Алексей Лавецкий | Текстовая версия подкаста «Трамплина» «Знай наших!»

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с Алексеем Лавецким. 

– Здравствуйте, это медиа «Трамплин» с подкастом «Знай наших!». Сегодня мы решили поговорить о рок-музыке и пригласили в студию вокалиста омской группы KDRR Алексея Лавецкого.

Алексей, здравствуйте. 

– Всем привет, здравствуйте! 

– Я хотела спросить, к какому виду рок-музыки вы себя относите? Потому что, насколько я знаю, вы играете и каверы, и рок-музыку. Давайте поподробнее разберёмся. 

– Каверы и KDRR – это несколько разные истории, о каверах чуть попозже поднимем тему. А KDRR – изначально это был панк-рок, по крайней мере, в первых двух альбомах. Потом мы как-то стали раздвигать рамки. Я сейчас даже и не скажу. Ну, панк-рок, пускай будет так, потому что те люди, которые начали всё это слушать, изначально пришли под вывеской «панк-рок», так оно пускай и остаётся. 

– То, что вы играете и панк-рок, и каверы – это такое самовыражение, творчество для души, так скажем? Или всё-таки для жизни, потому что заработать тоже нужно? 

– Панк-рок – это стопроцентно творчество, в рамках этой группы мы играем всё исключительно собственного написания. А каверы – это работа. Я не знаю ни одного музыканта кавер-группы, который бы занимался этим не из соображений работы и содержания самого себя. 

– А чего больше – творчества или заработок должен быть больше? 

– Я считаю, что всего хватает. Каверов ровно столько, чтобы хватало поддерживать достойное финансовое состояние, а творчество – это всё остальное. Иногда акценты смещаются, у нас бывают две-три недели в году, когда мы со своей группой уезжаем куда-то. Естественно, кавер-деятельность на этот момент приостанавливается, потому что, помимо меня, ещё наш барабанщик Даниил также в двух проектах работает. У ребят такой внеплановый отпуск получается. Потом мы возвращаемся и начинаем с удвоенной силой играть каверы. 

– Сейчас вы чаще стали отлучаться из Омска? 

– Да, с того года – прямо достаточно плотно. В том году были серьёзные фестивали: в Ижевске был достаточно крупный фестиваль «Улетай», не «достаточно», а на тот момент самый крупный, потому что «Нашествия» и «Доброфеста» не было, а на «Улетае» порядка 60 тысяч человек было. Потом в Москву ездили на фестиваль «Панки в городе», в Челябинск на «ПЛЯЖ», мини-фест Legion Fest был тоже в Москве в мае. За тот год было три, четыре или пять небольших выездов и достаточно большой тур на семь городов. Суммарно мы, наверное, месяц в городе отсутствовали за прошлый год. В этом году тоже только что вернулись из поездки, буквально 15–16 июня: 15-го в Питере играли, там такой летний «Эксклюзив на крыше» был у клуба «Ласточка», есть такой на Обводном канале. А оттуда сразу же поездом в Москву, в клубе BASE был большой Base Punk Fest Summer Edition, длинное название, там серьёзный лайн-ап достаточно был, мы там не главные звёзды, естественно, были. 

– Но были. 

– Но были, да. Там всё хорошо было, поддержка от людей была великолепная. Масштаб, уровень – всё очень понравилось. 

– Можно ли омскому рок-музыканту развиваться за пределами родного города? И за пределами одного города в принципе? 

– Безусловно. Более того, это не только омских музыкантов касается. Серьёзная музыкальная движуха есть и по Уралу, Тюмень, Екатеринбург, Пермь, Новосибирск, масса серьёзных групп. К нам частенько ездит группа «Радиомосты» из Новосибирска, они сейчас молодцы, очень здорово прокачали стриминги, и слушателей у них прибавилось. Они помаленечку гастролировать начинают. Всё это началось с появлением интернета, он плотно вошёл в нашу жизнь, стриминги и прочее. Когда появилась возможность, грубо говоря, практически бесплатно получать слушателей из других городов, начала расти аудитория за пределами своего города. Мы на «Яндексе» появились году в 18-м, вот за шесть лет такая работа была проделана. 

– Это вы уже с KDRR? 

– Да, с KDRR. 

– KDRR – это имена ваших вокалистов? 

– Нет, это наша глупая шутка, которую мы один раз пошутили, и она стала нашим проклятием: каждое интервью начинается с вопроса, что значит KDRR. 

– Давайте тогда расскажем.

– Ничего не значит, там очень длинное название было: Killadelphia Rock-n-Rolls. Когда выкладывали музыку на стриминги, посчитали, что это как-то очень долго и сократили до четырёх букв, оно сейчас буквально никакого значения не несёт, просто четыре буквы – и всё, логотип. 

– Группа существует с 16-го, с 17-го? 

– С 16-го. Но первые альбомы вышли в 17-м, там два за один год вышло. 

– А сейчас вы уже готовите к выпуску шестой альбом? 

– Да, шестой. Очень бы хотелось до конца лета его всё-таки добить. 

– О чём сейчас поют рок-музыканты? Панк-рок – о чём он? 

– Рок-музыканты всегда, во все времена пели о том, что окружает, то есть темы самые разнообразные. 

– Это протест, это какое-то бунтарство, я бы даже сказала. 

– Уже сложно на исходе четвёртого десятка лет найти протест и бунтарство. Скорее, созерцательная позиция – на происходящие события, на происходящее внутри. То есть рефлексия. 

– Какие темы вы затрагиваете? 

– Извечные. Любовь, добро, зло, жизнь, смерть, прочее. То есть абсолютная банальщина. 

– А кто ваши фанаты? Какой возраст, какой статус? Можете их описать? Всё-таки достаточно специфично. 

– Мне не очень нравится слово «фанаты». 

– Поклонники? 

– «Слушатели» мне больше нравится. Категорически против поклонения в любом виде. Изначально те, кто слушали музыку, – это наши друзья, которые ходили на концерты в бары. Со всеми дружим по-прежнему. В Омске, допустим, чем примечательны концерты: приходят 100, 120 человек, всех абсолютно знаем в лицо, все наши старые знакомые. А в других городах – люди примерно нашего возраста, но и молодёжь сейчас начинает захаживать. В Питере кто-то приводил двух пацанят лет по 6–7, наверное, но они уже в джинсовках с нашивками, один с ирокезом. Понятно, что мама и папа привели. А так в основном аудитория 25–45 лет, в основном это люди нашего же социального круга, то есть люди, которые ходят на работу, у кого-то семьи, у кого-то какие-то хобби, любят литературу, кино, стихи и прочее. Скажем так, люди, привыкшие жить в клубном формате, лакшери и прочее, – им просто эта музыка неинтересна. Совершенно не лезет туда. Там куча замечательных достойных артистов. 

– Ну и люди, которые любят пофилософствовать, потому что всё-таки рок-музыка к этому располагает, я так думаю. Вы любите философствовать на концертах? 

– Я редко наблюдаю, как люди философствуют, всё-таки рок-концерт – маленько другая атмосфера. Но там совершенно точно неглупые люди, люди, у которых есть свои суждения о мире. 

– Давайте поговорим о кавер-исполнительстве. Что входит сюда, о чём вы поёте, каких авторов? 

– Если брать в общем, то кавер-исполнительство – это просто исполнение популярных песен на специально предназначенных для этого площадках – заведения общественного питания, банкетные залы, иногда какие-то открытые площадки. Если говорить конкретно о группе «НаЗаре», где я играю, изначально это всё создавалось, концепт был, что мы играем качественный отечественный и зарубежный рок и качественный поп. То есть мы не стремаемся, у нас есть композиция Шуры, но поп мы стараемся всё-таки переделывать под свои аранжировки, у нас достаточно интересный набор инструментов – духовой живой инструмент есть, Женька на трубе играет, у нас великолепный клавишник. Все музыканты на уровне, почему, собственно, и сложилось всё это. Состав не менялся уже три года, всех всё устраивает, получается очень быстро собирать интересные аранжировки, казалось бы, заезженных уже песен, за счёт этого всё держится на плаву, людям нравится, люди ходят. 

– А что поёте? 

– Прямо по артистам? 

– Да, примерно. 

– Всякие есть. Из отечественного – Николая Носкова у нас есть пара песен; недавно появилась вокалистка Олеся, ну как недавно, почти год уже в октябре будет – это дало возможность серьёзно расширить репертуар, там Анна Асти появилась, Аллегрова, что-то такое. Есть песни, которые надо петь дяденькам, а есть песни, которые надо петь тётенькам. То есть желательно всё-таки в рамках своей половой принадлежности держать репертуар. Поэтому с Олесей получилось очень здорово разнообразить, расширить репертуар.

Из зарубежного рока – Queen (из последнего, что сделали), Стинга делали. Естественно, что всё это артисты, которые на слуху, у нас есть «говорилка» под песни, все скидывают – а давайте вот это сделаем! И начинается обсуждение. Если это даже хорошая песня, но знает её только человек, который скинул, и узкий круг людей, которым этот стиль музыки нравится, то смысла её делать на широкую аудиторию нет. Кавер-музыка – это всё-таки про охваты, в зале много людей, и желательно, чтобы каждую песню знала большая их часть. 

– Подпевают? 

– Да, конечно. Люди и ходят на кавер-группы за тем, чтобы подпевать знакомые песни. Человек, особенно после тяжёлой рабочей недели, если он просто пришёл в заведение общественного питания выпить лимонада, ему не надо узнавать новое, философствовать и прочее. Ему надо потанцевать и со спокойной свежей головой с утра проснуться. По возможности. 

– А нам что споёте? 

– Поскольку у нас объявлен Год семьи, есть замечательная композиция Владимира Семёновича Высоцкого про неравные браки в Африке. Песня называется «Про жирафа». 

В жёлтой жаркой Африке,
в центральной её части,
как-то вдруг вне графика
случилося несчастье.

Крикнул слон, не разобрав:
«Видно, быть потопу,
в общем так: один жираф
влюбился в антилопу!»

Тут поднялся галдёж и лай,
и только старый попугай –
  он громко крикнул из ветвей:
«Жираф большой, ему видней!»

«Что ж, что есть рога у ней?» –
  кричал жираф любовно. –
  «Нынче в нашей Африке
равны все поголовно.

Если вся моя родня
будет ей не рада,
не пеняйте на меня,
я уйду из стада!»

Тут поднялся галдёж и лай,
и только старый попугай –
  Он громко крикнул из ветвей:
«Жираф большой, ему видней!»

Папе антилопьему
зачем такого сына?
Всё равно, что в лоб ему,
Что по лбу – всё едино.

И жирафа зять брюзжит:
«Видали остолопа?»
И ушла с жирафом жить
к бизонам антилопа.

Тут поднялся галдёж и лай,
и только старый попугай –
  Он громко крикнул из ветвей:
«Жираф большой, ему видней!»

Нынче в жёлтой Африке
Не видать идиллии,
льют жираф с жирафихой
слёзы крокодильи.

Только горю не помочь,
нет теперь закона!
У жирафа вышла дочь
Замуж за бизона.

Пусть жираф был неправ,
но виновен не жираф,
а тот, кто крикнул из ветвей:
«Жираф большой, ему видней!» 

– Круто! Здорово, даже похожи голосом на Высоцкого. У меня следующий вопрос такой: в какой момент вы поняли, что будете заниматься музыкой и по большей части рок-музыкой? 

– Рок-музыку я сызмальства слушал, где-то в двенадцать лет у людей, у которых к этому склонность есть, начинаются «Король и Шут», всякий Цой, всякая «Ария». В детстве, правда, дома и Queen играла из колонок частенько, и «ДДТ», и что-то вот такое. Где-то, наверное, лет с тринадцати начал петь, непрофессионально, естественно, потом гитару освоил, потому что как-то аккомпанировать надо было, и лет с четырнадцати, наверное, поигрывал, в школьной группе, естественно. И дальше всё это пошло. У меня, по-моему, в этом году юбилей: двадцать лет назад я первый раз вышел на сцену – рок-фестиваль был такой, «Перспектива-4» в 2004 году. А потом посерьёзнее уже людей встретил, скажем так, с уровнем повыше, сам к ним подтягиваться стал. И вот, пошли все эти ансамбли. 

– Это всё такая была тусовка, да? 

– Это абсолютно точно тусовка. Были так называемые репточки, это места, где люди собирали аппаратуру и пускали туда всякие разные группы на коммерческой основе репетировать. Естественно, вокруг этих мест молодёжная тусовка, причём возраст от шестнадцати до сорока условно, все общались уважительно, никто не смотрел, кому сколько лет, кто где играл. Там, допустим, играем мы, малолетние, а в соседнем помещении группа «МагистериуМ», которая уже по всяким «Рок-Лайнам» покаталась и серьёзные концерты за плечами – в «Химике» они играли. Все великолепно дружили. 

– И уживались. А сегодня есть какая-то такая движуха среди молодёжи? 

– Среди молодёжи, наверное, есть. Просто маленько уже ускакали в годах – я не знаю, как сейчас живут ребята, которым по шестнадцать лет, которые занимаются музыкой. Естественно, есть – и какие-то концерты, и молодёжь собирается, просто у них свой движ, а у нас свой был. Это всё очень по-разному выглядит. 

– А школа, в которой вы были когда-то управляющим, что это за школа? Насколько я знаю, туда приходят уже достаточно взрослые люди – обучаться игре на гитаре, на барабанах. 

– И петь. Ещё бас там появился, по актёрскому мастерству класс есть. Это авторская школа, владеет ею наш барабанщик Даниил, школа называется Nord Sound. Всё это вращалось вокруг барабанов, у Дани хорошие склонности к педагогике, он великолепно умеет работать с людьми разных возрастов. Почему разных, сейчас уточню. То есть он хотел именно авторское обучение игре на барабанах. Это сильно отличается от того, как учат в музыкальных школах, потому что музыкальная школа – муниципальная, классическая – начинается с сольфеджио, там дополнительный инструмент, что-то ещё. Человек, который пришёл в обычную школу учиться по классу ударных, как правило, только на третий год садится за полноценную ударную установку. А здесь мы хотели сделать так, чтобы человек пришёл – если он хочет играть на барабанах, чтобы он сел играть на барабанах в первый день. Даня молодец, он всё это дело развивал, появились другие направления, то есть сейчас там гитара, бас-гитара, вокал, всё помаленечку крутится. А насчёт того, кто приходит, – приходят абсолютно по-разному, взрослых людей учится большинство, потому что где-то к тридцати годам у человека появляется возможность заниматься, а в детстве, например, было желание позаниматься музыкой и каким-то образом оно у него не реализовалось. Появилась возможность, появилось желание – вот это хобби. 

– Такая детская мечта. 

– Да. Люди ходят учиться на инструменте. Там взрослые люди, как правило, не загадывают: я вот сейчас поучусь месяцок и стану профессиональным музыкантом, они ходят просто кайфовать от игры на инструменте. Это такой личный гештальт закрывается. Дети тоже приходят, причём там разных возрастов, насколько я знаю. Даня старается с восьми лет брать всё-таки, потому что есть определённые моменты – игра на инструменте, как ни странно, очень трудозатратна физически. Но есть совершенно талантливые малыши, которые приходят – он ещё ногами еле до педали бас-бочки достаёт, но уже играет. 

– Ваша роль в этой школе? Чем занимаетесь? 

– Сейчас я уже не являюсь управляющим, я Дане помогаю по дружбе, отчётные концерты проводим – я их веду, в квартирниках участвую – Даня иногда приглашает, собираемся у нас в студии, там такая достаточно интересная атмосфера, на пол в репетиционной комнате накидываем баблов, какие-то закуски, кулер, чай. Люди приходят на хороших колонках послушать музыку. Сидя на полу всё это, примерно то, что я сейчас играл, там происходит с большим количеством людей. Так что роль моя сейчас – со стороны иногда помогаю. Дело там идёт, я очень рад. 

– Как вы относитесь к современной косноязычной музыке, к вокалу, который, наверное, страшно назвать вокалом? 

– Я не думаю, что важно, как я к этому отношусь, объясню почему: потому что этого всего бы не было, если бы на это не было запроса. Я по улице Бударина иногда ночью пройдусь, если там гуляю где-нибудь в центре. Там же автомобили стоят, у всех открыт багажник, там стоит сабвуфер – и играет всякая разная музыка, в том числе и та, которую вы очень политкорректно, без имён упомянули. Если всё это громко слушается и доставляет удовольствие большому количеству людей, то, к сожалению, на это есть запрос. 

– То есть спрос рождает предложение. 

– Да, абсолютно. Я думаю, что нужно вести комплексную работу в принципе над повышением уровня культуры, а не сетовать на то, что какой-то артист, не умеющий петь, вылез. Это во все времена. 

– Это системно, так скажем? 

– Конечно. То есть людям сызмальства нужно прививать музыкальную культуру в том числе. Даже не с той целью, чтобы человек наслушался Бетховена и всю жизнь слушал Бетховена. Просто, когда он слышит эту «замечательную» автотюновую зацикленную вещь, он должен понимать, что есть вот такая музыка, а есть ещё и другая. 

– Чтобы разбирался. 

– Да, конечно. 

– Вам печально от этого? 

– Нет. А как я могу повлиять на эту ситуацию? Зачем мне по этому поводу печалиться, есть чем заниматься. 

– Дети есть? 

– Нет. 

– А, вот поэтому вам всё равно. 

– Да, возможно. Но у моих друзей сейчас такой возраст, что в большинстве случаев дети уже ведут активную социальную жизнь. У меня есть одна хорошая знакомая, она натурально забрала ребёнка из школы на домашнее обучение, потому что он принёс на телефоне песню одной очень популярной сейчас исполнительницы – про половины, уточнять не буду. Она послушала – и, наверное, стоит скорректировать круг общения ребёнка. Он занимается в секциях, общается теперь там, а учатся они самостоятельно, весьма успешно, кстати. По полтора класса, по-моему, за год проходят.

А так – да, жалуются, дети иногда всякую дичь приносят из школы. Но задача родителя в том и состоит... Оградить ребёнка от дичи невозможно, но ребёнку можно привить правильные принципы восприятия, чтобы он понимал, что это дичь. 

– Есть ли будущее у омской рок-музыки? 

– Да, естественно. Надо просто работать. 

– Кто должен помогать? Как нужно развивать? 

– Развивать нужно самостоятельно. Сейчас мало просто играть музыку, если есть стремление к тому, чтобы её вывести за рамки хотя бы репетиционной базы, на какие-то концерты, то нужно осваивать хотя бы азы интернет-маркетинга – это правильно вести сообщество, обязательно всё, что записано, издавать на официальных площадках, потому что сейчас всё уже пришло к тому, что люди перестали качать пиратскую музыку в MP3, я свой последний MP3-плеер положил на полку лет, наверное, пять или шесть назад. До этого я принципиально не слушал музыку с телефона, потому что кто-то может позвонить, меня это нервировало. Но стриминги победили, мне надо, чтобы у меня был «Яндекс.Музыка», «СберЗвук». Большинство людей мыслят сходным образом – за музыку сейчас надо платить, потому что за каждое прослушивание капает музыканту. Я принципиально начал слушать музыку на стримингах, потому что много с кем общался из не первого пула, скажем так, музыкантов, из таких же пацанов из разных городов, которые пишут и играют своё. Я же знаю, что, если я их песню послушал, то 20 копеек капнуло. Это принцип. 

– И уважение, наверное. 

– Конечно. Музыку надо поддерживать. 

– Это тоже работа. 

– Да, это работа. Мы финансируем и поездки свои, и всякие необходимости и нужды для группы из денег, которые нам капают за прослушивания, поэтому приветствуется это всё.

– Куда-то за рубеж, за границу уезжали? 

– Казахстан. В рамках кавер-ансамбля. 

– А рок-музыка? 

– Нет, только по России пока ездили. Там есть сложности, потому что, сами понимаете, сейчас ситуация выглядит таким образом, что даже в том же Казахстане рекламироваться можно через одни интернет-ресурсы, которые у нас сейчас не работают на платную рекламу. Даже продвижение концерта в ближайшей стране от Омска сопряжено с определёнными трудностями. До лучших времён пока эти планы отложим. Опять же, аудитория успеет подрасти. Безусловно, ехать надо. Мы с удовольствием играли бы везде, где слушают и понимают песни на русском языке. 

– В целом вообще сложнее стало или всё-таки пока вы эту тему не разбираете? 

– У нас не то чтобы не с чем сравнивать, мы в 22-м году в первый раз в мае съездили в Москву, а до этого мы играли в основном в Омске, пару раз в Новосибирск, может быть, выбирались. Серьёзные поездки на свою аудиторию с серьёзным планированием концертного графика начались буквально в двухлетней ретроспективе, поэтому работаем. Сложно, безусловно. Это крайне затратная работа, просто очень много надо делать. Есть серьёзные люди, которые нам помогают, сейчас все наши выездные концерты делает одно очень хорошее агентство, один конкретный человек из этого агентства с нами работает, они в принципе работают с артистами калибра побольше, но вот, с ним мы сейчас сотрудничаем и всё это великолепно проходит. 

– Я вам пожелаю только хороших людей на пути и большого творчества, которое будет пользоваться спросом. Спасибо вам за беседу. 

– Спасибо. Будем работать! Вам спасибо, что позвали.