«Золото!» Как легендарный археолог Владимир Матющенко раскопал бесценный курган

Золотые поясные пластины, щедро усыпанные бирюзой, серебряные бляхи-фалары, некогда украшавшие конскую сбрую, массивная золотая гривна – знак власти... Экспонаты Золотой кладовой в Омском музее изобразительных искусств имени Врубеля никого не оставят равнодушным. Эти древние сокровища явились миру благодаря омскому археологу Владимиру Матющенко. Учёный, которого справедливо именуют легендой сибирской археологии, в 1986 году первым после бугровщиков, орудовавших здесь в петровские времена, раскопал в нашем регионе золотой курган.

Изначально вести раскопки курганного могильника недалеко от деревни Сидоровка в Нижнеомском районе Омской области должен был другой учёный, но обстоятельства неожиданно изменились. Можно сказать, что золотой курган пожелал открыться именно ему – Владимиру Матющенко, основателю двух археологических школ, омской и томской, всю свою жизнь посвятившему археологии.

Будущий основоположник сибирской археологии родился на брянской земле на хуторе Алёшкино, в простой крестьянской семье. У Ивана Пименовича и Натальи Мартыновны было четверо детей – Ксения, Лидия, Леон и младший Володя. Жили скромно, потому Иван Пименович завербовался на стройку Комсомольска-на-Амуре и вместе с семьёй переехал туда в июне 1941 года, буквально за 10 дней до начала войны. В начале 1943 года Володя вслед за братом оставил школу и пошёл работать. Сначала он рисовал плакаты в заводском клубе, потом трудился конторщиком на железнодорожной станции. В общем, взрослая жизнь началась для него очень рано. И даже на школьных фото видно, какое у Володи Матющенко независимое лицо.

После 9 класса Владимир предпринял попытку самостоятельной жизни – уехал из Комсомольска за 800 километров в город Сучан (ныне Партизанск) и поступил там в горный техникум. Но попытка оказалась неудачной. Деньги, которые дали родители, быстро закончились – не на что было даже починить прохудившиеся сапоги. Так что Володя продал фуфайку, купил билет на поезд и вернулся домой.

Школу он окончил с серебряной медалью. Накануне получения аттестата Володя Матющенко писал в дневнике: «Я сделаю что угодно, всё перетерплю и перенесу, но я буду учиться». Он мечтал об МГУ, но в итоге поехал в Томск. Там получил письмо от родителей: «Капуста уродилась, в сентябре денег пришлём рублей 200». Владимир посчитал – надо питаться на 5 рублей в день. Горячее – раз в день, а утром и вечером можно взять в студенческом буфете бесплатный хлеб и кипяток. А потом начнётся учёба и будет стипендия...

Из школьных предметов юношу привлекали литература, история и немецкий язык – факультет, на который он поступил, был историко-филологическим. Но романтика археологических раскопок оказалась сильнее. Лекции Константина Гриневича и занятия в археологическом кружке под руководством Евгения Пеняева буквально заворожили его. После первого курса летом 1949 года Владимир Матющенко принял участие в своей первой археологической экспедиции. А через четыре года впервые провёл самостоятельные раскопки, исследуя неолитический могильник Самусь I в Томской области. Пятикурсник Матющенко был зачислен на должность лаборанта Музея истории материальной культуры ТГУ. В 1953 году он с отличием защитил диплом и стал заведовать этим музеем, а потом начал преподавать.

В августе 1976 года Владимир Матющенко переезжает в Омск, где становится заведующим кафедрой всеобщей истории, а затем и деканом исторического факультета Омского государственного университета. Он, разумеется, продолжает археологические исследования. И через десять лет ему улыбается редкая удача.

Такие экспедиции назывались хоздоговорными. Курганы, находившиеся на территории, предназначенной пойти под распашку, сначала должны были исследовать археологи. Соответственно, заключался хозяйственный договор между исследовательским институтом и каким-то колхозом. А раз есть договор, его надлежит исполнить...

В интервью, записанном в мае 2003 года, Владимир Иванович рассказывал:

«В 1986 году просто случайно я вынужден был продолжить работы на Сидоровке... У меня были планы совсем иные, но тут я выехал на Сидоровку и продолжал работы уже до самого сентября.

Работы шли достаточно рутинно, спокойно, были раскопаны три небольших кургана, даже уже запаханных. И мы ничего особенного не предвидели. К середине августа расчистили и два больших кургана, могилы пошли. Находили, конечно, в том же третьем кургане, разграбленные могилы, с небольшими остатками даже золотых вещей, но это был мусор, заполнение могил...

Центральную могилу первого кургана мы выбрали достаточно быстро, хотя работа трудоёмкая, потому что чёрный грунт – плотный, примерно одну треть штыка можно было вонзить. И нашли мы там бусинку, обломок золотой вещи. А рядом шла могила, на которой ребята работали, там была обычная мешанина, мы решили: значит, ограбленная. И дошли до того, что мешанина кончилась. Но осталась мешанина нормальная, когда могилу первоначально отрывали, впечатление было такое, что грабители не дошли до самой могилы, остановились. Там были остатки женского костяка, некоторые невыразительные вещи, то есть что-то было, грабители что-то получили, но дошли не до конца.

А тогда мы с Лидией Михайловной уже готовили отъезд, дело шло к концу, надо было добыть, во-первых, бульдозер, чтобы засыпать раскопы, во-вторых, транспорт для вывоза... С утра уехали в город, а часа в два возвращались, шли по тракту, потом свернули к первому кургану. У нас уже было всё договорено, когда придет машина, когда бульдозер. И вдруг на отвал вскакивает Игорь Гаценко и что-то нам кричит. Мы ускорили шаг, и тогда он уже прошептал: “Золото”. Я спустился, глянул, они уже частично расчистили головную часть, видны череп, гривна, пластина железного доспеха в углу и прослеживаются ещё какие-то золотинки. Стало ясно, что придётся отменять отъезд, который должен был состояться дня через два, ведь думали, что рядовая могила, быстро разберём, засыплем, а тут явно застряли».

Недалеко от Сидоровки среди распаханных полей возвышались три больших кургана и несколько мелких. Случилось так, что курган, который археологи обозначили цифрой 1, оказался настоящей сокровищницей.

«Когда мы узнали, что в кургане золото, все немного “припухли”. Мы знали, что такие вещи бывают, но что оно рядом с нами, можно прийти и посмотреть, даже вообразить не могли, – вспоминает дочь археолога Ольга Шевченко. – Где-то недели две нас туда отправляли работать. Конечно, уже не лопатой, а совком и кисточкой…»

От «золотого кургана» до деревни всего три километра. Потому, по воспоминаниям участников экспедиции, золото в разговорах было решено называть навозом. Раскоп по ночам караулили – на всякий случай. Обошлось без эксцессов.

«Вообще в экспедициях существует отдельная камеральная палатка, в которой никто не живёт: там хранятся находки, там они подписываются, упаковываются. А здесь особо ценные находки складировались в палатку Владимира Ивановича – у него там был тайничок, который он сам выкапывал...

Вести раскопки пришлось в условиях, близких к экстремальным: погода испортилась, мы уже приехали с Лидией Михайловной под дождём. И надежд на просветление не видно, как обычно в конце августа. Вот мы тогда приволокли большую палатку, поставили её над могилой, она её отлично перекрыла, и поставили свечи. Когда дождя не было, полог приподнимали. Так можно было спокойно работать, по крайней мере, могилу не мочило. И несколько дней мы просидели. Я бы даже сказал, что идущий дождь, то, что он смочил могилу, – это было хорошо, так как там суглинок, а после сухой погоды его чистишь – как асфальт царапаешь. А тут – помягчал».

В кургане был похоронен мужчина 30–35 лет. Он лежал на специальном ложе головою на север. В ногах стояли котлы с пищей, которая понадобится ему по пути в мир мёртвых, и керамическая фляга. В головах саргатский сосуд и серебряная чаша. Правее умершего лежали железный пластинчатый панцирь, принадлежности конской упряжи, копьё, лук со стрелами. В руки покойного были вложены длинный меч и кинжал в ножнах, покрытых красным китайским лаком. Скорее всего, погребённый в этом кургане был не просто воином, а воином-жрецом. На такую мысль наводит колчан, «по краю расшитый золотой и серебряной проволочкой». В нём, кроме 20 стрел, от которых сохранились наконечники, находились ребро, лопатка и сустав лошади – похоже, что набор для гадания.

«Когда мы могилу копали, то всё было в новинку: расчистили котлы, флягу, боевой топор... В общем, в голове сумятица, мысли о том, как это сохранить, и прочее, и прочее. Конечно, надо было медленнее копать, сейчас я уже думаю, надо было всё более тщательно сделать. А когда находки доставили в город, меня заботила мысль, как всё хранить и как с этим работать, потому что ценности большие, не только научные, а элементарно материальные ценности. Я обсудил дело с ректором, тогда был Рогозин, и он посоветовал мне: в деканате есть настоящий сейф, и мы могли нормально хранить там вещи. А потом я сразу же поставил в известность музей изобразительных искусств, и к весне всё это передали туда», – рассказывал Владимир Иванович.

На золотых пластинах, некогда скреплявших пояс, переплелись в яростной схватке два львиноподобных существа и змей-дракон с гребнем на голове. В научной работе Владимира Матющенко и Владимира Яшина «Погребение воина из могильника у с. Сидоровки Омской области и некоторые вопросы мировоззрения кочевников степей» этому поясу уделяется особое внимание:

«Исходным пунктом архаичной концепции власти было представление о царе, военном вожде как о земной манифестации верховного божества, как об антропоморфном воплощении Вселенной. Этой космической символикой были пронизаны ритуальные атрибуты правителя. С ней связано и обилие золотых изделий в погребениях знати... В индоиранской мифологии отчётливо прослеживается семантический пучок: золото – огонь – Солнце – царская власть – высшая мудрость – космический закон – бессмертие.

В скифо-сакском мире пояс считался обязательной принадлежностью военной аристократии и прежде всего царя. В то же время ему присущи космологические функции. Во многих мифологиях описывается опоясывание земли в процессе космогенеза и появление мировой горы из опущенного в средний мир пояса божества. Опоясывание символизировало установление границ мира, переход от бесформенного, не имеющего чётких рубежей, Хаоса к организованному Космосу…

Можно предположить, что изображение на поясных накладках дублировало космогоническую символику пояса. Миф о поединке небесного божества с драконом является стержневым в индоиранской традиции. Убийство дракона знаменовало победу Космоса, освобождение мировых вод и Солнца; одновременно любое сражение соотносилось с этим изначальным поединком. В индоиранской мифологической символике дракон считался воплощением Хаоса, смерти, мрака, холода и т. п. Напротив, животные типа тигра или пантеры мыслились зооморфной ипостасью космических сил и были тесно связаны с культом огня. Вполне вероятно, что военный вождь мог отождествляться с божеством в облике космического зверя, побеждающего дракона в изначальные времена».

Владимир Матющенко был археологом с широким кругом интересов. В его научном багаже исследование памятников всех эпох – от палеолита до Нового времени.

«Для него археология была не просто главным в жизни, это была вся его жизнь, – поясняет Ольга Владимировна. – Он работал и дома. Самая большая комната у нас в квартире – это был папин кабинет. Там стояли шкафы с книгами и письменный стол. Мне и маме было категорически запрещено прибираться на столе. Владимир Иванович говорил: “У меня открыто там, где мне надо, и лежит так, как мне надо…” Вечером он приходил из университета, раздевался и шёл в кабинет. Потом мама звала его ужинать. Потому что, если не позвать, – не пойдёт, как бы вкусно там ни пахло... Он  жил своей работой».

Владимир Иванович продолжал работать даже в том возрасте, в каком другие уходят на заслуженный отдых. Своё 70-летие Владимир Матющенко отметил выходом учебника «Древняя история Сибири». И до последних дней его отличал незатухающий интерес ко всему, что происходит вокруг.

Автор: Елена Мачульская

Фото: из открытых источников