Сергей Лебединский | Текстовая версия подкаста “Трамплина” «Знай наших!» 

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с Сергеем Лебединским, организатором турклуба «Осибиревшие».

 

---

 

– Это «Трамплин» с подкастом «Знай наших!». Сегодня Сергей Лебединский, организатор турклуба «Осибиревшие», идейный вдохновитель группы моржевания, путешественник и писатель. По крайней мере одна книга у вас уже есть, на подходе вторая, да?

– Всё верно.

 

– Тогда с книги и начнём. Ваша первая книга называется «Жить по мечте», похоже на месседж популярной идеи позитивного мышления, немножко настораживает. А что вы понимаете под этим: жить по мечте?

– Сейчас да, так считается, такое попсовое название...

 

– Ну, контекст потому что.

– Но на тот момент, по-моему, не так популярно это было и я этого ничего не знал. «Жить по мечте» – это вообще фраза из фильма «Территория», российский фильм. На самом деле по мечте жить очень сложно, это нужно как-то принять, во-первых, что ты так хочешь жить. А когда ты понимаешь, становится немного страшно, что тебе же теперь делать всё это! Если жить по мечте – и там какая-то простенькая мечта...

 

– Здесь да, я хотела сказать, что всё же зависит от мечты, да?

– Да. И естественно, очень просто работать в офисе и всё нормально, если в этом заключается мечта.

 

– Или не работать в офисе.

– Да. Это одно. А когда ты там что-то себе придумал и теперь нужно соответствовать, приходится работать очень тяжело. В первую очередь, опять же, над мышлением. То есть как-то перестроиться, чтобы с ума не сойти от этого всего. Планку задал, а теперь нужно делать, действовать. Поэтому для меня это больше не позитивное мышление, как это принято сейчас, а это большой труд.

 

– Такой хард-путь на самом деле.

– Большой труд – перестроить себя, это тяжело, как выяснилось, сложно. Больше сложно, чем тяжело. Постоянная работа, постоянно себя держать в тонусе.

 

– Тогда будем конкретизировать. С чего началось у вас? Какая бела мечта и как вы пришли к решению, что нужно жить по мечте?

– У меня всегда было какое-то отторжение стандартов, то есть я не мог себя представить – в любом возрасте – не мог себе представить, что я работаю по графику, что у меня есть с понедельника по пятницу работа.

 

– С девяти до шести.

– Да. С девяти до шести, есть отпуск, есть выходные. Вот это ну никак я не мог себе представить и постоянно об этом думал, что когда-то нужно от этого уйти. Хотя я постоянно работал в каких-то очень гибких условиях – тренером, когда ты мог выстроить себе свой график... Но при этом всё равно...

 

– 12 тренировок в день, например.

– Да. При этом всё равно ты привязан.

 

– Конечно. Чем это отличается от офиса, да?

– Да. По сути – ничем.

 

– Если в офисе с девяти до шести регламент, ты просто знаешь по фитнес-тренерам: они там каждый день фигачат по 12 часов.

– До 11 вечера могут, да.

 

– Из их уст слышать о том, что я не хочу идти в офис – довольно забавно звучит.

– Забавно. Тот же офис.

 

– Да. Причём ещё больше нагрузка.

– Согласен. Затем я уходил в своё дело – мы с товарищем делали корпусную мебель, я учился, опять же, у него, новую профессию осваивал. Корпусная мебель, металлоконструкции, что-то из дерева. Были заказы, был некий начальник – мой товарищ, который всё-таки старше.

 

– То есть свободы не было, мы идём к этому.

– Она была, но не такая явная. Я не мог сказать: «Вот, я на два месяца пропадаю, всё». Я должен был согласовать с кем-то, под это всё подбить и тогда уже уйти – и то не факт, что получится, потому что есть человек, а у него есть свои планы.

 

– Да, конечно. Есть производственный процесс.

– Я долго думал, куда уходить – плюс чтобы мне это нравилось, не просто уйти куда-то на работу, где ты будешь свободен, это немножко не то, в итоге станет скучно. Всё, что я любил, это путешествовать. С детства – горы, озёра, реки, лес, это – моё. И долгое время я думал уйти в туризм, начать водить группы, организовывать – и в какой-то момент ушёл. Момент был очень забавный, я решил это в большом велопутешествии и когда вернулся из него, уже не смог жить иначе.

 

– Так, сейчас мы про путешествие это отдельно с вами поговорим.

Но мечта, если мы так подводим некий итог, мечта была – быть свободным? Правильно? Это свобода?

– Да. Абсолютно.

 

– И этот путь к свободе оказался не таким уж простым, получается.

– Очень сложным.

 

– Сколько лет у вас ушло на это?

– До 2018 года. Всё это время я какими-то маленькими шажками шёл к этому.

 

– Получается, что в этом году будете пять лет как свободный человек.

– Да, можно так сказать.

 

– Эти ваши путешествия с детства – они начались с кем? Кто-то из родителей, отец или друзья? Каким образом это началось?

– Я родился в курортной зоне, посёлок Боровое. И в целом там не путешествовать было сложно.

 

– Я тоже хотела сказать – наверное, всё-таки ландшафт окружающий манил.

– Да, среда нас формирует, от этого никуда не деться. Развлечений там в целом было мало, особенно в то время, это сейчас там более развито всё. Поэтому уходил на рыбалку, уходил в горы, в лес. С родителями, у меня отец – рыбак, а с мамой на лыжах в лес. То есть постоянно куда-то. Сидеть дома было просто невыносимо, потому что ничего же нет.

 

– Ну да.

– Телевизор стоит – и всё. Что делать? Улица и вот, природа. А природа – она через дом, считай. Это маленький посёлок, всё рядышком.

 

– Значит, был посёлок в прекрасном месте, потом вы поехали учиться в Омск, который совершенно не балует человека ландшафтом, прямо скажем. Равнина, равнина, равнина, зацепиться особо не за что. Ну, лесостепь на севере – ещё, конечно, леса. Вот вы уже 10 лет в Омске. Почему вы здесь остались?

– Хороший вопрос. Наверное, я даже и не знаю, почему. Во-первых, переехал учиться.

 

– Тем более что не задалось у вас с вузом, да?

– Да. Поступил нормально, бесплатно, стипендия. Но со 2 курса ушёл по той причине, что я не видел себя работающим в спорте, вот это всё. То, что я в школе буду работать, вообще прямо страх.

 

– Даже мысли не было такой. Разделяю.

– Да. Я не увидел в будущем – зачем мне это, зачем мне диплом, когда знания есть. Я окончил хороший колледж с хорошими знаниями, в целом мог уже преподавать, вести занятия. И я ушёл. Были мысли уезжать, очень долго, прямо очень долго я хотел уехать из-за того, что здесь всё достаточно скудно с природой, нет гор, к которым я привык. Но потом я занялся сплавами по рекам, по Иртышу, по Оми, по Таре – и открыл для себя Омск с другой стороны. На самом деле это оказалось – для меня, по крайней мере, – таким открытием, что настолько красивой может быть степь, если здесь есть реки. Вот это всё захлестнуло и вот уже который год я понимаю, что ещё есть куда развивать город, в этом направлении.

 

– То есть вы считаете, что Омск и Омская область для развития туризма имеют неплохой потенциал?

– Наша область такая же красивая, как, допустим, Алтай или Кавказ, просто это другая красота. Её сложновато увидеть, но как только человек её увидит, прочувствует, – всё нормально. Очень много отзывов, когда люди проходят по рекам и говорят: «Мы увидели город с другой стороны. Оказывается, он весь зелёный у нас, красивый, у нас реки такие прекрасные». Они прямо вот в шоке – и уезжать уже не хочет никто. Я всё больше людей вижу, которые говорят: «Хороший город, развивается». Наверное, инфраструктура ещё начала развиваться, тоже должное нужно отдать. Пока не хочется уезжать совсем. Есть перспектива, есть что развивать – и хочется развивать это.

 

– Я когда читала ваш блог, наткнулась на такую переписку вашу с кем-то из ваших подписчиков. Пост был о том, что раньше, когда вы возвращались из путешествий в город, вам становилось тоскливо – от перемены ландшафта за окном. А теперь вы расстались с этим ощущением. Вы возвращаетесь, у вас прилив энергии и всё нормально. Человек говорит: «Как же так, что такое?». А вы говорили о том, что есть некое, скажем, переключение. Вопрос к вам: почему вы чувствуете себя теперь хорошо по возвращении?

– Наверное, тут два аспекта. Первый – это опыт. Поход это большой стресс для организма, человек погружается в определённые условия, в которых он либо не был, либо был очень редко. И когда он возвращается потом в город, это всё уходит. На самом деле это очень кинематографичная жизнь, некий боевик, экшен, в котором ты находишься примерно неделю-полторы. Ты постоянно в каком-то тонусе, ты должен, по сути, выживать. Вокруг опасность и нужно то или иное делать. Приходишь в город – здесь всё очень просто, ты возвращаешься в свои будни, на работу – и этого ничего больше нет. Тебе становится очень скучно, вплоть до депрессии доходило у меня лично. Всё почему? Потому что в городе скучно, а там хорошо. Дело не в том, что там хорошо, а в том, что в городе скучная жизнь у тебя.

 

– Рутина.

– Если бы она была такая же насыщенная, как там, ничего бы не было.

 

– Мы сейчас говорим, наверное, об эмоциях, которые возникают у человека? Вот это вот ощущение, адреналин, даже кортизол, наверное. Яркие переживания.

– Да, конечно. Эмоции, впечатления, всё верно. И вот если эта жизнь в городе хотя бы примерно похожа, то всё нормально будет. Я к этому пришёл в итоге: у меня интересная жизнь в городе, к которой хочется вернуться, даже оттуда. Есть клуб, который нужно развивать, есть мероприятия – запланированные, незапланированные, неважно – и ты прямо ждёшь этого момента, когда вернёшься, приступишь к работе, к своему труду, чтобы сделать ещё что-то лучше, видишь эмоции участников, подпитываешься ими. Всё, по сути, как в походе.

 

– Здесь такая интересная мысль. Она кажется простой, но на самом деле не совсем: если тебе скучно в городе, сделай свою жизнь интереснее, да? Но для того, чтобы сделать жизнь интереснее, нужна энергия. У человека, который долгое время живёт в этом состоянии неинтереса, энергия уходит. Чтобы взять эту энергию, нужно куда-то выйти за пределы этого привычного круга.

– Всё верно, нужно посмотреть, какая может быть жизнь ещё.

 

– То есть путешествия – такие неглобальные, небольшие, тот же выход по реке, сплав даже в течение суток – уже может быть таким способом?

– Конечно может! Путешествие – самое лучшее, что можно сделать человеку, который задумался, а всё ли так у него в жизни. Неважно, куда поехать, даже в соседний город, неважно, будет ли там природа. Просто сменить обстановку, посмотреть.

 

– Сменить окружающий ландшафт.

– По сути мы живём в одних и тех же рамках, всегда видим одно и то же: путь до работы, путь до дома, работа. Особо мы ничего и не видим. Выйти куда-то посмотреть даже, как там вообще люди живут – в Новосибирске, допустим.

 

– Моргнуть, сморгнуть привычное.

– Да. И всё, жизнь заиграет, появятся мысли новые какие-то.

 

– Теперь о ваших путешествиях. О вашем, можно сказать, даже легендарном путешествии. Вот это трёхмесячное велопутешествие из Омска в Скандинавию в одиночку.

– Да, это одиночное путешествие было.

 

– Как вы так решились вообще? Мне кажется, это довольно рискованная была затея. Вы понимали же, что это риск?

– Конечно. Вообще каждый выход куда-либо это риск, я это осознаю. Когда веду группу в горы, я осознаю, что они все рискуют в целом, потому что иначе – никак, это дикая природа. Здесь на самом деле я особо не боялся, что один, мне одному проще.

 

– Ответственность только за себя.

– Ответственность за себя и плюс становишься более мобильным, в случае чего ты можешь всё быстро сделать, какие-то действия предпринять. Если это группа, то это постоянные согласования. Чем больше группа, тем темп всегда ниже, это уже понятно, даже собрать утром группу на завтрак – это всё, это плюс минут 20. А если ты один, это раз-два, и ты уже завтракаешь. Каждому в туалет надо отойти, каждому помыться и всё такое. Поэтому всё, что я делаю большое, я делаю один, мне так проще на данный момент. Взять какого-то напарника – это опять же согласование графика. Человеку нужно подготовиться, чтобы его не было три месяца в городе. Это очень сложно. Один скажет: «Я не могу, могу через полмесяца!», а тогда ты уже не можешь. Всё рушится. Это я уже проходил, и это не получалось. Поэтому одиночное путешествие – самое оптимальное.

 

– Вот когда вы собрались – мне чисто технически интересно – вы едете на три месяца, что вы с собою брали?

– Всё на самом деле просто. Туристы – это такие минималисты, они берут то, что им надо, – и всё. Лишнего никто не возьмёт, потому что всё это на себе тащится, каждый грамм на счету. Поэтому берётся что: жильё – это палатка, спальник, коврик, то, в чём турист живёт; одежда на все случаи – на дождь, на холод, на похолодание, точнее; средства личной гигиены, тоже минимально – мыло, полотенце, какая-нибудь щётка-вехотка; и в чём готовить еду – маленький котелок, газовая горелка, ложка, нож.

 

– Деньги.

– Деньги – естественно. И продукты. Если это автономка, то продукты закупаются на весь путь; если есть какие-то населённые пункты, то докупаются продукты по мере их расходования.

 

– А английский язык вы знаете? Как у вас с этим?

– Нет, английский язык, к сожалению, я не знаю от слова совсем.

 

– Просто интересный вопрос коммуникации. Допустим, пересекли вы границу Российской Федерации, а дальше начинается... Всё равно вы же не можете без общения с людьми, которые вам встречаются. Каким образом это у вас происходило?

– На самом деле возможно, очень легко. В целом я мог проехать весь этот путь, даже не пообщавшись ни с кем.

 

– Не поговорив ни с кем.

– Да, не поговорив.

 

– Так и было?

– По моей инициативе так бы и было. Но этого невозможно избежать, потому что, когда люди тебя видят, допустим, где-нибудь – у нас, не у нас – они останавливаются, спрашивают, куда едешь, как дела, нужна ли помощь. И приходится общаться. Не то что «приходится», это всегда интересно. И общение происходит. Какое-то знание английского языка школьное есть.

 

– Какой-то пример можете рассказать из этого вашего путешествия? С конкретными людьми с какими-то о чём-то разговор был.

– Большой разговор был с семейной парой в Норвегии. Я рядом с ними поставил палатку на берегу озера. Причём я их не видел, уже готовлю ужин – и из кустов выходит женщина, что-то у меня спрашивает. Я в целом ничего не понимаю, она показывает на озеро и говорит: «фиш, фиш».

 

– Рыба.

– Я просто кивнул – может, думают, что я рыбак? Она уходит и минут через 10 возвращается с мужем и у них на разносе ужин приготовлен, рыба запечённая, которую они поймали в этом озере. Типа вот, тебе вот такой подарок. Я всё это употребил и как я им ответил – я просто написал большую записку через переводчик в телефоне. Написал на листке, отдал им, они прочитали, поулыбались и всё.

Как-то вот так. Был товарищ тоже в Норвегии, он сам из Польши, мы встретились – он выбежал с дороги, начал меня останавливать, спрашивать: «Ты откуда?». Это я понимаю.

 

– С Польшей, наверное, чуть проще. А, он по-английски говорил?

– Да, по-английски полностью. Он потом мне сказал, что они чуть чуть учили русский язык, и какую-то фразу мне сказал на русском, это было очень смешно, прямо с каким-то чудовищным акцентом. Он очень много говорил на английском и очень ярко жестикулировал, размахивал руками. Я его понимал вообще предельно – по эмоциям. Он спрашивал, откуда я, куда еду, сколько дней. Я ему всё рассказывал, он – в шоке: крейзи, крейзи рашн.

 

– Крейзи рашн.

– Ещё матерился на английском. И в целом я его понял полностью. Мы друг друга поняли. Он мне надарил каких-то подарков, и они уехали с девушкой.

Либо Google-переводчик, либо такие вот какие-то очень мощные речи, я их понимал. В Исландии вообще встретил мужчину, который по-русски со мной говорил – исландец. Но он работал у нас на добыче рыбы где-то на севере и поэтому мы с ним так пообщались хорошо, он мне удочку дал порыбачить в горной реке. Говорит: «На, запомнишь на всю жизнь!».

Какие-то такие встречи очень легко проходили.

 

– Самое яркое впечатление из этого путешествия какое у вас?

– Тяжело сказать. Во-первых, люди меня поражали везде – как я выехал из Омска, всю нашу Россию, которую проехал на своём пути – только лишь хорошие люди встречались. В деревне едешь – тебя остановят, спросят, нужна ли помощь, переночевать, покушать. В городах больших то же самое, в Европе то же самое. Люди одинаковы в целом везде, все добрые, отзывчивые. Вот это было очень большим открытием, потому что я в первый раз в жизни вообще за границу поехал, я не был до этого нигде, кроме Казахстана и России.

 

– Визу получали, да?

– Визу получал, конечно. Финский шенген. 

Открытие – это люди и природа, конечно, тоже. Я же нигде до этого не был – и увидеть вот это всё... Исландия – остров огромный, с вулканами, с гейзерами.

 

– Норвежские фьорды.

– Да, фьорды это вообще нечто. И, опять же, море. Природа поразила. Поразил, конечно, пляж Вик, который чёрный, к которому я ехал в Исландии. До него я добирался вообще ужасно, там несколько дней лил дождь, я думал, что не доеду. Те самые исландские дожди, которые стеной идут, от них там все прячутся. Я ехал, ехал, ехал, доезжаю до пляжа – его не видно, вообще ничего: ни океана, ни пляжа. И на три дня выходит солнце и светит три дня, я на этом пляже лежу и не понимаю, что происходит. Хотя Исландия чуть ли не самое влажное место в мире, а пляж Вик – самое влажное место в Исландии. То есть там 365 дней в году ты видишь вот эти туман и дождь. И вот такой подарок! Природа поразила, люди. Ну а моментов, когда я был в шоке от радости, их была масса.

 

– А что самым трудным было?

– Самым трудным, на самом деле, погода. В Норвегии сильные дожди и холод на вершинах, я там прямо замёрз, никогда в жизни так не мёрз. Исландские дожди. Ну и рельеф, когда на велосипеде – я был не готов к этому, ведь катался по Омской области.

 

– А велосипед обычный был?

– Велосипед я собирал под себя, это туристический, заказывал по запчастям.

 

– Но не горный?

– Нет, на горном не надо туда ехать. Почему? Потому что покрытие – асфальт, и лучше на шоссейном.

 

– Понятно.

– Такие узкие покрышки, большие колёса. Рельеф меня, конечно, отрезвил.

 

– Не ожидали?

– Да. Ноги там заработали, давно такого не чувствовал. Омск – равнинный, а тут едешь... на Урале уже это началось, когда я понял, что вот такой серпантин может быть. Ноги долго отходили. Самое сложное – природа.

 

– Это путешествие легло в основу вашей первой книги, правильно?

– Да, верно.

 

– Именно после него вы захотели написать книгу?

– Нет. Я начал её писать до путешествия, во время – и по сути, когда я вернулся, я её просто собрал и дописал окончание, финал. И всё. То есть она писалась прямо во время путешествия, каждый вечер я делал большие заметки в телефоне, набирал текст.

 

– Это такие путевые заметки?

– Да, из них потом сложилась книга, которую я дополнил мыслями, собрал сюжет в какой-то единый, и всё.

 

– Кто ваш читатель, по вашему представлению?

– Я тоже задумывался: целевая аудитория какова? И она такая разная. Читают все, читают детям – я знаю, дети тоже в восторге, требуют продолжения. Взрослые читают, молодёжь. Наверное, прямо все.

 

– Тираж какой?

– Тираж я перестал отслеживать. Заказываю периодически печатный тираж небольшими партиями, по 30 экземпляров, – их раздаю. Когда опять появляется спрос. Закончились – ещё напечатал.

 

– А вот история с путешествием в Антарктиду, которое не сложилось у вас из-за морской болезни...

– Это было сразу после велопутешествия, я закончил в 2018 году его и на тот момент я был в экипаже нашей знаменитой яхты «Сибирь» уже третий год, наверное, и капитан предложил... точнее, он собрал нас всех и сказал, что мы идём к берегам Антарктиды в 2019 году. И я сразу же без раздумий вызвался на весь путь, потому что, вернувшись из одного путешествия, мне нужно было куда-то себя деть.

 

– Я только хотела сказать, что да, наверное, это было сложное возвращение.

– Это было очень сложно, как раз переломный момент, когда я не понимал, как теперь жить в этой рутине. Было невозможно после трёх с половиной месяцев пути опять в это окунуться. И я, конечно, сразу записался. Говорю: «Я на весь путь, 15 месяцев, всё, вперёд!». Большая подготовка была, мы готовили полностью яхту, по сути, заново, ведь она была в плачевном состоянии. Всё это закупалось, новое оборудование устанавливалось на неё, делались все документы, визы, вот это всё.

И летом 2019 года мы вышли, стартанули. А до этого я не был в море и вообще на корабле. Реки я проходил, опыт управления есть. И как только мы вышли в наши северные моря, началась морская болезнь.

 

– И началось...

– Да, у всех, но у всех она закончилась, а у меня не закончилась. С капитаном долго мы разговаривали, он говорит: «Есть процент людей, у которых это никогда не прекратится». Такой ген, антиген моря.

 

– Вот не повезло.

– В целом человек не приспособлен для того, чтобы жить в море, поэтому вот это всё происходит.

 

– Физиологически не приспособлен.

– Да, физиологически – это не его среда обитания. Но мы приспосабливаемся ко всему, поэтому люди приспособились. Меня пришлось списать где-то там на севере, по-моему, в Харасавэе.

 

– Досаду-то вы, наверное, чувствовали? Или вы уже были настолько измучены...

– На самом деле очень было плохо. Когда сказали: «всё, ты не идёшь никуда», я обрадовался.

 

– Потому что невыносимо.

– Двое суток ты не ешь ничего, не пьёшь, из тебя это всё выходит, а выходить нечему, там уже процессы начинаются такие неприятные. И ты ничем не помогаешь экипажу, ты лежишь и всё. Вахты нести ты не можешь, а зачем ты там нужен тогда – большой вопрос. Поэтому всё нормально, есть реки, очень их много, по которым можно идти, и всё будет хорошо, чем я и занимаюсь на байдарках.

 

– Получается так, что ваше путешествие 2018 года это было последнее доковидное, можно сказать, удача, потому что с 2020-го всё закрылось. И потом тоже. То есть теперь остаётся внутренний туризм.

– Да. После этого я предпринимал ещё несколько попыток – я хотел проехать Южную Европу до Португалии, была такая мысль, но каждый раз всё не так и не так. Сейчас в целом можно это сделать, шенген-то дают. Правда, очередь там месяца в два. Мысль никуда не ушла, я жду какой-то более подходящей обстановки, хотя ждать можно долго. Лучше брать да делать, работать в тех условиях, которые есть. Это будет правильнее. Поэтому больше моих проектов – внутриклубные, они стали во главе, а свои путешествия немножко подвинул. Но при этом всё же пытаюсь выходить, нет-нет да совершать какие-то вылазки для себя лично.

 

– Для того, чтобы водить людей в походы, в стрессовую ситуацию, нужно иметь навык разрешения конфликтов и вообще довольно эффективной коммуникации с людьми, которые находятся в стрессе, прямо скажем, да? Особенно те, которые отправились туда впервые.

До этого у меня уже была история, мы тогда в поезде ехали вместе и был инструктор как раз – по горам в России водил. Он тоже рассказывал, что есть конфликтные ситуации и человек начинает даже вести неадекватно себя. У вас были такие ситуации? Как вы такие конфликты разрешаете? Условно говоря, сказали: завтрак во столько-то, через полчаса снимаемся и идём. А люди не идут. Что вы делаете в этот момент?

– Глобально каких-то таких ситуаций не было.

 

– Не было, да?

– Да.

 

– Всё-таки все нормальные люди.

– Все нормальные, возможно, у меня отношение к ним нормальное, какое-то щадящее: я не зверствую, не напрягаю их попросту. Не требую какой-то супердисциплины, хотя мы почти всегда всё успеваем, всё по графику, всё вовремя, всё запланированное у нас выполняется. Мягче к людям надо относиться, потому что я понимаю, в каких они условиях, я в них нахожусь очень долго и это большой стресс, надо помягче с ними. Не то что он что-то сделал не так – и всё, понеслось. Просто объяснять – более доходчиво, как с детьми на самом деле. Я им самим говорю – группе – что вы для меня, как дети. Иначе никак. Если я вас начну воспринимать как взрослых, начну давать вам очень много какой-то свободы. То есть: «Мы пошли купаться!» – «Хорошо, идите!». И всё. Они куда-то ушли, а куда ушли – никто не знает. И потом их ищет МЧС. Если за ними, как за детьми, наблюдать, общаться, то всё будет нормально. На детей мы же не кричим сразу, мы им объясняем. И какие-то конфликтные ситуации лучше, конечно, наедине обсуждать. Если кто-то даже накосячил, просто наедине поговорить, без группы, чтобы не было этого осуждения, чтобы человек себя не чувствовал плохо. Поговорил, объяснил, добавил: «вот так в следующий раз попробуем», по-хорошему, можно сказать. И, наверное, вот это даёт какой-то плюс, что таких ситуаций нет. А если будут – исходя из ситуации, конечно: если это будет угрожать жизни и здоровью группы, то более жёстко нужно будет разговаривать, потому что ничего важнее нет, все должны вернуться целыми и невредимыми.

 

– Любите ли вы людей?

– Всегда думал, что нет. Я в целом плохо себя чувствую в больших компаниях, особенно незнакомых. Вот эти все праздничные мероприятия – не для меня, я лучше дома посижу.

 

– Шумные тусовки.

– Да-да! Я лучше послушаю музыку или фильм посмотрю. И выбирал я всегда какой-то род деятельности, где людей нет. Прямо стремился к этому. Если спорт, то это лыжные гонки, где ты один, не контактируешь ни с кем, нет команды. Ты бежишь один.

 

– То есть командные виды спорта не для вас были сразу.

– Были не для меня, но при этом я всё-таки ими занимался. Мне кажется, это мой какой-то большой страх, может быть, комплекс, что я плохо общаюсь с людьми, точнее, плохо общался. Не было навыка, может быть, был застенчивым, мне было тяжело – и поэтому я считал, что я людей не особо люблю. Просто потому, что мне было дискомфортно. Со временем это начало уходить, сейчас я с людьми работаю всегда. Я пришёл от того, что не хочу работать, к тому, что я полностью в людях весь. Всегда. К тому же добавился клуб, добавились тренировки, я постоянно в контакте с людьми. И мне комфортно, я не чувствую себя уставшим или что это меня напрягает. Возможно, этот переломный момент прошёл, когда я начал свободно общаться и получать удовольствие от этого.

Поэтому людей люблю, но, опять же, не всех. Которых я знаю, наверное, да. Но как только появляется неконтролируемая толпа, мне это не нравится – этот шум.

 

– Понимаю вас. Очень хорошо вас понимаю, сама такая же.

– Абсолютно не люблю шум, особенно когда он просто так, на ровном месте. Это нагнетает, устаю очень сильно.

 

– Один из способов отдохнуть, зарядиться – для вас это одиночное путешествие?

– Да, я понимаю, когда мне нужно в него идти – и отправляюсь, потому что иначе никак.

 

– Нет ли у вас зависимости от путешествий?

– Наверное, нет. Точнее, точно нет. Раньше – была. Мы опять возвращаемся к тому вопросу, что раньше это было такое...

 

– Способ бегства.

– Да. Самая насыщенная жизнь – была там. А сейчас она везде. И поэтому какая-то зависимость прошла, я даже стал реже задумываться о том, чтобы путешествовать. И в целом нормально себя чувствую, ощущаю – хватает той жизни, которая есть в городе.

 

– Фёдор Конюхов у нас есть, знаменитый путешественник – что вы думаете о нём? Вы интересовались? Он такой одиночка, путешественник-одиночка.

– Да. Основа его путешествий – одиночная. Очень интересный человек. Я с ним не знаком, к сожалению.

 

– А хотелось бы?

– Хотелось бы, конечно, пообщаться. Уникальный человек, что тут сказать. Это мощь.

 

– Тот человек, с которым вам бы хотелось как раз поговорить, интересно было бы.

– Поговорить бы на самом деле хотелось со многими.

 

– С кем ещё? Из известных личностей.

– Не задумывался никогда.

 

– Повесим вам этот вопрос – и вы теперь будете думать.

– Это интересно на самом деле – с кем поговорить. Но всегда на ум приходят люди, которых уже нет.

 

– А из тех, кого нет?

– Со знаменитыми певцами из детства, которых слушал, – Высоцкий, Цой. Ничего не узнавать, просто поговорить.

 

– Просто по-человечески.

– Да. Как это вообще получается – делать так хорошо, что до сих пор это есть.

 

– Песни Высоцкого, значит, любите.

– Да, естественно. Я их слушал неосознанно в детстве по радиоприёмнику, дед включал. И я прямо с детства слушал Высоцкого. Ничего не понимал, но потом уже начал сам включать, начал понимать тексты и думаю – ничего себе, это как вообще?

 

– Хотела сказать: туристы – это костёр, борода, гитара. «Изгиб гитары жёлтой», авторская песня.

– Музыка – это, конечно, большая отдушина. Много там находишь, много понимаешь.

 

– А вы, кстати, в путешествия берёте музыку с собой, слушаете? Может быть, записываете с собой?

– Нет, я полностью против того, чтобы нести с собой музыку.

 

– Тишина.

– Потому что это ничем не отличается от города. Есть такие группы, которые включают... Но зачем? Вакханалия эта.

 

– Понятно. Принёс и тащишь с собой этот шум.

– Вот гитара – да, можно. К сожалению, я не умею играть, а найти гитариста в каждый поход сложно. Хотелось бы гитару и такие негромкие, душевные песни у костра.

 

– Ещё один момент, по поводу моржевания. Это одно из ваших увлечений, скажем так. Вы собрали людей, единомышленников – и в прорубь всю зиму. Вы это с детства делали? Как вы пришли к моржеванию? Довольно экстремальное развлечение, мне кажется.

– Да, экстремальное. Пришёл я к этому ещё живя в Казахстане. Не помню, что-то я прочитал, какую-то статью, и мне понравилось, что это даёт такой большой пинок иммунитету.

 

– Стресс такой кратковременный, который на пользу.

– Да, который на пользу. Я занимался на тот момент лыжными гонками и частенько болел: организм не вывозил вот эту нагрузку на холоде. Я задумался, как это сделать мягче для себя – и открыл моржевание. Там было обливание холодной водой по утрам из ведра. Выходишь, обливаешься. Мы жили в частном доме, я выходил каждое утро перед учёбой и обливался водой. Начал реже болеть, иммунитет стал выше, и как-то это через всю жизнь я в итоге пронёс как привычку: как зубы почистить, вот у меня то же самое. Когда-то я это забрасывал на какое-то время, но возвращался к этому очень быстро и легко. Уже здесь в Омске меня товарищ позвал в баню, говорит: «Пошли! Баня есть с прорубью». Я такой: «Пойдём!». Я не разу в прорубь вообще не нырял. Пошёл, меня затянуло, четыре года, по-моему, отходил.

 

– Затянуло – в смысле в историю с купанием?

– Да.

 

– Я уже подумала: затянуло вас в прорубь.

– И до сих пор я там. Ходил я, ходил, а потом появился турклуб, который организовал. И после очередного похода я говорю: «Ребята, давайте в баню сходим вместе». Они согласились, я начал искать баню, а бани такой большой нет – кроме той, которую я знаю. Плюс она с прорубью, а это была зима. Говорю: «Давайте вот в неё». Но там уже занято, туда ходят те товарищи, с которыми я ходил. Я думаю: надо отдельный день тогда сделать. Созвонился – опять же, это СибГУФК – они говорят: «У нас есть свободное время». Я говорю: «Давайте мы в это время придём». Пришли, всем понравилось. Я говорю: «Давайте нам это время всегда». И вот уже больше года мы два раза в неделю ходим в баню с прорубью, ныряем.

 

– «У нас с друзьями есть такая традиция...»

– Да. Теперь эта традиция у нас. Вот эта баня у нас стала местом, куда люди приходят после походов продолжать общаться. Этого очень не хватало. Поход длится неделю-полторы, люди за это время становятся друзьями, приходят в город, а общих интересов больше нет – и они не пересекаются, им сложно. И вот – баня! Они туда приходят раз в неделю и все новости вываливают, общаются, от этого пошла вся тусовка. По сути, сердце турклуба – там.

 

– То есть вы создали комьюнити.

– Да. Получилось вот такое вот общение.

 

– Общение, которое держит вас на общем интересе к путешествиям, к туризму.

– Да, плюс от бани пошло всё – и тренировки, и здоровый образ жизни. Люди начали задумываться вообще, зачем они это делают. Они такие: «О, так я стал себя чувствовать лучше!» Значит, можно ещё. Ещё и ещё. Появились лыжи, и у нас уже такая полуспортивная группировка, можно сказать.

 

– А сколько человек?

– Если говорить о главном костяке, то это, наверное, человек 15. Если вообще все, кто ходит, то это много. Иногда мы собираемся большими компаниями и нам места нигде нет, нас никуда не пускают, говорят: «Всё, никак. Уходите». Поэтому приходится снимать какие-то большие коттеджи и устраивать праздники – допустим, день рождения клуба. Куда-то выезжать. Прорубь – она дала большой толчок многим из нас, кто начал задумываться, что он ещё может, на что способен. И это подняло их на новый уровень. А я за счёт этого начал задумываться о зимних походах – таких экстремальных, с палаткой, без печки, в хороших спальниках. Это во многом привело меня к походу по Байкалу.

 

– Об этом будет ваша вторая книга?

– Да. Вот об этом будет вторая книга. Прямо многое открыла для нас баня с прорубью. Какие-то возможности, для каждого – свои. Кто-то перестал потом ходить в баню, но стал просто ходить нырять в прорубь, уже без бани и разогрева. Какие-то такие коллаборации у людей происходят немыслимые.

 

– По большому счёту, вы человек, делающий вокруг себя мир лучше.

– Мне многие так говорят и, наверное, это так и есть. В целом я просто как некий лидер никого не заставляю особо. У меня отношение к людям такое: какой он есть, какой пришёл – такой он пусть остаётся. Переделывать его никто не собирается, если он сам не захочет.

 

– Потому что свобода же.

– Да. Я готов посоветовать, подсказать – те же тренировки, что-то ещё. Но это ему решать всегда. Поэтому люди в клубе такие все открытые и никто никого не напрягает.

 

– Спасибо. Где можно купить или посмотреть, где взять вашу книгу?

– Книга в электронном варианте на «ЛитРес». И там же можно купить и печатную, также печатную можно приобрести у меня, пока ещё есть свободные экземпляры.

 

– А найти вас можно...

– ВКонтакте, Telegram, почти везде.

 

– Понятно. Спасибо большое.

– Вам спасибо.

 

Беседовала Елена Мельниченко