Юрий Исаулов | Текстовая версия подкаста «Трамплина» «Знай наших!»

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с единственным омским космонавтом, военным лётчиком, космонавтом-испытателем Центра подготовки космонавтов имени Гагарина, академиком Академии медико-технических наук РФ Юрием Исауловым.

Юрий Фёдорович, здравствуйте. Вы прошли такой огромный путь подготовки настоящего советского космонавта и были даже, насколько я знаю, в одном отряде с Валентиной Терешковой. 

– Конечно. 

– Свою жизнь вы связали с космосом, были рядом с ним, но не были в нём. Почему так получилось? Это при том, что вы прошли такую жёсткую медицинскую комиссию, отбор – из трёх тысяч вы оказались в десятке тех людей, которые были претендентами на полёт. Почему так вышло, что этот полёт не состоялся? 

– Вы знаете, коротко об этом не скажешь, потому что это вся жизнь. Так в жизни бывает: сегодня человек здоров, простыл – и завтра он болеет. У меня немножко всё по-другому получилось. У нас при испытаниях один человек погиб, наш космонавт. И, когда мы за столом его поминали, я съел какую-то горькую пищу – прямо горькую-прегорькую, я никогда такую не пробовал. Всегда считал, что у меня организм и железо переварит – и проглотил, потому что неудобно было выплёвывать. Проглотил, думаю: пройдёт всё. Минут через пятнадцать меня стало трясти, трясёт прямо как лихорадка какая-то, минут пять-десять потрясло – и всё прекратилось. Я уже забыл об этом, а через день мне сдавать медицинские анализы перед тем, как состоится главная медицинская комиссия перед выездом на старт. Мы были первым экипажем. Сдаю анализы, а у меня в десять раз выше нормы все печёночные нормы – по крови. Конечно, все за голову взялись, такой шум был, очень большой шум. Разбирались, кто, как, почему, может, отравил кто-то, специально подложили что-то. Очень проблематичное время это было с отравлением, главное, что наш экипаж – Береговой (начальник Центра), НПО «Энергия», там промышленность, они за наш экипаж стояли, потому что мы сдали экзамены лучше всех, прошли лучше всех комплексные тренировки. Конечно, мы были первым экипажем, тем более было первый раз за всю историю космонавтики, когда сделали не основной и дублирующий, а три экипажа. Сказали так: кто лучше всех сдаст, тот и полетит. Мы с Валентином [Валентин Лебедев] напряглись, сели вот так друг с другом: «Мы с тобой неглупые люди, давай?» «Давай!» И мы переехали сразу в гостиницу на берегу в Звёздном городке, практически дома не жили, учились там, на тренажёрах были. Когда нужны были нам консультации инженеров или конструкторов-разработчиков, мы их приглашали, они приезжали независимо от дня и ночи, никто никогда не отказывал. Мы с ним подготовились настолько основательно, что в принципе у меня была по всем экзаменам только одна четвёрка, а все пятёрки. А экзаменов было много, вы не представляете, что такое экзамены к космическому полёту. Это не институт, там, само собой, тянешь билет, отвечаешь на билет, а потом сидят перед тобой десять-пятнадцать конструкторов – и начинаются вопросы. И пока они не убедятся, каждый конструктор не убедится, что ты систему знаешь почти так, как он, – они не допустят к полёту. И мы настолько въелись в эту программу, настолько углубились, что мы довольны остались собой, что сдали лучше всех экзамен. Нас, конечно, определили первым экипажем. 

– Это какие-то завистники наверняка. У вас были подозрения, кто это мог быть? 

– Да, было много. Понимаете, в каждом таком месте, как Звёздный городок, очень большая конкуренция. И не только конкуренция, а много завистников. Потому что я во время подготовки к полёту успел окончить досрочно Академию, тоже первый раз за всю историю Академии заочник окончил досрочно. Проверяли меня – может, я из-за своей должности, что я космонавт, поэтому мне идут на уступки. Создали комиссию – и я сдавал экзамены комиссии, они убедились, что я никого не подговаривал, ничем не пользуюсь. Параллельно защитил диссертацию по инженерной психологии, из моей диссертации получилось три диссертации: одна по медицине, другая по психологии и третья по инженерной биологии. Конечно, я среди врачей заимел очень много врагов, особенно главный врач Центра, ему, общем-то, вот это моё отравление сыграло на руку, он потирал руки, что теперь можно Исаулова отодвинуть, они боялись, что я полечу в космос. Очень боялись. 

– ТО есть злопыхатели всё равно были на тот момент.

– Да, вот такие. Потом разборка у нас в Центре была очень большая: искали причину, почему произошло это отравление. Как всегда бывает, найти очень сложно.

– Но вы ведь не обозлились, не обиделись на такой случай, на судьбу, скажем так. Вы, наоборот, собрали все силы и всю свою жизнь посвятили подготовке других людей, чтобы они летали к звёздам. Чем вы занимались, чем конкретно, что вы делали для этих людей? 

– То, что я не обозлился и не агрессировал, наверное, неправильно: потому что, когда меня отстранили от программы – это ладно, я знал, что я восстановлюсь, а потом – когда меня из отряда списали – вот тут я уже агрессировал какое-то время очень сильно, потому что на этих эмоциях, будучи на даче, сжёг докторскую диссертацию, просто взял и сжёг. Так про себя рассуждал: «Может быть, неправильно? Наверное, неправильно». Но вот, эмоции такие были. Раз мои труды никому не нужны, раз я оказался не нужен, раз на мне отыгрались мои враги, значит, пусть уйдёт в небытие вместе со мной вся моя наука. То, чем я занимался и докторскую диссертацию готовил, оно сожглось, хоть и говорят, рукописи не горят. Горят, ещё как горят. 

– А о чём была диссертация? 

– Диссертация по инженерной психологии. Я занимался вопросами саморегуляции и всё было направлено на то, чтобы облегчить участь подготовки космонавтов, потому что нагрузки сумасшедшие по всем направлениям; ослабить все влияния невесомости и возможные болезни, которые могут быть там; и реадаптация после приземления. 

– Вы её потом восстановили? 

– Что восстановил? 

– Диссертацию. 

– Диссертацию – нет, не стал. После того, как меня избрали академиком, все научные работы я выложил в своих научных публикациях. Мне говорили: давай, издай книгу – и мы тебе зачтём. Так в науке есть: если издашь книгу и она связана капитально с наукой, – защита докторской. Я не стал. Не стал, потому что, когда ушёл из отряда, стал заниматься бизнесом, и, честно говоря, не было и желания особенно. Пропал, как бы вам сказать, запал, то, что у меня горело внутри. Я с 70-го по 83-й год, а по сути дела – по 91-й год – я всю жизнь отдал космосу – подготовке, разработке их методик, внедрению их методик. А когда всё вот так получилось, у меня пропал запал. Тем более бизнес требовал внимания, это не просто так, это большие деньги у меня крутились. 

– И вам пришлось уйти от этой темы? 

– Пришлось уйти от этой темы. Я ещё какое-то время занимался, потому что академик должен был заниматься и издавать труды. Чтобы остаться академиком, я долгое время занимался. Но занимался уже номинально, я сам понимал, что это номинально и для учёного мира, так сказать, я немножко уже перешёл на второй план. Если я был раньше впереди по этому направлению, то теперь я ушёл на второй план. Потом, когда понял, что смысла нет, появился другой смысл, цель другая – ушёл полностью в бизнес, а потом, когда у нас произошёл финансовый кризис – 2008, 2009 годы, когда и бизнес рухнул, я не поехал в Москву, а вернулся в Омск, где я родился, где жил. 

– А чем вы в бизнесе занимались? 

– У меня, в общем-то, средней руки был бизнес, я был председателем совета директоров в Москве на предприятии «Упаковка», которое занималось упаковочной работой. 

– То есть это не связано с тем, что вы начинали, с космосом. 

– Ни с космосом, ни с чем не связано. 

– Вы отошли полностью. 

– Совершенно не связано. Потом, когда на «Упаковке» решили раздербанить её, я сказал: «Нет. Я рождён для созидания, разрушать я не буду». И я ушёл, создал свою фирму, занимался многими направлениями – как и все, начинал с купи-продай, в Чехии покупал, в России продавал. Потом мне стало не интересно и я занялся бизнесом более-менее серьёзным: занимался поставкой металла на металлургические комбинаты. И у меня бизнес был очень хороший, по всем направлениям было хорошо. 

– Вот эти годы бизнеса, смена сферы деятельности – помогли немного отойти от той боли, маленечко забыться? 

– Да, помогли. Дело в том, что мне больше всего помогло, наверное, когда я уехал в ближнее зарубежье. Друзья, ребята меня попросили, которые тоже занимались бизнесом. Говорят: «Юра, поезжай, в одной из стран у нас деньги пропадают. Давай, разберись там – у тебя хорошо получается здесь, там разберись». Я поехал, разобрался. Семейное положение в Москве было у меня уже шаткое, валкое. Я там встретил женщину, и уже с ней я полностью успокоился, отошёл. Женщина та, о которой я мечтал по жизни. Всё остальное, что у меня было, это было не то. Мне ещё мама говорила: «Не женись, не твой человек». Но я не послушал.

 – Надо слушать родителей. 

– А женщина сейчас та, которая как моя мама. Потому что мужчина ищет женщину, похожую на свою маму, а женщина ищет мужчину, похожего на своего папу. Если они в пределах нормы.

 – Я хочу понять, каким образом вы всё-таки помогали другим лётчикам, космонавтам. Что это были за методики, что это были за наработки, по которым они должны были готовиться?

– Наверное, самое элементарное для начала – это были аутогенные тренировки. Это методика психосаморегуляции, когда человек, натренировавшись, научившись вызывать определённые ощущения у себя, может регулировать своё состояние, готовить себя к трудным проблемам или готовить себя к бессонной ночи, если в этом есть необходимость. А у космонавта, особенно программа «Алмаз» там была, вахтовый метод, и как раз нужно было сутки не спать.

– Это то, что, кстати, далось тяжело вам? Я где-то читала, что вам именно это давалось тяжело. Смена труда и отдыха. 

– Нет, не тяжело. Но смена труда – другое дело, там перевёрнутый график, очень тяжело, когда днём нужно спать, а ночью работать. Когда сутки не спишь – я наукой занимался и по трое суток не спал, когда писал диссертацию. У меня дети, всё валялось, листы все. Я говорил: «Только не трогайте ни одной бумажки, я знаю, где что лежит, где что брать». И никто не трогал. Поэтому в этом плане, в общем-то, нормально. А всё остальное – приходящее, уходящее. 

– Знаете, а прямо подетально – что нужно было делать этим космонавтам? Мало того, что сменный график, как вы говорите, что по нему жить нужно было. Может быть, питание? Вниз головой стоять? Что это ещё? 

– На Земле? Перед полётом? 

– Да, на Земле. 

– Там много нужно было сделать. И режим питания, и ночью спать чуть-чуть наклонённым назад, чтобы адаптировать организм к невесомости, к приливу крови к голове. Там же в космосе прилив крови в основном к голове. И чтобы не было галлюцинаций, не было никаких ощущений расстройства вестибулярного аппарата, нужно было и спать с наклоном вниз головой, и много вращений делать – для того, чтобы тоже голова привыкла к этим делам. И вопрос саморегуляции – очень важный, внутреннее состояние. Вызываешь у себя определённое состояние, например силу тяжести. Мы это на Земле можем сделать, когда ощущаешь, но этому нужно тренироваться. А в космосе это очень важно: когда у тебя всё тело лёгкое, когда ты в невесомости, – вызвать силу тяжести тепла в ногах значит, что ты делаешь отлив крови от головы. Эта тренировка очень помогает преодолеть все эти неприятности, связанные с вестибулярным аппаратом в космосе. А элементарная простуда, которая там бывает из-за того, что постоянные сквозняки, простуда бывает и всё остальное – вылечить надо. Влад Джанибеков себе простуду, горло вылечил – вызывал ощущение тепла длительное время, и у него простуда прошла быстро без лекарств. Это всё тренируемо. Когда мы занимались наукой и встречались с Кулешовой, с Кулагиной, Кулешова говорила, что можно научиться даже читать с закрытыми глазами, можно научиться диагностике руками, не прикасаясь к человеку. Это аура, которую выделяет каждый человек, но воспринимают её не все, нужно тренироваться, нужно почувствовать чужую ауру, и по этой ауре можно определить состояние человека. Мы тоже готовились, но это уже второй этап саморегуляции, уже более сложный. Мы в основном старались готовить по первому этапу, чтобы можно было вызвать определённое ощущение и к ним подготовиться в космосе. Мы провели эксперименты на самолётах, когда эта самая реакция: одни лётчики ничего не делают, просто отдыхают, а другие занимаются тренировками, а третьи просто летают. И когда использовали методику, мы через месяц опять всех по программе пропустили через самолёт. Те, кто занимался саморегуляцией, у них показатели где-то на 70% лучше, чем у тех, кто не занимался или просто летал. Это очень важный навык сохранения навыка при длительных перелётах. Я готовил это в основном под «Буран», потому что лётчик полетел в космос, там месяц не летал, а ему нужно было состыковаться и приземлиться по-самолётному. Нужно было эту методику отработать, вот мы и готовили людей к этой методике. Они месяц прорабатывали полёт мысленно, прямо с голосом, со звуками. Монтировали так, чтобы они воспринимали как будто реальный полёт. И когда они полетели, у них управление было, как будто они вчера летали и никаких перерывов не было. А там глиссада очень крутая, не обычная глиссада, не так, как все самолёты садятся – «падает», как «Буран». 

– Настолько всё это реалистично. 

– Мы эту методику утверждали во Владимировке, в институте, где занимаются лётчики-испытатели, где их тренируют, где они испытывают самолёты.

– Сегодня по вашим методикам работают?

– Сегодня не работают, потому что шаттла нет, не к чему готовиться. А тогда готовились, потому что вся «бурановская» группа её проходила. Они сказали, что моя методика с такими полётами – вторая степень сложности для испытателей: сидишь, обзора нет, одно маленькое окошечко перед тобой – и нужно найти, всё увидеть и хорошо посадить самолёт. 

– Когда вы поняли, в какой момент, что пора бы немного вернуться туда, откуда всё начиналось, к космонавтике? Сейчас вы трудитесь также на благо космоса? В своём почтенном возрасте – вы работаете. Расскажите эту историю – где, чем, как. 

– У меня судьба такая: с детства мечтал летать, потом, когда стал летать и Юрий полетел, я стал мечтать о космосе, занимался космосом, живу на Космическом проспекте и работаю на космическом заводе. Вот такая у меня судьба, всё связано с космосом. Я сейчас с друзьями переписываюсь по интернету – WhatsApp, Telegram – в общем, мы с ними связь всё время поддерживаем, я не теряю с ними связь полностью, душой я с ними, хотя работаю, конечно, немножко по другому направлению.

– Те, из молодости?

– Да. Ну, друзья у меня и солидного возраста, как я, есть и помоложе ребята. Мы общаемся очень тесно, когда я бываю в Москве, мы всегда встречаемся. У меня много детей, я четыре года назад всех детей свозил на экскурсию в Звёздный городок – на все тренажёры, на все базы. Они в космическом корабле посидели, в станции международной посидели, везде побывали, в скафандрах пофотографировались. 

– Это дети или внуки уже тоже?

– Ой, у меня там и дети, и внуки, и правнуки уже. 

– Сколько детей?

 – Десять детей у меня.

 – Десять детей! Вы отец-герой. 

– Двое приёмных из них. А внуков – пятнадцать, правнуков – пять. 

– Что о космосе вы любите рассказывать им? Какие-то, может быть, уже сказки такие, особенно малышам. Чем вы их привлекаете?

 – Вы имеете в виду моих детей или вообще молодёжь? 

– Вообще внуки, может быть, правнуки.

– Внуки и правнуки идут по своему пути, потому что там им рассказывают папа с мамой, меня сейчас с ними нету. 

– Им неинтересно узнать от дедушки? 

– Им интересно, но я с ними не рядом, они же в Москве живут, а я в Омске. 

– Но вы же встречаетесь. 

– Встречаемся. Но не так часто, как хотелось бы. А родители – тоже все связаны с космосом, живут в Звёздном городке или рядом. Там особенно рассказывать нечего – они живут этой жизнью. Поэтому всё нормально. 

– То есть и вы космонавт, и дети, и всё следующее поколение уже. 

– Они при космосе, рядом с космосом. Тут, в принципе, нормально, я когда пришёл на завод, в испытательном отделе работаю. И по сути дела всё, что мы делаем, связано с космосом. Меня это радует, меня это удовлетворяет. 

– А что именно вы делаете? 

– Как вам сказать, вы же читаете интернет, наверное, и знаете выступления Борисова. Делаем то, что для космоса надо. 

– В общем, это тайна. Государственная.

 – Нет, почему. Делаем ракету «Ангару». Это везде, это открытые источники.

– Расскажите секрет, который есть у вас, – как в восемьдесят лет оставаться таким же трудоспособным, активным.

– Когда я выступаю перед школьниками, студентами, ну и взрослой аудиторией (но в основном школьники и студенты, для них это важно), всегда им говорю: «Ребята, когда вы родились, знаете, что вы родились, в садик, в школу, туда-сюда, ну а дальше-то что, как вы считаете? Вот вы зачем родились? Когда вы осознаёте себя как личность, не просто как народ, как люди, общая масса. Школьники – все школьники, а есть личности. Вот когда вы поймёте свою мечту, цель в жизни – всё, больше вам посторонние учителя, какие-то наставники, которые будут читать вам нотации, не нужны. Вас никогда не собьют с пути никакие парадоксы современности, пороки современности. У вас всё будет идти на отлично, потому что у вас есть цель».

– Если это благородная цель. 

– Я только благородные цели имею в виду, потому что сам я создан для созидания, поэтому имею в виду благородные цели. И если эта цель есть – всё, вы будете учиться нормально и спортом заниматься, потому что без спорта жить практически невозможно. Если бы я не занимался спортом, может быть, не достиг бы уровня прохождения комиссии – попасть в космонавты, лётчиком стать, всё остальное. И так долго быть в отряде... Если бы не отравление. Я всю жизнь занимался спортом, сколько себя помню с детства. Я, правда, когда был маленький, был пухленький, а брат у меня худенький был. И я не любил заниматься спортом – в три, пять, семь лет, где-то вот так. А он всё время – гантели, что-то ещё, гранаты бросает, копья метает, прыгает, бегает. Я говорю «нет, нет», а он меня пинками поднимает и говорит: «Иди». Он старше меня. И вот он меня приучал, и в конечном итоге приучил так, что я стал и гири кидать, швырять, и штангой заниматься, и бокс мне по силам оказался, и борьбой много лет занимался. Даже с Виктором Игуменовым мы встречались на ринге не один раз. Он бывший борец, но он пятикратный чемпион мира. Я не знал, что он будет пятикратным чемпионом мира, всё время возмущался про себя: «Почему я не могу у него выиграть? У всех выигрываю, а сам после него занимаю только второе место, если он на соревнованиях». 

– Вы сегодня спортом занимаетесь? 

– Сегодня, наверное, символически. У меня на работе хватает движения вместо спорта. 

– Физическая нагрузка есть. 

– Да. А раньше я занимался активным спортом. Сейчас гантели дома, упражнения, резинки всякие. Сын меня иногда подстёгивает, приходится дома чуть-чуть держать форму. А раньше очень занимался, любил большой теннис, без ума от него, всё время играл. Карате – у меня зелёный пояс, семь лет занимался карате. Но не ради того, чтобы получить пояс, а ради того, чтобы в своих методиках новые физические элементы и упражнения, которые там есть, внедрить в подготовку космонавтов. Там много элементов, которые крайне были нам нужны, и я их внедрял потихонечку. 

– Один из элементов – китайская медицина? 

– Ну, это не спорт. 

– Методика. 

– Методика. Но эту методику я внедрял врачам, в мозги вталкивал, чтобы они занялись этой методикой, изучили бы и внедрили бы эту методику в отряд космонавтов. Не в отряд, а в Центре подготовки космонавтов, у нас же целое медицинское управление было. 

– А чем она вас привлекала? 

– Своей эффективностью. У меня был друг, он раньше меня занялся этой медициной. И они с профессором Сапогиным (а потом и я присоединился к ним) разработали прибор – воздействие на точки. Профессор Сапогин – такой умнейший мужичок, он понимал в электрическом воздействии, знал, какой ток нужно пропустить, чтобы не нарушить мембрану, через которую проходит ток. Он разработал силу тока, разработал амплитуду, которые не нарушают ничего. И этот мой друг – мы ездили в командировки – смотрю, он ходит с каким-то прибором. Кто-то заболел – он идёт лечить. Вылечил – дальше. Я взял у него прибор, приехал домой, скопировал всё один к одному, хотя в принципе никогда не протравливал медь и всё остальное, схему лаком покрыл, протравил, нашёл эти датчики, приборы, резисторы, транзисторы, реле. Сделал такой же прибор, один к одному. И мы с ним в любых командировках были нарасхват – болели много. А нам было интересно, насколько эффективна эта методика. Параллельно мы брали литературу и учили, что такое энергетические каналы, как они между собой взаимодействуют, там много чего нужно было учитывать, и мы лечили. Я понял, что эта методика эффективна при грамотном подходе и потом занялся уже капитально изучением китайской медицины. 

– И телекинез у вас тоже был? 

– Телекинез это параллельно, это то, о чём я говорил в самом начале: аура, которую излучает человек, мы опять были в поисках, находили людей, которые знают и умеют воспринимать эту ауру, умеют как-то лечить, как-то воздействовать. Даже телекинез – Эльвира Шевчик могла держать предметы на весу. Это как один из элементов. 

– В космосе это пригодится точно. 

– Нет, в космосе не пригодится, там всё на весу и без этого летает. Но мы ставили эксперименты. В Москве этим вопросом научно занимался Институт радиоэлектроники и радиотехники – академик Юрий Васильевич Гуляев, мы с ним очень много этих вопросов проработали. У него была целая лаборатория. Мы доставляли ему уникумов, таких людей, которые умеют это всё делать. А они исследовали их на своей аппаратуре – тепловизоры, фотометры, всякое разное. Во всех спектрах что-то было, всё исследовали. И Джуну Давиташвили тоже. 

– А по итогам таких исследований что получали?

– Получали данные, мы их публиковали. Это были чисто публикации. Знаете, тот период был такой, к этому относились не очень приветливо, хотя профессор Дуринян потом возглавил Институт рефлексотерапии, это всё равно что иглотерапия. Считали, что точки – это рефлекторное воздействие на нервную систему. Это неважно, важно, что он этим увлёкся, даже ездил на Филиппины с комиссией: смотрели, как врачи делают операции без ножа, безо всего, раздвигают так. Он даже сам делал операцию вместе с одним из филиппинцев. Он настолько был энтузиаст этого дела, он знал, он понимал, потому что был нейрохирург, врач, как говорится, до корней волос. И поэтому он это всё пытался так донести до наших правителей, чтобы они приняли это всё, чтобы создавались лаборатории, институты, чтобы исследовали это всё, нельзя упускать это всё – «да это шарлатанство», как говорил Китайгородский: «Не может быть, потому что не может быть никогда». 

– Вас и вашу группу исследователей выдвинули на Госпремию. 

– Да, было такое. 

– Но тоже не получилось? 

– На момент, когда группу определили для того, чтобы выдвинуть на Государственную премию, я занимался наукой где-то около десяти лет в этом направлении, где-то всё крутился в этой области. А до меня ребята другими вопросами занимались лет пятнадцать. И когда мы добились определённых результатов в космосе, когда из космоса пришла информация от космонавтов, что эта методика работает и очень эффективна, её надо внедрять, то нас выдвинули на соискание Государственной премии. Но у нас был Береговой – как знамя! – начальник Центра подготовки космонавтов. Ну, не получилось. Буквально через две недели, когда у нас состоялось утверждение на ВАКе, им присвоили Государственную премию за программу «Интеркосмос» – и всё развалилось, потому что две премии за один год не бывает. А потом мы не стали этим заниматься, пошли другие жизненные ситуации. Но было очень интересно. Представляете, когда у меня дома – я с балкона разломил палку, отшлифовал её, чтобы не было ни сучка, ни задоринки. Собралось человек пятнадцать академиков, директоров институтов и нас человек пятнадцать космонавтов, летавших, не летавших. И мы провели эксперименты по телекинезу. Мы это регистрировали на кинокамеру, всё, что у нас было, мы всё это регистрировали. И все это видели – как она держала предмет на весу. 

– Это прямо чудо.

 – Да. Многие не видели этого и ничего не знали, думали: это ерунда. А посмотрели, послушали, поговорили с ней – в общем-то, очень хороший результат. Они были в восторге. И как раз после этого начались эксперименты у Гуляева, открылась целая лаборатория, начали исследовать.

– Многие сейчас говорят: «Омск – космос», это такая популярная фраза. Как вы считаете, Омск – космос?

– Омск давно космос. Когда мне было шестнадцать лет, я уже на следующий день работал на заводе Баранова, вначале слесарем, потом токарем. Папа договорился, чтобы меня сразу взяли на работу в шестнадцать лет. А через год я перешёл в другой цех, закрытый цех. Сейчас это не секрет, там делали камеры сгорания для ракет. Потом уже, когда стал более взрослый, понимал, что у нас есть «Полёт» – и не только делает самолёты, а делает спутники, делает много навигационной аппаратуры, много чего, что связано с космосом. А когда я был в отряде космонавтов, наши ребята приезжали сюда на отработку большого солнечного телескопа, когда «Криогенмаш» делал для него охлаждающую систему. И тренировались на этом большом солнечном телескопе. Это всё связано с космосом. Куда ни посмотри, все заводы, которые работают, где-то что-то делают для космоса – автоматика, приборостроение, НИИ.

– То есть будущее Омска – за космосом. 

– И настоящее, и будущее за космосом. Тем более сейчас – искусственный интеллект, сейчас всё это будут модернизировать, пересматривать, подключать. Я думаю, что у большого Омска большая перспектива в этом направлении.

– Как вы считаете, – несмотря на всё это: полёт сорвался, Госпремии нет, но тем не менее всё так интересно – вы состоявшийся человек? Именно космонавт?

– Я считаю, что я состоявшийся человек по всем направлениям, мне не стыдно. Мне есть что рассказать, есть чем поделиться, и все дети, которые у меня есть, здесь со мной или в разных городах, они все берут пример с меня. Я говорю: «Ребята, вы берите пример, но идите дальше меня». Говорят: «Папа, а куда дальше идти? Ты академик, ты то, ты сё. А нам куда идти?» Я говорю: «Вы найдёте свою нишу, не волнуйтесь. Сейчас время такое быстротекущее, технологии меняются, то меняется, вы найдёте своё место». Так что я очень доволен своей жизнью. Как говорят: человек должен в жизни сделать – родить ребёнка, посадить дерево, написать книгу. Я это всё сделал, и книги написал – у меня трёхтомник хороший вышел. 

– Трилогия. 

– Трилогия, да. Я писал её для себя, но знал, что мои друзья её прочитают. И мне очень не хотелось бы, чтобы кто-то кольнул меня. Прочитали ребята и говорят: «Юра, спасибо тебе за книгу, ты первый из всех нас, космонавтов, летавших, первых наборов, всех остальных наборов, написал правду о нашей жизни. Все врут, а ты написал правду». Я говорю: «Да, я даже иногда в ущерб своему имиджу писал всё, что есть». Они за это меня благодарят. 

– А мы благодарим вас за то, что вы пришли к нам и рассказали всё как есть, повспоминали. Это очень здорово. 

– Я всегда рад таким встречам, потому что как будто частицу своей души, частицу своего я передаю кому-то, а иногда даже груз, который у меня лежит там, оттого что я не слетал, я тоже как бы снимаю с себя, передаю кому-то. Спасибо вам за это.

 – С Днём космонавтики вас, космонавт наш.