, на три пары делаю. Согласна?». «Согласна». Говорю: «Маша, я всё тебе вручаю, ты отрепетируешь». За три дня сделал шоу – на премию «Экзерсис» – и улетаю. А пока я дома был, думаю: «Что я наделал, как я уеду, она без партнёра остаётся» и всё такое прочее. А она ребёнок ещё. И вдруг – уже в университете Нестеровой учится, на 1 курсе, и они выпускают это шоу. Я говорю: «Кто подходил к тебе?». Она: «Папа, все счастливы, восторг полный, я тебя поздравляю». Я: «Кто к тебе подходил?». Она мне говорит: «Ну кто ко мне только не подходил!». Я: «Перечисляй». И она говорит: «Ко мне подходил Кузнецов». Говорю: «Очень хорошо, это будет твой партнёр». Я ещё умею видеть. Она говорит: «Папа, о чём ты говоришь? Это второй номер в России у нас!». Я говорю: «Вот посмотришь». Так оно и случилось. А он уже окончил, он старше её лет на 6 или на 7, он закончил тоже Нестеровский этот университет. Подходит к ней педагог и говорит: «С тобой хочет встретиться – родители настаивают, чтобы вы посмотрелись с Кузнецовым. Он всё время уже несколько лет второй, и они почему-то думают, что с тобой он будет первый». Так оно и случилось.

 

– Так оно и вышло.

– И то, не они это, это педагог её, Тонна, англичанка. Педагогом у них была, и раньше он у неё занимался. Она сказала: «Денис, у вас мульти... просто талантливая танцовщица есть, вот эта, Тзапташвилли». Вот так вот.

 

– Вы счастливый человек, да, Виктор Датикович?

– Я боюсь об этом даже сказать.

 

– Я скажу, ладно?

– Хорошо, спасибо. Да, это действительно так. Я никому никогда не завидовал и единственный, кому я завидую, наверное, – это себе. Правда. Я умею радоваться и ценить то, что я имею.

 

– Напоследок – ваш секрет энергии: жизненной, творческой... Поскольку вы хотели работать долго, и вы это делаете. Но все же понимают, что ресурс у человека бывает разный, у разных людей разный. Вот секрет вашего ресурса – в чём?

– Секрет моего ресурса в том, что, наверное, если бы я не любил это, то я бы не смог столько. Потому что всё то, что я делаю, как я себя посылаю, как я себя реализую – везде и во всём присутствует это слово – любовь. Правда. Вот это я знаю точно. Это и к своим детям, и к внукам... Я с чужими детьми даже разговариваю – как со взрослыми разговариваю, я люблю их, только через любовь.

 

– Человек с большим сердцем. Не знаю, насколько может пригодиться такой совет, не каждый может любить.

– Я такой.

 

– А вы такой. Спасибо, спасибо что пришли к нам.

– Спасибо. Мне было очень приятно с вами быть, потому что я вас видел с Таней Жаровой, моей подругой любимой тоже. И мне так приятно было, я от того эфира получил такое удовольствие.

 

– Спасибо. Очень приятно.

 

Беседовала Елена Мельниченко