Максим Копосов | Текстовая версия подкаста «Трамплина» «Знай наших!»

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с директором омской компании «Промобит», которая пару лет назад создала первый отечественный ноутбук BITBLAZE, Максимом Копосовым 

— Всем привет! Это подкаст «Знай наших!» на медиа «Трамплин». Сегодня мы решили снова поговорить об ИТ. Поэтому в нашей студии программист и бизнесмен, директор омской компании «Промобит» Максим Копосов. Максим, здравствуйте!

 — Здравствуйте!

 — Вы и ваша компания на сегодняшний день известны прежде всего импортозамещением, что очень актуально. Создаёте оборудование исключительно на российской компонентной базе. Что конкретно вы делаете здесь, в Омске, получается, на благо всей нашей страны?

 — Давайте начнём с термина «импортозамещение». Лично у меня оно никаких плохих ассоциаций никогда не вызывало. Я всегда это говорил. Не у всех так. Считается, что импортозамещение — это что-то такое нехорошее: кто-то ушёл, а кто-то потом пришёл на чужое место. Какие-то такие есть коннотации у этого термина. Вообще говоря, сейчас, в последнее время, на уровне власти, на уровне государства используется термин «технологический суверенитет». Он отличается от импортозамещения ещё и тем, что показывает цель: ради чего мы этим занимаемся — для того чтобы быть технологически суверенными, чтобы не зависеть ни от кого, а самостоятельно определять свой путь развития в технологиях. Поэтому да, мы занимаемся импортозамещением, мы занимаемся технологическим суверенитетом. И действительно, как вы сказали, пытаемся в своей технике максимально опираться на отечественную компонентную базу, российские микропроцессоры. Собственно, мы этим начали заниматься — первую систему хранения данных на российском процессоре «Эльбрус» показали аж в 2013 году. До того, как это стало мейнстримом. Мы известны под брендом BITBLAZE. Не помню, прозвучало ли это название.

 — Нет, мы ещё об этом не говорили.

 — И так получилось, что, несмотря на то что основная наша продукция — это продукция для корпоративных клиентов (системы хранения данных, серверы) и в профессиональной среде мы известны по этой продукции, в массах, среди пользователей, которые не являются потребителями системы хранения данных и серверов, мы известны по ноутбукам.

 — Как раз это BITBLAZE.

 — Да. Дело в том, что пару лет назад мы заявили первый в России и вообще первый ноутбук на российском процессоре «Байкал». Тогда это был процессор «Байкал-М». Первый ноутбук на российском процессоре для потребительского рынка за какие-то обозримые деньги потребитель мог бы купить: мы заявляли целью сделать ноутбук на российском процессоре стоимостью до 100 тысяч рублей. Дело в том, что потребительская электроника, ноутбуки выпускаются либо большими сериями — десятками, сотнями тысяч, миллионами. Это те ноутбуки, которые мы видим в магазинах. Либо, если это что-то специальное, а на российских процессорах до этого делали только специальные ноутбуки — противоударные, водонепроницаемые, взрывозащищённые, они стоили около миллиона рублей. И поскольку мы сами с интересом занимаемся использованием российских процессоров, развитием этой экосистемы, то нам хотелось сделать массовый продукт. Мы его сделали. На широкий рынок он не пошёл, потому что процессоры закончились: наступили санкции. Сейчас тонкими струйками какие-то процессоры попадают или используются складские запасы. У нас есть на ближайшие полгода планы реализовать около ста ноутбуков на процессоре уже «Эльбрус-2С3».

 — То есть это уже чисто ваше?

 — Да, на складе находятся комплектующие для этих ноутбуков. К сожалению, ввиду малосерийности нам не удалось сейчас уложиться в сумму меньше 100 тысяч рублей, они будут несколько дороже. Но энтузиасты у нас их уже предзаказывают.

 — Кто заказчики?

 — Заказчики — это, как правило, ИТ-специалисты, которые работают в компаниях, а также энтузиасты-фрилансеры, которые работают над российскими ИТ-продуктами.

 — Но это не на массовом рынке, получается?

 — Очень трудно скакнуть с нуля сразу на массовый рынок, где нужно производить сотни тысяч. Во-первых, их нужно сначала произвести, значит, нужно закупить комплектующие для 100 тысяч ноутбуков. Даже если он стоит 50 тысяч, для 100 тысяч понадобиться… И миллионов добавить, да. Получается достаточно много. 5 миллиардов, да? И, самое главное, нужно где-то там найти у инвестора эти 5 миллиардов. А инвестор спросит: а ты уверен, что это всё купят, в таком количестве? Ведь российские процессоры несовместимы с иностранными, непривычны рынку. Может быть, клиент пойдёт и купит другую продукцию. Может, ему проще китайскую купить. Поэтому тут надо как-то постепенно двигаться и находить сначала какие-то ниши. Мы говорили о нише энтузиастов импортозамещения, или технологического суверенитета. Мы начинаем с неё, причём такими энтузиастами являются не только частные лица, но и компании, которые хотят сделать продукт, совместимый с российскими процессорами. Просто нужно какое-то устройство на российском процессоре, и они могут купить такой ноутбук.

 — То есть заинтересованные лица должны быть?

 — Да-да!

 — Кто вам помогает?

 — Нам помогают люди, которые искренне заинтересованы в развитии российской вычислительной техники, в развитии российской школы. Такие люди за время нашего существования вокруг нас появились. В прошлом году мы начали тесно сотрудничать со Святославом Капустиным, основателем группы компаний «Трамплин», он тоже вошёл в состав акционеров нашей компании. Если говорить о нашем длинном пути развития, более десяти лет назад у нас сложился венчурный фонд Kama Flow — частная инвестиционная компания. И вообще, то, чем мы занимаемся, достаточно сложная история, которая часто требует, чтобы вкладывали больше, чем зарабатываем на этом. Смотрим, какие на рынке есть государственные меры поддержки и, конечно, их тоже используем.

 — Это всевозможные гранты?

 — Да, мы сотрудничаем с Фондом Бортника, получали поддержку от него. Мы как производители российского продукта вносим как аппаратную часть, платформу, так и внутреннее ПО, которое работает в системе хранения данных, в реестры Минпромторга, Минцифры, и эти реестры тоже призваны дифференцировать регулируемый рынок, государственных заказчиков, компаний с госучастием, для того чтобы они покупали продукцию на российских процессорах, ну или произведённую, разработанную в России, даже если не на российских процессорах. Конечно, этими мерами поддержки, которые оказывает государство, пользуемся. Но также есть большое количество энтузиастов, например, техноблогеры: Максим Горшенин ведёт канал imaxai, Стас Ай Как Просто, Дмитрий Бачило, новосибирский блогер. Это всё наши большие друзья. Не так давно, в сентябре, проходил фестиваль «ОмФест», на площадке этого фестиваля мы их всех собирали.

 — Сейчас вообще в ИТ-отрасли есть ли какие-то болезненные точки, на что больше всего хотелось бы обратить внимание вам как резидентам «Сколково», получается?

 — В группе компаний BITBLAZE «Промобит» — головное юридическое лицо, но у нас есть в «Сколково» представительство, компания «BITBLAZE Технологии». Поэтому да, можно сказать, что мы являемся резидентами «Сколково».

 — На что бы хотели обратить внимание?

 — Поскольку на рынке образовался некоторый вакуум с уходом иностранных производителей, российские производители туда, в этот рынок, бросились как в некий глубокий океан, где можно легко заработать, — компании с разной степенью глубины импортозамещения и глубины «отечественности» их продукта. Иными словами, появляются компании, которые просто где-то находят возможность как-то так договориться, чтобы на китайскую продукцию наклеить свою наклейку…

 — Ах, вон они какие!

 — Да. И регулятору нужно очень тщательно дифференцировать такие компании. И для них дифференцировать рынки. Мы понимаем, что у регуляторов стоит задача, чтобы рынок не оказался без предложения. И если нет там глубоко импортозамещённой продукции, глубоко технологически суверенных российских процессоров, ну пусть будут хотя бы эти «китайцы» с российскими наклейками. Они сейчас заработают, потом новые требования выдвинем — они будут чуть сильнее: будут, например, в России сборку производить, а потом и какие-то платы делать… И вот так постепенно будем развивать... Те компании, которые уже в России производят сборку, уже платы делают и уже дальше пошли, они несут большие издержки, ну потому что это всё сложнее, чем наклеить наклейку на китайские. И вот если они оказываются на одном соревновательном поле, то, конечно, выигрывают те, которые…

 — ...которым просто: раз — и наклейка приклеена.

 — Государству для регулятора очень важно придумать такие правила, чтобы поддерживать и одних, и других и не забывать о цели. Цель в конечном итоге — это технологический суверенитет. Поэтому нельзя в равной степени поддерживать и тех, кто просто клеит наклейки, обеспечивая рынок. Это хорошо, да. Ну вот сейчас мы зайдём в какой-нибудь магазин, например, «Эльдорадо — М-Видео» и увидим большое количество ноутбуков российских брендов, но если мы их раскрутим, то поймём, что российского там мало. Их тоже нужно поддерживать, потому что нужно, чтобы ну не пустыми прилавки были в таких магазинах. Но если всё-таки компания какими-то важными вещами занимается... Сейчас есть такое понятие «критическая информационная инфраструктура». Наверное, надо сделать так, чтобы для критической информационной инфраструктуры требовалась более глубоко импортозамещённая продукция, может быть, даже не просто собранная в России, не просто с российской (произведённой или смонтированной здесь) платой, а может быть, с российским процессором. Потому что иначе на начальном этапе российский процессор просто не сможет конкурировать с гигантами. Это как ребёнок со взрослым спортсменом соревнуется. Нужно создавать для них разные лиги, что ли. И ребёнка выращивать.

 — Кстати, про детей, которых нужно выращивать. Как у вас сейчас обстоят дела с кадрами?

 — С кадрами сейчас у всех, наверное, непросто, потому что многие компании сейчас занялись импортозамещением, созданием своих продуктов. Столько кадров просто не готовила система высшего образования. Где-то отчасти пришли люди, которые работали в иностранных компаниях. Ну вот на примере СХД (система хранения данных. — Прим. ред.): люди, работавшие в иностранных компаниях, — при всём уважении, у них огромный опыт, они носители корпоративной культуры, у которых есть чему поучиться, но зачастую общую архитектуру решения придумывали где-то там, ну, например, в США, а человек здесь получал конкретную задачу и эту задачу решал. Очень не хватает людей с масштабным мышлением, которые могут придумать сложную архитектуру. И очень не хватает квалифицированных менеджеров, которые могут эту задумку реализовать.

 — И это не только в Омске, это по всей стране?

— Конечно. Не хватает, наверное, людей, готовых упаковать какое-то интересное решение в продукт. Часто бывает на рынке, мы знаем, появляется одновременно несколько технологических решений, но какое-то из них становится успешным продуктом, а какое-то нет. Тут важно ещё вовремя выйти на рынок, не дожидаться, когда он будет идеальным, а понять, что уже на текущей стадии есть сильные и слабые места. Мы на сильных акцентируем внимание, а слабые… — мы потом догоним. Вот этого тоже не хватает, но понятно почему. Потому что Россия хорошо готовила технических специалистов. Если они шли работать в иностранную компанию, продуктовые маркетологи, они опять же находились за рубежом, там всё продумывалось.

 — То есть по большей части мы касаемся сейчас проблемы утечки мозгов? Никто не вернулся?

— Люди вернулись. У нас есть партнёр, мой архитектор, руководитель отдела разработки ПО, человек, который прожил за рубежом более десяти лет, работал в ведущей мировой компании. Он вернулся в Россию. Если говорить о людях, которые во время частичной мобилизации уезжали в 2022 году, многие из них вернулись. Многих и не готовили у нас. Система подготовки была нацелена на то, чтобы готовить специалистов, которые будут реализовывать задумки, которые где-то там (показывает вверх) рождаются, и работают над продуктом, который рождается за пределами России. Даже дело не в системе подготовки, очень мало было мест, где можно было набраться такого опыта. Потому что мы говорим не только о людях, пришедших после вуза, подготовка ведь продолжается на протяжении всей карьеры человека. Мало людей, у которых за спиной реализованные проекты, позволяющие заниматься тем, чем мы занимаемся. Мы растим свои кадры, да.

— А как вы это делаете?

— На самом деле к какому-то системному подходу, осознанию того, что к этому нужно подходить более системно, мы только сейчас подходим. И только сейчас появляются какие-то возможности. Вот мы сейчас выросли до 100 человек, а когда компания маленькая, 20—30 человек, 50, то это всё сложнее. Опытный человек работает, решает всевозможные задачи, к нему ставится человек менее опытный, который ему помогает, наблюдает и участвует в решении этих задач. И по мере роста сложности задач, роста масштабности вырастают специалисты. Иногда получается, что кто-то, кто точно так же рос в последние десять-пятнадцать лет в другой компании, оказывается на рынке труда, и тут важно его подхватить, убедить, заразить своей идеей, чтобы он стал единомышленником, чтобы мы работали вместе.

— Из иностранных компаний специально никого не приглашаете?

— Нет, пока такого опыта не было. У нас был опыт, когда люди уехали за границу и работают в иностранных компаниях из России. Мы знаем, что он специалист в этой узкой области, едва ли он к нам вернётся. Но поскольку он специалист в этой области, можно сдельно с ним договориться, чтобы он именно эту задачу решил. А ещё ИТ-область — это такая сфера, где можно работать удалённо. Есть люди, которые ещё до всяких санкций предпочли дауншифтинг — жить где-то на Бали и работать в «пляжном» режиме, там, где тепло. Работать на удалёнке — такие у нас тоже есть.

— Почему вы не покинули Омск? Вы здесь и, в принципе, не собираетесь никуда.

— Я специально об этом как-то не задумывался. Дело в том, что мы начали этим заниматься 15 лет назад, в 2025 году компании будет 16 лет. И компания, и родные здесь не позволяли покинуть Омск, бросить всё, ну не перевезёшь же всех! При этом здесь есть преимущества, есть кадры, единомышленники, с которыми можно было работать, они заинтересованы, чтобы что-то сделать, а не в том, чтобы заработать максимальные деньги. Конечно, в Москве, где работают иностранные компании, выше уровень заработной платы, и мы не могли бы конкурировать, создать компанию, всё равно не один же человек делает, а несколько, и платить зарплату мы бы, наверное, не смогли там, в Москве. Как-то исторически так сложилось. При этом внешние коммуникации происходят, конечно, по большей части в Москве, и мне часто приходится летать туда, встречаться с партнёрами. Был такой период в развитии нашей компании, когда я жил в Москве месяцами. Я там как бы на переднем крае взаимодействия с клиентами, партнёрами, заказчиками, а здесь люди, которые в Омске, моя команда, — это тыл. Я что-нибудь наобещаю — они делают, что-нибудь узнаю, что можно вот так сделать, — они делают. Потом я приношу — вот мы сделали. Нам говорят: какие вы молодцы, у нас так не умеют!

— Фестиваль «ОмФест», прошедший в августе-сентябре (2024-го. — Прим. ред.), насколько показал возможности Омска быть столицей IT?

— Для начала про фестиваль «ОмФест». Вообще говоря, идея родилась у Яны Брыш, она сейчас заместитель директора, мой заместитель в компании, долгое время была коммерческим директором. То есть можно сказать, что идея отчасти родилась в стенах нашей компании, но не только нашей компании. Там была группа единомышленников, это и омская «Цифра», и «ИТ-кластер Сибири». На 10-летии «ИТ-кластера Сибири» первый раз, наверное, идею такого мероприятия Яна озвучила. Там были Руслан Киямов, который тоже участвовал в подкасте «Трамплина», Иван Орехов (группа компаний «ИСС Арт»), Лола Самборская, дизайнер. Тогда мы обсуждали, и что-то такое родилось. А потом в Омск приезжал Максут Игоревич Шадаев, министр «цифры». И на встрече с ним Яна Брыш презентовала тогда масштабный фестиваль, который будет длиться неделю, под рабочим названием «ИТ-Казантип». Многим это тогда показалось чем-то таким нереализуемым, очень сложным. Но Яна Брыш не из тех, кто боится сложностей (улыбается), и, в общем, удалось реализовать такое замечательное событие. Конечно, это очень круто!

Насчёт ИТ-столицы. Тут такие, скажем, громкие лозунги, но, наверное, Омск заявил о себе, в том числе на этом фестивале, как один из городов, где сильно развита ИТ-сфера. А Омск действительно таким является, это не голословно. Просто особенность Омска, что ещё с начала 2000-х годов здесь активно работала компания «Люксофт» — это российская, сейчас уже американская аутсорсинговая компания, которая разрабатывала программные продукты для компании «Боинг», других иностранных компаний. Здесь работала компания «ИСС Арт» Ивана Орехова, которая тоже разрабатывала на заказ программные продукты для всего мира. В том числе они разработали систему oDesk, которая, кажется, потом называлась Upwork, через которую другие такие же небольшие команды работали. Здесь сильно представлено техническое и естественно-научное образование, много технических вузов, прежде всего крупный технический вуз Омский государственный технический университет, Омский государственный университет, где есть (ну были, когда я там учился) матфак, физфак, факультет компьютерных наук. Сейчас всё это как-то по-другому называется. Но эта школа сохранилась, она есть, и эти люди шли в программисты, а работали они в основном на зарубежных заказчиков. Некоторые даже не особенно афишировали это, не особенно рекламировались, это всё было как бы в тени, как-то это было неявно.

— Об этом не говорили в любом случае?

— Да. Тот, кто не является специалистом ИТ-сферы, этого не замечал. А сейчас многие из этих компаний, которые были ориентированы прежде всего на работу с иностранным заказчиком, вынуждены выходить на свет, чтобы найти заказчиков или найти свой продукт. Кстати, в сети «Точек кипения» есть продуктовое сообщество, они там по четвергам собираются и обсуждают, какой бы продукт создать, чтобы он был актуальным для рынка. Что такое «продуктовая компания»? Это не те, которые продукты питания делают. Термин означает компании, у которых есть свой продукт. Ещё десять лет назад с одним программистом разговаривал, он говорил: вот «2ГИС» — это продуктовая компания. Там тоже работают программисты, но они делают свой продукт, а какие-то другие компании, «ИСС Арт» или «Люксофт», это аутсорсинговые компании, им за разработку платят снаружи. Быть продуктовой компанией сложнее, потому что ты не знаешь, купят твой продукт или нет. Когда тебе платят за разработку, ты говоришь: ну вот этот труд...

— То есть точная потребность в этом?

— Да-да. Трудоёмкость такая-то, нужно, чтобы, допустим, десять программистов работали год. Ты знаешь, какая зарплата у десяти программистов, что необходимо, чтобы обеспечить их работу. Ты можешь назвать цену, и эту цену ты получишь. Программисты работают. А когда продуктовая компания, ты вынужден вкладывать в продукт и не знаешь, что твой продукт купят. И сложность в этом. Многие омские компании, бывшие аутсорсинговые, становятся продуктовыми, создают свой продукт или переориентируются на российский рынок, на российского заказчика.

— Это хорошо или плохо?

— Это, конечно, очень хорошо. Вот то, с чего я начинал — говорил, что наши российские специалисты работали во всех мировых компаниях: «Майкрософт», «Фейсбук» Apple или вот, например, САПРО — система автоматического проектирования, SolidWorks — компания Dassault, которая потом «Сименсом» была куплена, европейская компания. Вот мы-то сами её используем, чтобы воздушные потоки внутри сервера моделировать. На выставке микроэлектроники я узнал, что команда, которая разрабатывала программный продукт, на котором моделируются эти физические процессы, термодинамические, на самом деле находилась в России. И они в России работали, получали зарплату, делали продукт для компании «Сименс», а «Сименс» потом его на весь мир продавала и получала за это большие деньги. И тогда, когда я познакомился с этими ребятами, я узнал, что они сейчас в России создали свой продукт, на тот момент компания называлась «Катфлоу». И свои знания они использовали уже для того, чтобы компания и продукт возник здесь, в России. Но, как я говорил, помимо технических специалистов нужны специалисты продуктовые: маркетологи, которые могут упаковать этот продукт.

— Красиво преподнести?

— Да! И именно маркетологи с реализованными крутыми проектами за плечами. Недостаточно просто окончить факультет маркетинга — от этого не станешь опытным, крутым маркетологом, способным упаковать продукт. На Западе, в Соединённых Штатах, наверное, это как-то в крови, что ли.

— Просто, может быть, это больше финансируется и акцент ставится на это?

— И это, конечно, да. Идея, американская мечта, чему учат всех с детства, это реализовать себя, построить какой-то бизнес, создать продукт. И, конечно же, (там) больше возможностей финансирования. Несмотря на то что у нас сейчас и государство старается вкладывать, и какие-то крупные компании организуют при себе какие-то фонды, конечно, очень остро не хватает финансирования. Текущая ситуация ещё связана со сложностями с банковским финансированием — ставка высокая. Это тоже как-то надо решать.

— Вот в таких условиях какие вы ставите цели перед своей компанией?

— Несмотря на все сложности, мы находимся на растущем рынке. Он растущий как по субъективным причинам для нашего российского рынка, потому что ушли иностранные производители, так и по объективным причинам, потому что — хранение данных: данных собирается всё больше и хранится всё больше. Если автомобиль, который производился десять лет назад, — это в меньшей степени компьютер, это просто автомобиль...

— ...транспортное средство: руль, колёса, двигатель.

— Да, руль, колёса, двигатель, коробка передач, надо решить сложные инженерные задачи, чтобы всё это работало. Потом появилась какая-то электроника, которая реализует систему курсовой устойчивости, мультимедиасистемы. А современная машина, особенно с системой контроля в полосе, которая знаки определяет, — они же не просто всё определяют, они ещё на какое-то облако это всё шлют, китайское, как правило, к сожалению, или американское, если это автомобиль «Тесла», например. Сейчас много локализуется автомобилей китайских, «Москвич» появился. Я надеюсь, что это всё локализуется в ту сторону, чтобы они всё это слали на наши облака и чтобы всю их электронику контролировали и развивали наши компании. В целом это так работает: «Тесла» едет, фотографирует, что на дороге происходит, отправляет на облако, и следующая «Тесла» уже лучше проедет, потому что она лучше знает состояние дороги. И данные собираются повсеместно — и о поведении пользователей, через телефоны собираются, через умные колонки, через… вплоть до холодильников, всё подключается к вайфаю и собирает данные.

Объективно объём данных, которые в мире собираются, растёт. Ещё он растёт, потому что появились технологии работы, разбора этих данных, обучения на них нейросетей и разбора их с помощью нейросетей. Это объективная ситуация: рынок растущий. И на растущем рынке для бизнеса вообще, даже если ты ничего не делаешь, стоишь на месте, ты растёшь вместе с рынком. Если ты делаешь что-то лучше, чем другие, ты растёшь ещё быстрее. И даже если ты немного ошибся, ты тоже растёшь вместе с рынком. Если тебе немножко не хватает финансирования или на каком-то этапе тебе не хватило компетенции, не успел вовремя вырастить специалиста и не нашёл его на рынке, ты всё равно растёшь вместе с растущим рынком. Мы находимся в такой ситуации. В связи в этим мы ставим себе амбициозные цели. Мы знаем, что есть некоторые компании, которые занимаются тем же, чем и мы, и которые росли в прошлом, в позапрошлом году в шесть раз, в десять раз. Конечно, каждый год мы ставим себе такие цели. Не всегда достигаем, но на этот год мы тоже ставим себе такие цели — вырасти в десять раз!

— Я вам желаю тогда вырасти в десять раз! И спасибо за беседу! Было очень интересно.

— Большое спасибо!