Ксения Романенко | Текстовая версия подкаста “Трамплина” «Знай наших!»

---

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с художницей Ксенией Романенко.

---

 

– Это Трамплин Медиа с подкастом «Знай наших!», и сегодня у нас Ксения Романенко – художница и с недавних пор, буквально совсем недавно, свеженький член Союза художников России. Я вас поздравляю с этим, Ксения. Здравствуйте.

– Спасибо большое. Здравствуйте.

 

– Но сегодня будем говорить, наверное, о живописи, да? О живописи, о графике будем говорить, о видении, цвете, о педагогике. В общем, темы у нас сегодня обширные.

Первый вопрос про то, как вы всё-таки выбрали профессию, как вы взяли в руки карандаш, кисть, мелок – что это было?

– Я даже не знаю, что именно о первом карандаше или кисти сказать, но мне кажется, это как-то всё органично было для меня – с самого раннего детства я рисовала, это было моё любимое занятие. Мама рассказывает, что это вообще было суперудобно и классно: мне стопку листов складывали, давали краски, карандашики – и я могла там часами сидеть. Либо я гуляла с друзьями, либо я сидела рисовала. Так оно и сложилось: всю жизнь я свободное время – в детстве у меня его было больше, сейчас свободного меньше – но я посвящаю его творчеству.

 

– В Омск вы приехали учиться?

– Да. В Омске я родилась, у меня здесь родственники живут. Так получилось, что мой родной отец – военный, и нас занесло в Приморский край. И я так счастлива, что со мной это случилось, потому что я своё детство, юность – но больше, наверное, детство – провела в невероятно красивых местах. Это совершенно другой ландшафт, отличающийся от Омска. Омск я очень люблю, но вот...

 

– Но у нас – равнина. Довольно однообразно и уныло.

– Омск я люблю за другое. А именно ландшафт, красота природы приморской – очень мне близка, и для меня, наверное, это самое красивое место на земле. Там сопки... Не знаю, в Омске, мне кажется, не все знают слово «сопки».

 

– Ну нет, знают, конечно.

– Я слышала, что кто-то не знает. Это маленькие такие горы.

 

– Недогоры.

– Недогоры такие, но они невероятно красивые в любое время года, это что-то невероятное. Море, опять же. Это то, что во мне живёт.

 

– Это то, что в принципе художнику важно, наверное, как для человека, который видит, накапливает, насматривает цвета. Я помню, у меня дочь любила рисовать, как-то мы с ней осенью поехали в Городской дом творчества – это была осень – мы выходим, а там деревья, и уже начинают меняться краски. Она выходит, посмотрела: «Смешанные краски!». Вот это важно, да?

– Здорово. Но и вообще всё начинается с природы. Думаю, если бы я родилась в Омске и продолжила тут жить именно в детстве раннем, наверное, я бы так же с любовью и к берёзам относилась. Мне нравятся берёзы, нравится этот пейзаж тоже, но наверняка у меня были бы другие чувства к нему.

 

– Да, конечно.

– В нас рождается чувство прекрасного, но оно, наверное, очень сильно связано с окружающим миром, с окружающей нас природой. И наши детские впечатления проносятся с нами через всю жизнь.

 

– Вы получили академическое образование, всё верно?

– Да. Я очень сильно хотела поступить на худграф, как до сих пор его именуют, в институт искусств в педуниверситете. Я очень хотела поучиться у мастеров, настоящих художников, и я это образование получила и безмерно счастлива, что провела свои юные годы именно в том месте.

 

– Как вы выбирали направление, в котором вы будете творить, рисовать работать?

– Я думала поступить либо на монументально-декоративное искусство, либо на изобразительное искусство. На монументальное не прошла по композиции и пошла на ИЗО. Но я не жалею ни о чём, хотя мы заглядывали тоже к монументалистам и очень восхищались их масштабом.

Я поступила, получается, на специальность преподавателя изобразительного искусства, но я не думала, что буду преподавать. Думала – сейчас эту академическую базу получу и буду творить.

 

– И буду художником.

– Да, буду свободным художником. Когда у нас была практика, я поняла, что преподавательская деятельность, оказывается, мне близка, это очень интересно.

 

– А что касается графики – вы любите графику всё же больше?

– Мне так сложно определиться. Но я сейчас больше занимаюсь графикой – хотя, когда я училась в университете, больше любила живопись и выбрала специальность «живопись». У меня был преподаватель Амангельды Абдрахманович Шакенов, и я восхищалась и до сих пор восхищаюсь его творчеством. Скоро, кстати, будет выставка в педуниверситете, посвящённая ему и с работами его учеников.

 

– Ваши работы там будут?

– Да. Мои работы тоже будут.

 

– Здорово.

– Живопись очень люблю. Я, наверное, к ней возвращаюсь. Я работаю в печатной графике и также работаю масляной пастелью с недавних пор.

 

– Очень красиво, я посмотрела ваши работы. Цвет такой...

– Спасибо большое. И там не сказать, что это графика, да?

 

– Да.

– Вот, я ушла в графику, но масляная пастель меня возвращает к живописи. Поэтому чувствую, что скоро за масляные краски тоже возьмусь, не удержусь я. Скоро поеду на Байкал...

 

– А там как без красок без масляных.

– Да. Наверное, пора. Через вот эти этюды масляной пастелью я поняла, что цвет для меня тоже очень важен. Хотя в моей графике – тоже цвет, просто другой.

 

– Да. Они цветные, да.

– У меня графика тоже, мне кажется, эмоциональная.

 

– Да, определённо.

– Для меня цвет – это эмоция.

 

– Я когда смотрела то, что вы мне прислали, там мне очень понравился сельский пейзаж. Кондрашово, кажется?

– Кондратьево. Деревня Кондратьево.

 

– Да, от него ощущение – «Ничего себе!».

– Представляете, эти дома существуют настоящие до сих пор – такие вот деревянные.

 

– Это я знаю, это как раз не новость для меня.

– Я была в шоке. Для меня это было открытие. Я, конечно, верила, что эти места существуют, но я прошлым летом буквально три дня побыла в этой деревне – Кондратьево – и увидела такую красоту невероятную. Без сайдинга, без всего этого...

 

– Без прикрас, без современных материалов.

– Да. Я не верила своим глазам.

 

– Это в каком районе?

– Это север Омской области.

 

– У меня просто родственники в Муромцевском, мама из Муромцевского района, из Окунево.

– Да-да-да, это в той стороне.

 

– Мы в прошлом году там были и тоже ходили и смотрели на это тёмное дерево, на бревенчатые домики. Это очень красиво. Но ваш цвет – он такой... нельзя сказать, что это прямо реальный цвет, вы добавляете какое-то своё видение. Как у вас складываются отношения с цветом? Как вы определяете, какую краску, какую палитру выбрать?

– Что касается тех пейзажей, конечно, я отталкивалась от натуры, от состояния природы. Вообще художникам очень полезно возвращаться к природе. Я и детям говорю: натура – она наше всё, мы всё равно всегда учимся у природы. Потом уже мы можем что-то придумать – на основе увиденного, на основе накопленного. И не просто увиденного, а нарисованного.

Это был мой трёхдневный пленэр, и мне удалось поймать состояние природы. Действительно, оно такое волшебное, там такой был туман невероятный, красивый в вечернее время. Но, кстати, в этих этюдах есть конечно, я своё привнесла – там в одном этюде есть две собачки, там реально две собачки бегали – и я их нарисовала.

 

– Зафиксировали.

– Зафиксировала, да. А во втором этюде не было никакой собачки, но я решила, что она там должна быть. То есть я решила, что могу взять и прямо на пленэре немножечко отсебятинки добавить. Мы в любом случае – мы же не фотографируем, мы своё впечатление отражаем на листе.

 

– Конечно.

– Поэтому моё впечатление – вот такое было.

 

– Вы любите современное искусство?

– Люблю – хорошее. Я вообще люблю любое искусство на самом деле.

 

– И не современное, и классическое.

– Да-да.

 

– Импрессионисты?

– Тоже люблю. Когда-то это было современным искусством и вообще авангардом невероятным.

 

– Из того времени, из тех художников-новаторов кого вы больше любите?

– У меня три любви самых больших – это Анри Матисс, я его люблю за цвет, за композицию невероятную, я у него учусь. Для меня это радость глаз и души. Я очень сильно хотела, два года грезила вернуться в Пушкинский музей – посмотреть на Матисса.

Казалось, ничего мне в этой жизни не надо, кроме как сесть напротив рыбок этих и сидеть. Я думала – а это вообще нормально или нет? Ладно, прощу себе такое вот. Очень сильно хотелось. И я зимой побывала в музее, насладилась, на самом деле сидела не перед рыбками – хотя представляла рыбок – а перед другими его работами.

Для меня это какая-то терапия, наверное. Красота, которая, может быть, лечит. Мне кажется, так.

 

– А ещё два?

– Ещё очень сильно люблю художника Модильяни – за его пластичность, формы, вообще за композицию, за цвет, за всё. И нашего Марка Шагала люблю. За то, как он смог свой внутренний мир выразить.

 

– Люди, которые будут нас слушать и смотреть – думаю, не ошибусь, если скажу, что среди них немного больших ценителей и профессионалов, которые могут оценить искусство. Я смотрела ваши статьи, где-то вы рассказываете про то, как, например, первое, что у вас спрашивают таксисты, когда узнают, что вы художник – это про «Чёрный квадрат» Малевича...

– И не раз, да.

 

– Что вы им говорите? На вопрос, что значит «Чёрный квадрат» Малевича.

– Ой, это такая беседа начинается. Я уважаю Малевича, вообще уважаю художников, которые отражают реальность... Те художники, которые вошли в историю, они ведь действительно отражали ту реальность, в которой они жили и были тем зеркалом. И Малевич в том числе. Просто люди говорят: «О, ну что там “Чёрный квадрат” нарисовать!».

 

– Я тоже так могу!

– «Я тоже так могу» или «Что в этом такого». Ну и я говорю: «Может быть, стоит что-то почитать». Вот у Малевича есть книжка, например, – сам Малевич написал книжку про «Чёрный квадрат», где обосновал всё. Я сама её читала, правда, не дочитала. Показалось, что на одной мысли там слишком...

 

– Долго. Ну, не писатель он.

– Да. Но я его поняла. Как я таксистам рассказываю: сначала было пещерное искусство, потом...

 

– То есть издалека начинаете.

– Да-да! У искусства были какие-то вехи, были этапы. И те самые импрессионисты, которых мы воспринимаем нормально – хорошая картинка, дома бы повесила – когда они свои картинки повесили первый раз, это было авангардом, это было вообще немыслимо, это было оскорбление.

 

– Вызов.

– Вызов ужасный! А они просто опередили время, вышли на улицы и первыми стали писать на пленэре. И оказалось, что тени от деревьев – голубые, синие, фиолетовые, всякие разные могут быть, а не серые.

А потом появились постимпрессионисты, типа всем известного Ван Гога, которого сейчас тоже все так любят. А тогда его тоже не признали. А что он привнёс в искусство? Он привнёс то, что художник может пронести через себя увиденное – тот же самый пейзаж – и написать именно так, как только он может написать. Добавить те цвета, которые он не то чтобы видит, а которые он хочет.

 

– Художник свободен.

– Да, художник свободен. Поль Гоген о символике цвета заговорил. И это тоже было слишком для того времени, непонятно. Но Малевич, конечно, всех обошёл – он до сих пор непонятен многим. Но те, кто знает, – тем понятен.

Художники привносили новые смыслы, новые техники исполнения, много-много-много нового, и в изобразительном плане, как считал Малевич, – конечно, это тема спорная, но как считал Казимир Малевич, – все средства уже испробованы, живопись закончилась. Всё. Живопись, графика – всё. Вот у нас есть круг, квадрат, крест, треугольники, супрематизм. Мы стремимся в космос... А тут ещё и Советский Союз, и всё такое! Современная архитектура, дизайн – это всё Малевич.

 

– Основоположник?

– Да. А плохо это или хорошо – уже другой вопрос. Но это действительно ведь искусство, а его «Чёрный квадрат», наверное, первое концептуальное искусство. Не всем это нравится, но искусство развивается по-разному. Малевич сказал, что изобразительные средства все уже израсходованы, ну и что? Что же нам, уже не писать деревню Кондратьево?

 

– Кондратьево прекрасно.

– Всё равно буду писать. Когда я углублялась в историю искусств и была ещё студенткой, у меня был такой шок, я думала: «Что же теперь делать, мне что же теперь – в современное искусство? Но я же люблю писать пейзажи, ну как же так, всё кончилось, что ли?».

 

– Это ведь вместе с фотографией, развитие фотографии повлияло на такое отношение?

– Я не знаю. Например, те же художники-импрессионисты – они пользовались фотографиями. Дега фотографировал, он же кучу лошадей написал – и он пользовался фотографией.

 

– Я имею в виду, что фотография... Например, Шишкин со своими пейзажами с детальным выписыванием – очень близко к фотографии. А потом появилась фотография и уже не нужно было вот так, и тогда уже пошло это смывание, размывание границы, отход от копирования реальности.

– Да. Но на самом деле Шишкин тоже не копировал реальность. Просто это мало кому понятно, что Шишкин не копировал реальность, и искусство Возрождения не копировало реальность. Конечно, мы в первую очередь смотрим на изобразительную часть: ничего себе, какие пальчики, вот это да!

 

– Какой цвет!

– Ой, какие складочки. А там ведь складочки – это вообще не самое главное. Вообще нужно эту историю раскрыть по всяческим символам, аллегориям и так далее. И если люди говорят: вот это я понимаю, а вот это – не понимаю, то на самом деле вряд ли они понимают и то, и другое.

 

– А вот у женщины у Шагала зелёное лицо.

– Вообще прекрасное.

 

– Почему оно зелёное?

– Он вот так увидел, ему так приснилось, наверное.

 

– Я художник, я так вижу.

– Да. И мне это очень нравится. Я у Шагала больше всего люблю работы, они в Третьяковской галерее есть, он делал декорации для театра. Это моя самая любимая серия его работ. Они такие большие, там как раз что-то такое между графикой и живописью, даже больше графика. Очень красивые, очень выразительные формы.

 

– Вы в своём творчестве – оно же у вас свободное от работы, потому что основная ваша деятельность всё же педагогическая, несмотря на то, что вы даже и не планировали, – но когда вы берёте в руки кисть, карандаш – что вас вдохновляет? Как появляются сюжеты ваших работ?

– Меня очень вдохновляют в последнее время люди – мои друзья, коллеги, ученики. Те люди, которые меня просто восхищают сами по себе – своей красотой, своим умом, своим внутренним миром – и наталкивают меня на всяческие мысли.

 

– Ваша «Растущая» – она откуда появилась?

– С «Растущей» такая история. Однажды одна очень красивая девочка – она правда красивая, она модель, и очень, как оказалась, талантливая – попросила меня индивидуально с ней позаниматься. Я обычно не беру индивидуальные занятия, но перед ней не смогла устоять.

Мы с ней годик занимались – и я увидела, что она невероятно талантливая. Такое бывает, мы говорили перед эфиром: по-разному бывает с художественными школами – она тоже пошла в художественную школу и ей там дали по рукам.

 

– И всё.

– И всё, она не пошла. Получается, в 10 классе она вдруг поняла, что не может она, ей очень хочется заниматься. И я с ней успела поработать и над композицией, и живопись мы делали, и рисунок конструктивный – кубики строили. Я поняла, что ребёнок никогда этим не занимался, а у меня – строит кубик, всё получается с перового раза. Объясняю – и получается.

А самый большой её талант именно в композиции выразился. Она показала мне свои наброски, там всё идёт от внутреннего мира, очень красивые вещи она делает, такие иллюстраторские. Я это всё представила себе в объёме, отправила её на керамику к нам в студию.

Она оказалась ещё и керамистом прекрасным. Для меня вот эта девочка прямо гений, она меня впечатлила, потому что она у меня на глазах – в принципе, уже взросленькая – она у меня ещё вот так вот выросла высоко.

 

– И возник образ.

– Да, возник образ такого юного, но очень большого человека. Она уже уехала, сейчас в Европе, собирается поступать на художника. Я знала, что она уедет, и для меня возник этот образ юного создания, которое выросло из своего дома. И пошагало по этой планете. Вот такое у меня было впечатление.

 

– Красиво. Вы сейчас рассказывали о том, как увидели в ней дарование. Сколько лет вы работаете с детьми?

– У меня педагогический стаж, по-моему, 10 лет.

 

– Все ли дети талантливы?

– У меня такой взгляд на это: если ребёнку нравится заниматься, то однозначно ему нужно этим заниматься. Вот однозначно.

 

– А если нет – то нет?

– А если не нравится, то надо поискать себя. Причём я имею в виду не строить кубики, не академические знания с детства, это с 10 лет первые какие-то такие занятия появляются. Чаще в детях родители видят это всё раньше и отдают их в различные изостудии – в 5, в 6 лет.

Если ребёнку нравится заниматься, то это однозначно его. Даже если он не станет профессиональным художником в будущем, эти занятия ему очень много дадут в жизни, потому что чем больше людей вырастет с хорошим вкусом, тем прекраснее будет наш мир.

 

– Эстетика. Прилагаете руку к этому.

– Да. Я... помню об этом. О своей миссии. Для чего в принципе преподавать? Конечно, во-первых, это большое удовольствие – работать с детьми, потому что они очень вдохновляют, классно находиться рядом с юными созданиями, искренними и смелыми. Плюс я ещё понимаю, для чего я это делаю, такая хорошая цель.

 

– Был период в вашей жизни, связанный с мультипликацией.

– Да, кстати. Было.

 

– Как вы попали в это направление? Я видела вашу фотографию с Норштейном.

– Да, это такая чудесная встреча была. Всё, что в моей жизни случается, это всё как-то извне, от моих друзей. Моя близкая подруга – Юлия Андреевна Кох – мы с ней работали в НОУ «Поиск», это организация, которая делает всяческие научные конференции для детей и плюс делает такие выезды летом – для детей, которые готовы не только отдыхать, но и развиваться. Там есть отряды математиков, отряды историков и так далее.

Это очень интересно. Тогда, когда я туда попала, как раз открылось художественное отделение, появились художественные отряды. И мы с Юлей готовили различные творческие проекты – сначала это были какие-то тематические вещи, дети делали выставки, представляли их всем. А в какой-то момент Юля говорит: «Давай делать мультики».

Я была в ужасе, думаю: «Господи, это же так сложно!». Но она очень смелая, мы решились – и получилось здорово. Несколько смен мы делали с детьми мультики, причём за 10 дней мы с ними придумывали, отрисовывали, снимали, монтировали – и получались мультики. Мне это очень понравилось, это такой был невероятный процесс.

А потом я ещё чуть-чуть поработала в художественной школе, в первой художке мы делали мультики с детьми, а потом ещё в «Квадрате» я делала мультики с детьми. Это на самом деле очень трудоёмко для преподавателя, но для детей это, конечно...

 

– Увлекательно.

– Это не просто увлекательно, это так развивает! Нужно придумать, сделать раскадровку, отрисовать, персонажу нарисовать кучу различных эмоций, например. Отрисовать костюмы, представить себе, как всё это будет выглядеть. Это такая проектная деятельность, очень развивающая.

 

– Нейронные связи?

– Да-да-да. Там столько образуется! Немыслимо. Это очень здорово.

 

– Вернёмся тогда к Норштейну и к его «Ёжику в тумане», это ваш любимый мультфильм. Что вам в нём нравится?

– Да, один из любимых. Мне в нём нравится... Глубина.

 

– Философскую глубину вы имеете в виду?

– Да. Есть такие вещи, которые ты смотришь и чувствуешь, что ты как-то духовно растёшь в это время. Ты, может быть, не сможешь даже выразить именно ту мысль, которую хотел донести художник, но ты погружаешься и ощущаешь себя частью этого искусства. Это очень глубокое красивое произведение о жизни и обо всём.

 

– Хотя, казалось бы, очень просто, да? Вот ёжик, вот медведь, вот лошадь, туман, вот эти можжевеловые ветки, чай.

– Да. Но в этом есть всё. Всё, что нужно для жизни хорошему человеку.

 

– Вы сейчас готовите какие-то работы к выставке, ждать вашей выставки?

– Я такой человек – меня очень многое извне двигает к творчеству, так получается. Друзья подталкивают, коллеги.

 

– То есть нужен стимул.

– Да-да. Мне говорят: «Вот, выставка будет». Я такая: «Ага! Нужно всем сказать “приветик”, что я тут есть, существую». И у меня тогда начинается всё – иногда от какой-то тематики очень здорово оттолкнуться. Я как преподаватель сама люблю что-то придумывать для детей – как-то и ограничивать в чём-то, и они там что-то придумывают. Так и мне нравится, чтобы меня в чём-то иногда ограничили, дали какую-то тему – и я быстренько что-нибудь придумаю. Мне очень нравится...

Мы вчера с подружкой-художником созванивались, у нас очень разные темпераменты, она говорит: «Я не могу, эти дедлайны, они меня убивают, мне нужно много времени, мне нужно потихонечку». Какие же мы разные. А мне нужен дедлайн, потому что я...

 

– Время неумолимо.

– То, что я в себе ношу – настаёт тот час, и я выдаю это. Поэтому меня эти выставки вдохновляют. Плюс ещё я сейчас собираюсь на пленэр на Байкал.

 

– Будут новые работы.

– Будут новые работы и будет очень много вдохновения, я там надышусь, напишу много этюдов и какие-то новые ощущения у меня возникнут, новые мысли – и я обязательно выдам что-то интересное.

 

– А мы будем ждать.

– Вообще не всегда, конечно. Я так сказала, что меня выставки двигают. Но иногда я сама: что я хочу сказать на своей персональной выставке, что я хочу показать. Тогда я свои наработки собираю, свои мысли в кучу – и какую-то серию придумываю. Мне нравится сериями мыслить. Чем мне графика нравится – мысль можно выразить в нескольких работах, мне кажется, это интересно.

 

– Спасибо. Желаю вам творческого вдохновения, работ и новых выставок, мы обязательно придём, расскажем в «Трамплине» про вашу следующую выставку. Спасибо.

– Спасибо большое.

 

Беседовала Елена Мельниченко

 

---