Александр Тихонов | Текстовая версия подкаста «Трамплина» «Знай наших!»  

Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с Александром Тихоновым. 

– Это медиа «Трамплин» и подкаст «Знай наших!». Всем здравствуйте. Сегодня у нас в гостях великий биатлонист, 11-кратный чемпион мира, 4-кратный олимпийский чемпион Александр Тихонов.

Александр Иванович, здравствуйте. 

– Здравствуйте. Ну, так получилось. 

– Так получилось, да. У нас подкасты об омичах, об их великих делах, но с чем вы приехали в Омск? Почему вы приехали в Омск, с какой целью – и как вы связаны с нашим городом? 

– Если посчитать, сколько раз я был в Омске, то пальцев не хватит – ни там, ни там. В первый раз я приехал в 1967 году, тогда очень сильно славился институт физкультуры, в котором Василий Громыко был ректором. Я скажу так: у нас институтов много, но в этот было за счастье поступить, попасть и окончить. Все мои друзья моего поколения оканчивали Омский институт физкультуры. Конечно, ребята – моё поколение – учились по-настоящему, это было поколение победителей, я так называю. Я очень хорошо знаю историю спорта, всех великих, и моё счастье, что я не только в спортивном мире дружил – актёры, писатели, я могу приводить такие потрясающие примеры, я считаю себя счастливым человеком только по тому, с кем я общался, с кем дружил. 

– Благодаря этим людям? 

– Да, безусловно. Безусловно, и моей спортивной карьере. Я вообще человек общительный, люблю пошутить, хорошо знаю историю. Мне 2 января, дай Бог, будет 78, я одарён Всевышним какой-то ненормальной, невероятной памятью. Когда я рассказывал своему отцу, как он меня возил, а отец прошёл Великую Отечественную войну, я был первенец, и он мне сделал такую машину из досок, с кузовом, называлась «педалка». Он туда бросал фуфайку, полушубок – и я ему рассказываю, как он меня вёз. Он говорит: «Я это забыл». 

– У вас отложилось это в памяти. Но это, наверное, потому что детство. 

– Я человек глубоко верующий, православный, всегда утренняя и вечерняя молитва. И в Омске мы здесь с Сергеем Павловичем Козубенко дарили альбомы «Святая русская икона». Я за этот год проехал, пролетел с супругой (сегодня без супруги прилетел) Сахалин, Владивосток, Красноярск, Барнаул, Челябинск, в Омске третий раз. Челябинск – три раза, Саратов, Волгоград, Тобольск. 

– Прилично. 

– Да. Представьте, где Сахалин – и где мы. 

– Так получается, что вы в нынешний приезд – это ваш третий приезд? 

– Третий приезд за этот год, уже можно сказать, что Омск один из моих любимых городов. Я скажу так: вы знаете, потрясающая атмосфера! Я сюда по большей части с Сергеем Павловичем Козубенко, мы были на открытии Аллеи олимпийцев, это единственный город, в котором поставили всем своим олимпийцам. Вы знаете, я очень хорошо, неплохо разбираюсь и в политике, и в экономике, и всё прочее... Когда мне вручали премию Людвига Нобеля, были из Мариинского театра. Естественно, знаете, как на спортсменов: «Ну, спортсмен». А когда я привёл несколько примеров, он сказал: «Александр Иванович, вы меня извините». Я видел живой Галину Уланову. С обратной стороны Оперного театра. Ей тогда американцы подарили автомобиль. Я счастливый человек, что я видел! Тогда не было телефонов, фотоаппаратов таких. Один из ведущих балетмейстеров мира, француз Морис Бежар сказал об Улановой: «В каждом движении Улановой есть тайна». И человек из Мариинского театра посмотрел на меня, пожал руку. Я люблю свою страну, люблю свою историю. 

– Наверное, все великие люди – я не побоюсь и вас так назвать – они содержат в себе какую-то тайну. Ваши многочисленные победы – подтверждение того, что у вас сильнейший характер. 

– И всё-таки я многие вещи отрицал и отрицаю. Говорят: можно натренироваться и стать чемпионом мира. Никогда в жизни, если Всевышний вам не отмерил. Талантами не становятся. Это моё личное убеждение, я это много раз доказывал разным аудиториям. Талантами не становятся, ими рождаются. Но задача – плюс к таланту, плюс к способностям (особенно в спорте высших достижений) – невероятная самоотдача, трудолюбие до потери сознания. Я несколько раз терял сознание на финише. В первый раз, когда стал чемпионом мира, в 1969 году, в курортном городке Закопане надо было отыграть минуту на финише, это даже теоретически нереально, тем более у олимпийского чемпиона, норвежца Магнара Сольберга. И мне это удалось. Я выиграл 1,8 секунды. Это как в лёгкой атлетике: я пожалею себя, не потеряю сознание – и я уже второй. А в спорте высших достижений вторых не помнят. Поэтому я всегда обращаюсь к молодёжи: есть хорошие данные – их надо развивать самоотверженным трудом. Я в год в среднем пробегал 7–8 тысяч километров. Первый старт я выиграл – приз газеты «Пионерская правда» 18 февраля 1958 года и закончил 22 февраля 1980 года. Двадцать два года я трудился! 

– Сегодня спорт в вашей жизни как выглядит?

– Только быстро хожу. Здесь – шесть заклёпок, самый великий хирург-травматолог (он «отремонтировал» более двухсот олимпийских чемпионов, чемпионов мира) Сергей Васильевич Архипов. Здесь шесть титановых заклёпок оторвал, здесь – четыре, он мне колено отремонтировал, я поэтому хожу. Всему своё время. Уже возраст такой, что надо подумать о том, как дольше прожить, как дольше порадовать своих друзей, родственников. Я вам перечислил города – я везде встречаюсь со спортсменами, принимаю любые предложения. Город Партизанск на Дальнем Востоке – повезло, что Дворец культуры после ремонта – я иногда так переживаю – вдруг никто не придёт на встречу. Зал забит, это как везде, как правило. Вдобавок ко всему привлекает то, что я пою, пою Высоцкого, был лично с ним знаком довольно хорошо, раз 15–20 встречались. Я счастливый человек, что пел под его гитару. 

– Нам можете спеть? 

– Я спросил тебя: «Зачем идёте в гору вы? –

А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. –

Ведь Эльбрус из самолёта видно здорово...»

Улыбнулась ты – и взяла с собой. 

– Здорово. 

– Когда Владимир Семёнович – я его попросил что-нибудь исполнить – именно эту выбрал, а я взял и ему подпел. Он мне кивает: давай-давай, дальше. Я пою, а он играет. Говорит: «Первый раз слышу близкое к моему пение». 

– Действительно так. 

– «Каретная», ой, чего только не было. 

– Говоря о вашем характере, хочется вспомнить Зимнюю олимпиаду в США, 1980 год. Мне кажется, это яркое проявление, яркий пример: когда вы не опустили флаг перед американским президентом. 

– Сейчас как раз ищу, где-то у меня здесь в журнале есть, как я иду в Америке, как раз и флаг. Я никогда не думал, что настолько большая ответственность. Вот она, эта фотография. 

– Так что это было? Что это за поступок? 

– Как правило, выбирают достойного человека, который понесёт знамя. У меня уже за плечами было три Олимпиады, как сказали: «Саша стал трёхкратным олимпийским чемпионом, такого в Зимних олимпиадах ещё не было». И тут четвёртая Олимпиада. Вечером приходит «личность в штатском», как Высоцкий пел, это были сотрудники КГБ, сопровождали. Они приходят, говорят: «Саша, завтра несёшь знамя нашей Родины». Знаете, было такое впечатление, что я должен на дзот... таким тоном. Я говорю: «Надо – значит, понесём». Они говорят, что, учитывая политические события – наши войска в Афганистане, бойкот Московской олимпиады – обязательно перед трибуной президента Америки преклонить знамя. Не совсем, но преклонить. У меня уже родилось: не тот я русский мужик казачьего рода, чтобы перед какими-то американцами... Там, как правило, прилетают президенты многих стран; открытие, залитый полурастаявший лёд... Почти два часа ждали, когда пойдут колонны, все позамерзали, но советские стояли – у нас натуральные шубы, меховые сапоги, шапки, перчатки, всё как надо. 

– Подготовились. 

– Да. И к нам француженки, японки под шубы лезут погреться, они же во всём искусственном. Мы были королями в этот момент, и всегда так надо быть. Наконец мы пошли. Мне ассистировали Татьяна Тарасова и Елена Анатольевна Чайковская. Они сделали фигурное катание. 

– Хорошая у вас поддержка была. 

– Да. И чем ближе я подходил, тем больше я для себя сказал: да никогда я не преклоню знамя. Я ещё взял и его чуть повыше поднял – и пошёл. Мне сзади Чайковская, Тарасова: «Шура! Знамя преклони!» Слышу, там издалека эти кагэбэшники бегут за руководителем делегации Сергеем Павловичем Павловым – «Шура, преклони знамя!» Я так и прошёл. Пришёл в автобус – они залетают: «Ты что наделал, это политический скандал». Я говорю: «Одну секунду, у меня завтра старт, я вас прошу, отстаньте». А разместили нас, вы не представляете, так только американцы могли – это будущая тюрьма, вновь построенная, это катастрофа. Юха Мието, он был два метра один сантиметр, он в камере не уместился. Ему сняли какую-то комнатуху у какой-то бабушки, чтобы он мог спокойно спать. Условия! Фигуристы тренировались где-то в пять утра, а льда всем не хватало, тренировались до двух ночи. Шкафы были железные, стояли в середине, а тюрьма – в виде круга, и когда фигуристы начали доставать одежду, такой грохот! А там высоко, эхо. Хоккеисты жили на втором этаже, и мы все повылетали из камер – что случилось? 

– Это говорит об отношении этой страны? 

– Всех расселили так. Это американцы. Их не интересует состояние других стран, их интересует только Америка. Я лично в Белграде трое суток просидел в бомбоубежище, когда американцы бомбили Белград. Мы всё время говорим: «Вот, они такие-сякие, они тех, они там», а я задаю вопрос: «Почему не мы?» Мы же великая страна и живём на самой богатой территории земного шара. Я всегда жил по принципу: когда мне стучат в дверь, я сначала стреляю, потом открываю. Так надёжнее. 

– Да, действительно. 

– На самом деле, хватит на кого-то пальцем показывать! Я и на трассе был такой же. Мне японец не уступает лыжню – я его снёс, как бульдозером. Даже в фильме там есть такое. 

– Вы не боялись критики в тот момент? Что потом вас просто не пустят на Олимпиаду? 

– У меня было много того, что я делал индивидуально. Я индивидуально тренировался, я был капитаном команды. Я очень много встречаюсь со спортсменами – и я никогда не делал зарядку. И на меня так, знаете... Дошло дело до председателя Спорткомитета СССР. Я говорю: «Сергей Павлович...» И я ему доказал, что я подвижный, холерик, я засыпаю поздно, а утренний сон – самый дорогой. И для меня эти полчаса лишних или час поспать – я вставал минут за 40 до завтрака, никогда не ходил в спортивной одежде ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. У меня рубашечка, лёгкие брючки, туфельки, всё, я пошёл. Обязательно помылся, побрился, как надо. В команде были старше меня многие – Маматов, Пузанов, Сафин – старше на десять лет. А меня, юниора, избрали капитаном команды в 1968 году, и я всю команду переделал: мы стали на завтрак ходить все по-другому. Я говорю: «Ребята, преображайтесь. Вы посмотрите, заходите в спортивном костюме, ложитесь на постель, потом идёте на завтрак». Ну вот я таких правил, неудобный. Но я всегда говорил: спорт высших достижений – это лицо любой державы. 

– Наш спорт в тогда ещё СССР был на высоком уровне, Олимпийские игры для СССР были в принципе какими-то буржуазными. До 1952 года вообще же не участвовал СССР. 

– Да, в 1952 году поучаствовали. 

– Что помогало держаться на таком высоком уровне? Не было Игр, не участвовали – как там, в чём секрет? 

– Секрет был в идеологии государства. 

– Сегодня всё по-другому? Сегодня мы не можем сказать, что у нас спорт на высоком уровне? 

– Я могу сказать: по телевидению – да. А на самом деле проблем очень много. Ведь посмотрите, спорт стал платным, это огромная проблема. 

– Да, это надо признать.

 

– Огромная проблема. Чтобы попасть в хоккей, надо одеться. Родителям надо год работать, чтобы одеть мальчика. И каждый месяц платить. Я давно, ещё в молодом возрасте, понял, что спорт не приносит материальных благ, мы сидим на шее народа, на шее налогоплательщика. Наша отдача – это наш результат, это наши медали. Ведь не зря и статистика говорила: когда мы в Советском Союзе выступали в Европе, мире, на Олимпийских играх, работоспособность населения поднималась. У меня не было ни тренера, ни детской спортивной школы, у меня ничего не было. Я окончил шесть классов, увидел – мама качает третьего, плачет, а ей в половину пятого корову доить. Я встал, она легла, отец утром проснулся, я говорю: «Отец, я в школу больше не пойду». Я был твёрдый характером. Он говорит: «Что будешь делать?» Отец у меня был золото, самый уважаемый в моём селе, где мы родились, село Уйское Челябинской области. Я пошёл в автохозяйство и устроился учеником токаря. Через 2–3 недели я выточил деталь для мотоцикла нашему директору хозяйства, которую не смог сделать мой учитель. 

– Двенадцатилетний мальчишка! 

– Он дошёл до Берлина, уникальный был, юморной. Он меня сразу назвал мастером. И мне дали зарплату 60 рублей, наравне с мамой. Я проработал полтора года, а тогда было очень модно ремесленное училище – ребята приезжали в форме, ремни с пряжками. Я поехал, фабрично-заводское обучение, то, чего сейчас не хватает. Мы всегда задним умом догоняем. 

– Да, рабочих специальностей сейчас не хватает. 

– Не хватает специалистов ни в одной отрасли. Заканчиваю 6 месяцев обучения по специальности футеровщик, каменщик огнеупорной кладки по ремонту доменных, мартеновских и электропечей. 

– Вот он какой, будущий биатлонист. 

– Это был мой тренажёрный зал. Мне пятнадцать лет, а кирпич – десять килограмм. Ведро магнезитового порошка – пятнадцать! Трёхсменная работа. Я приходил в общежитие, чуть передохнул – шёл, брал прокатные лыжи, с собой банка мази, самодельный подсумок, там два куска чёрного хлеба, натёртые солью – и всё. Возвращался в общежитие, заходил, садился на кровать и засыпал. Ребята с меня снимали обувь, забрасывали ноги, я спал, потом вставал. Готовили в комнате на плитке. Общежитие – 800 человек. Для чего я рассказываю? Талантами не становятся, ими рождаются. Меня же никто не гнал, можно было отдохнуть. Нет! Я и когда жил в деревне, шёл, топтал себе круг метров 500, на валенках! Сам себе строгал палки, кольца, всё. 

– А откуда это пришло? Любовь к лыжам. 

– Откуда я пришёл в биатлон? 

– Да. Как вообще лыжи появились в вашей жизни? 

– У меня отец, во-первых, лыжник. И я тоже. Я у отца попросил малокалиберную винтовку. Как правило, охотники носят её вот так, на одном ремне. А я привязал две верёвочки и надел её как биатлонную. Случайно, когда рылся в архиве, увидел эту фотографию – у меня ствол винтовки торчит сзади. Всевышний нарёк, чем я буду заниматься. Я был лучшим лыжником в стране. 

– Вы просто Богом поцелованы. 

– Всё на Всевышнем. Токарь! Чемпионат мира в Швеции в 1970 году. Я очень близко дружил с Михаилом Тимофеевичем Калашниковым. У меня винтовки не было, я поехал в Ижевск делать, и каждый день нужно было менять пропуск. И я решил спать в цехе. Смена заканчивалась, все уходили, я к верстаку – и две недели делал ложу. Сейчас всё делают станки, а тогда всё вручную. Я сплю на этом ящике, глаза открываю – Калашников! Он говорит: «Вы что здесь делаете?» Я говорю: «Михаил Тимофеевич, ложу делаю». Он: «Показывай». Я ему показываю, а я уже её олифил. Он: «Всё сам?» Я: «Ну, вот так получилось...» Он: «Пойдём чай пить». И с тех пор каждый год я приезжал. И вот в Швеции за три дня до чемпионата мира у этой экспериментальной винтовки ломается боёк. Что делать? Она уже под меня подогнана, а индивидуальная подгонка, прикладистость – это самое главное. Я разобрал затвор, тут же сообразил и шведам говорю... Я уже чемпион мира двукратный, олимпийский чемпион. Говорю: «Мне нужен токарный станок». А на время чемпионата всё закрывается. Там отношение к чемпионам мира, Олимпийских игр – вы не представляете какое. Они на нас смотрят, как на богов. Короче говоря, привозит меня майор, армеец, который обслуживал соревнования, в училище, встречает мастер, открывает. Я как станок увидел... У меня-то был какой-то трофейный в деревне. Но я моментально разобрался, заготовка, всё... Но часа два с половиной я провозился. 

– Надо было станок в подарок просить. 

– Станок... Он тяжёлый. Короче говоря, они за мной наблюдают, а потом в газетах писали: олимпийский чемпион стоит у станка, всё прочее. Всё пригодилось, понимаете. Всевышний меня сопровождал. И я выигрываю чемпионат мира. Опять из двух – две. А современной молодёжи попробуйте что-нибудь... 

– Ещё была тоже легендарная Олимпиада... 

– Где сломал лыжу? 

– Да, победа на Олимпийских играх в 1972 году в Японии, когда вы сломали лыжу... И каким-то чудом всё равно выиграли эту Олимпиаду. 

– Я заработал штрафной круг, ухожу – и вижу соперников, мне осталось догнать и передать первому эстафету. И я делаю такой замах левой ногой, оттолкнулся, у меня плечевой пояс был сумасшедший просто – и лыжа. Это опять Всевышний испытание нам посылает. Короче говоря, я лыжу снимаю, потому что идти шансов нет, нога проваливается. И навстречу катится на разминке Дитер Шпеер, он неплохо говорил на русском, потом был у нас с Виктором Маматовым в гостях. Я кричу: «Дитер, лыжу!» Он, не задумываясь, бросает. Она мне не подошла по креплению, но я на неё встал, и продвижение, естественно, увеличилось. Потом встретил Гену Ковалёва. Наши, как всегда: стоят, загорают. Кричу: «Лыжу!» Кое-как надел. На то она и команда. Ренат Сафин, Царство Небесное, я остался один в живых, две Олимпиады – 68-го и 72-го годов – не осталось никого. И в 76-м году, дай Бог здоровья Коле Круглову, Саше Елизарову. Ваня Бяков ушёл из жизни, который был на третьей Олимпиаде. Он был в 72-м и в 76-м, да. Вот, мы закрепили успех и выиграли эстафету. 

– А вы верили в тот момент, когда сломали лыжу, что можно выиграть? 

– Сомнений никаких не было, потому что Сафин, Маматов стрелки от Бога, они оба рубежа – отстрелялись без дополнительных патронов. Один из руководителей подошёл: «Поблагодари ребят, что они тебя сделали олимпийским чемпионом». У меня ответ никогда не заржавеет, говорю: «Я вам прощаю за серость». Генералу! Но у меня в 68-м году было серебро и золото, мне за мои шутки – медаль за трудовое отличие, самую низшую награду. И в 72-м году – тоже медаль за трудовую доблесть. И они ещё подчеркнули: «Как наши шуточки?» Я говорю: «Всевышний видит. Вы будете наказаны». Но самое главное – меня благодарила вся пресса, и комментаторы все: «Представляете, немец дал лыжу нам!» Журналисты говорили: «Иваныч, спасибо!» Бежал, стрелял, выиграл – о чём говорить. 

– Главное, духом не упали. 

– Это у нас исключено, мы же были коммунистами.

– Сегодня ни российские, ни белорусские биатлонисты не могут участвовать в международных соревнованиях. Грустно признавать это всё, и многие спортсмены меняют гражданство, чтобы хоть как-то участвовать и заявить о себе. Выступают под другими флагами. Как вы к этому относитесь? 

– Я уже с этой темой выходил. Опять у нас недостаток государственной идеологии в этом плане. Представьте себе: Омская область – это как территория Австрии, целой страны! На территории Горно-Алтайской области умещаются три Австрии. Должен сверху кулаком по столу президент: каждая область должна культивировать тот или иной вид спорта. Урал, Сибирь – естественно, снег.

– Биатлон. 

– Да. Я всегда пропагандировал и говорил на всех уровнях, что биатлон не только спорт, это подготовка защитников Отечества того и другого пола. Я в прошлом году стрелял на километр восемьсот, если бы не возраст и «оторванные» руки, я бы уже давно был на фронте снайпером. И это надо ставить во главу угла. Хочешь жить в мире – готовься к войне. Раз уж коснулись этой темы войны, генерал Судоплатов говорил, когда Сталин посадил 24 тысячи националистов: «Запомните, националист и в десятом поколении будет националистом». Я не думаю, что это какой-то секрет. Это есть в истории.

И Александр Васильевич Суворов говорил: «Всякую войну надо заканчивать подчистую, чтобы не началась вторая». Мы об этом давно забыли, история нас ничему не научила, к великому сожалению. Я всегда говорю, я не очень удобный для политиков, но я говорю только правду. Самая богатая территория земного шара! Я несколько раз был в Китае, мама родная, за тридцать лет построили двести городов. Но не будем о грустном. Мы выиграем войну всё равно.

Второй вопрос, раз уж коснулись этой темы, я вернусь назад, в мои спортивные годы. Тренировались на Днепре под Киевом, местечко Конча-Заспа. Бежим, а там берег метров триста шириной – и до горизонта. Украинцы косят, а для меня это была лучшая тренировка. У нас все деревенские ребята умеют косить, я подхожу, говорю: «Дай попробую». Он стоит такой двухметровый Микола, смотрит на меня. Я беру косу – самая большая, 11-й номер – и пошёл, у меня прокос получился шире, чем у него. Он на меня: «Сынку, откуда у тебя столько силы?», на украинском чисто. Я говорю: «Завтра приготовьте, в половину пятого утра мы будем всей командой». Четыре – утреннее-вечернее, утреннее-вечернее – и весь берег Днепра, то, что они косят месяц, плюс они с нами, естественно, встали. Потом было самое важное. Они накрыли столы, вот такие чугуны! Избы белёные, как невесты, стоят. Яблони цветут, это такая фантастика. Борщ в таких огромных чугунах, картошка, сало, караваи хлеба. Не буду скрывать, мы выпили. 

– Горилочка. Обязательно. 

– Горилочка такая мутная, хорошая. 

– Сейчас это и правда как фантастика звучит. 

– Не взлелеяв прошлого, мы не получим будущего. Конфуций. И я сел, настроение хорошее, я потихоньку запел: «Ридна мати моя, ти ночей не доспала и водила мене до ракит, край села. И в дорогу далеку ти мене на зори провожала и рушник вышивала, на щастье, на долю дала». Они как подхватили! Вот эти отношения были, вот она, политика. Мы упустили это просто. Я задаю вопрос своим старым друзьям, они и сейчас в Киеве. Они с таким напором, а я говорю – вы мне ответьте только на один вопрос: что мы вам плохого сделали? Территория Украины больше Франции, самые плодородные земли, я в Киеве был чуть больше за полгода, вокруг Киева провезли. Украина была на первом месте по сдаче металлолома, они всё продали! Националисты. Они скупили самые дорогие виллы (и в России кое-где), по 3–4 миллиарда долларов стоимость всего этого. А виноваты мы. Я скажу так: когда мне говорят, что эти, те виноваты, я говорю: «Нет. Ищите причину в себе». Мы самая богатая территория земного шара. А все остальные причины мы знаем, они в интернете, не надо никому ничего рассказывать. Мы должны сказать: «Мы – россияне!» 

– И только так мы выплывем из этой ситуации? 

– А по-другому нельзя. У меня собственных примеров по жизни достаточно. Развалили биатлон. Мелихов, Шадрин, Раменский, Новиков (Царствие Небесное). У нас не было ни одного стрельбища, которое соответствовало хотя бы категории Б. Ни одной медали. Развалили всё. Они проводили конференцию, и я случайно туда попал. Увидели меня, вылетели все мои старые друзья – «Иваныч! Спасай!» Я уже тогда встал на ноги, у меня производство, лучшая агроферма в Европе, растениеводство, овощеводство, свиноводство, мукомольное производство, мясное и рыбное производства, хлебопечение. Я говорю: «Если хоть один будет воздержавшийся, я не согласен». Меня избирают. Я собрал только профессионалов, и первый чемпионат мира в Германии, где я был чемпионом мира... Моё преимущество в том, что я на всех этих комплексах выступал сам. И вчерашние спортсмены, которые никуда не попадали, вдруг становятся чемпионами мира. Четыре золота, четыре серебра, представляете? Выходим на открытии, я состоятельный человек, премиальные в чемодан – и в багаж сдал. Сумму называть не буду, большая. Когда чемодан получал, думаю: не дай бог немцы тормознут. Но узнают, пропускают. Короче говоря, на парад я купил баварское пальто, шляпу баварскую (кстати, в Германии украли в ресторане). Она у меня была такая знаменитая, хотел её в музей... Лапшу на уши не повесил! У нас же передача такая нормальная, омичи воспримут это, это – ещё раз подчеркну – один из самых любимых моих городов, где есть взаимопонимание. Я знаком с мэром города, с губернатором. Те короткие общения... А я вижу по глазам отношение любого собеседника, я всегда живу Салтыковым-Щедриным, он говорил: «В разговоре с собеседником не употребляйте мудрёных слов». Вот я Лукашенко слушаю запоем. 

– Чем ближе к народу, тем лучше. 

– Да. И Омск – здесь отношение руководства другое. Пригласили на турнир Карелина. Саша – я закончил спортивную карьеру, а его призвали в армию. Он такой высокий был, худой. А воинская часть 74 06, в эту часть, в мою роту и на мою кровать. Так что два Александра. Семь золотых олимпийских медалей, две серебряных. Чемпионатов мира у меня одиннадцать, а у него, по-моему, восемь или девять.

– Тоже немало. 

– Когда был чемпионат мира в Швеции, в Стокгольме, мы туда прилетели. Я прилетел поболеть за Сашу. У него была очень серьёзная травма ребра, и соперники это знали, каждый пытался его поймать. Он вот так поджимал, всё прочее. Я просто видел боль на его лице, потому что я рядом с ковром стоял, с видеокамерой снимал. Он выиграл этот чемпионат, и его приехали награждать король и королева Швеции. Вот оно где! Понимаете? Спорт – это очень серьёзная политика вдобавок. Если хотите, приведу пример. 70-й год, мы строим газопровод «Дружба», нам немцы отказывают в поставке труб тонкого проката. Это тысячи рабочих рук, это всё встало. Наши пытаются договориться со Швецией, не получается. Мы выигрываем одну золотую медаль, вторую, третью и четвёртую, весь чемпионат мира: юниоры выиграли и мы выиграли. Мы получаем телеграмму: «Завтра к вечеру прибыть в Стокгольм. Торгпредство. Яков Брежнев». Родной брат Леонида Ильича. Мы же ни о чём хорошем не подумаем: сразу собрание, кто что натворил, за что нас. Погрузили нас в два рижских «рафика», 1200 километров, я сидел так, ноги были на чехлах, это было просто убийство. Прибыли в Стокгольм – нас размещают очень солидно, а у нас ещё через день самолёт. Завели в магазин Торгпредства, там всё очень недёшево. У нас, знаете, по 100 долларов, все чувствовали себя униженными в этом плане. Я в 1973 году упал в голодный обморок на улице, в седьмой или восьмой раз став чемпионом мира... Короче говоря, вечером заводят – огромный зал, накрыто (я хорошо в этом соображаю: раз икра стоит, значит, всё хорошо). Заходит Яков Ильич: «Здравствуйте. Ну что, герои, где Тихонов?» Я говорю: «Я здесь, Яков Ильич». Он: «Иди сюда». Я подхожу. Привалов Александр Васильевич подошёл, Царство Небесное, призёр двух Олимпиад. Он был признан после завершения карьеры лучшим тренером XX века, а меня признали лучшим спортсменом XX века. А мы ещё не понимаем, что за праздник. Он говорит: «Спасибо вам огромное, вы сыграли такую роль!» Мы ведём переговоры, а вся пресса пишет: день – у русских золото, второй день, третий, четвёртый. И министр торговли – как он в Швеции: «Раз у вас такие сильные люди с оружием, мы подписываем контракт». Вот, мы сыграли. Это был один из примеров. В Германии – на парад-открытие, в первый раз. Я же не знал, что всё разворовано в федерации, вы себе представить не можете. Я думаю, об этом стоит говорить, это уже известно, об этом писалось. Выходит наша команда: кто в кроссовках, кто в джинсах, кто в чём. Хохот на трибунах. Я прихожу в отель: «Найдите мне ателье!» Мне говорят: «У нас ничего не работает». Я: «Найдите хозяйку». Через час женщина приезжает. У меня довольно сносный немецкий, тогда и переводчик был. Я говорю: «Мне надо одеть мужчин и женщин, человек 30–35». Она говорит: «У нас никто не работает». У меня другой подход в жизни, я говорю: «Вы посчитайте, сколько будут стоить клубный пиджак, рубашка, платочек, брюки, носки, ботинки». Она садится, считает. Я говорю: «Теперь у женщин: жакет, красивая блузка, юбочка, чулочки и туфельки». Она всё посчитала. Достаю пять тысяч долларов, говорю: «А это вам премиальные». Она тут же рванула. Через день у нас первая золотая медаль, у них потом вторая золотая медаль, а у нас – четыре. На награждение выходят делегации – шёпот, рокот по трибунам: ни одна делегация так не одета! Мы вышли без верхней одежды, в ледовом дворце. Один гимн, второй гимн, на третий гимн все встали. Четвёртый гимн – опять все поднялись. Вот о чём надо писать! А у нас что на телевидении? Мы на «Матч ТВ» показываем Марадону (он же наркоман!), но Аргентина объявила национальный траур; Майка Тайсона. А где у нас Владимир Куц? Где Валерий Брумель, которого три года подряд американцы признавали лучшим атлетом года? Где Валерий Попенченко? 

– А почему так? Мир перевернулся? Сошёл с ума? 

– Конечно, я не вправе советовать, я с уважением отношусь к Владимиру Владимировичу, если бы не Владимир Владимирович Путин, я бы не выжил, но это отдельная тема. Да, так оно и было по жизни. Прошёл «Крым, дым и медные трубы» – это как раз обо мне. Горел, тонул, живой, как видите. Суровость закона! Вот Лукашенко называют диктатором, а я живу в Минске почти 15 лет. Он не диктатор, он хозяин. Мы видим развитие экономики, я – тем более, я езжу по предприятиям. Не тот художник, который написал картину, а тот, который продал. Раньше комбайны, тракторы, «БелАЗы» стояли на накопительных площадках, сегодня пусто. Всё продано, отсюда идёт развитие экономики. Я хорошо вижу, как идёт развитие. А ведь Белоруссия – в принципе с Россией. Да, маленькая страна, кажется, легче. Не легче. Суровость! Когда мне сказали: Лукашенко – диктатор, я говорю: «Нет, Лукашенко – в первую очередь – мы с ним аграрии». У меня была лучшая агроферма в Европе. Понимаете, суровость закона говорит о его человеколюбии. Мудро сказано. Мы же видим! Сегодня мы пытаемся преподнести одно, а в интернете народ читает сегодня другое. Сегодня у всех телефон, даже у бабушек. Вот этого не должно быть. Мне задали вопрос: что бы вы сделали тогда на месте Сталина во время Великой Отечественной войны? Я сталинист, прямо скажу. У меня есть фотография, буквально в прошлом году было 100 лет «Динамо», я специально надел военную форму, мне не стыдно, у меня Красная звезда, Ленина, Трудового, Дружбы. Потом пошли вдоль кремлёвской стены. Я гвоздики положил – я вам покажу фотографию – к памятнику Сталину и минут 30–40 вот так стоял. Мой отец шёл в бой за Родину, за Сталина. Многие ухмылялись, но когда на форуме Президент России процитировал две цитаты Сталина – ага, теперь всё хорошо. Оставайтесь людьми, верными принципам. Я с каким девизом жил: «Закроет небо путеводную звезду, откажет компас, тишина накроет звуки – но я на ощупь выход свой найду, и даже смерть опустит свои руки». Я всегда это говорю молодёжи. Сегодня у меня есть проблемы со здоровьем, но выгляжу неплохо. И вы знаете, буду обследоваться в Омске. Всё лучшее сегодня в Омске. 

– Это прямо почётно для нас. А ведь многие омичи этого не видят. 

– То, что близко, всегда кажется незаметным, а «вон там, у них...» 

– Олимпийские игры в Париже, которые прошли этим летом – вы смотрели? 

– Пьер де Кубертен, основатель Олимпийских игр, похоронен в Париже. Я думаю, он перевернулся 150 раз, его останки. Я вообще не могу это назвать Олимпиадой. Я выступал на четырёх, на пяти был почётным гостем. Сразу хочу подчеркнуть: Советский Союз, Олимпийские игры в Москве, я был почётным гостем, сидел под Леонидом Ильичом Брежневым, который открывал Олимпиаду. У меня был «вездеход», я всё посещал. Близко к той Олимпиаде никто ничего не проводил, и никогда не проведут! Я большой любитель фотографии, у меня был телеобъектив, и когда Лёва Лещенко пел «До свиданья, наш ласковый миша», такое количество людей, особенно женщин, плакали! Никто не хотел прощаться с Олимпиадой. Вот это был просто триумф. Сочинская Олимпиада. Кстати, единственный человек на всём земном шаре, кто предсказал победу российской команды, это я был. На Красной площади, да-да. Президент Олимпийского комитета, все-все чиновники, прогноз строится по предолимпийскому сезону, и у нас ни одного первого места. И это в принципе правильно. Мы займём четвёртое-пятое место. Владимир Владимирович сказал: «Если мы будем третьими, это хорошо, нам важно провести Олимпиаду». Никто не верил. И когда президент Олимпийского комитета, Настя Давыдова... Вот, кстати, мы затронули тему, кто у нас меняет гражданство. Она пятикратная чемпионка, синхронное плавание. Сбежала! «Я в эту страну никогда не вернусь». Пошла вон, по-другому сказать не могу. Но надо создавать условия у себя, тогда никто бежать не будет. 

– Пришло время, наверное, посмотреть на себя. Не по сторонам. 

– А почему мы это допустили? Я всегда говорю: почему не мы? 

– Мы думали – так вот всё, любовались, как вы говорите.

 

– Нет, наверху товарищам было некогда. Они занимались собственной жизнью. Для них всё остальное умерло. У меня там были два корреспондента на этой Олимпиаде, они мне звонили. Это была катастрофа. Во-первых, допустили трансгендеров. 

– Сегодня мы получаем новости, что их обследовали, и тех или иных органов, оказывается, нет. Это сумасшествие. 

– У меня на сегодняшний день очень большое количество семей – этнические немцы, которые уехали туда – теперь возвращаются. И даже коренные немцы, не имеющие отношения к России, к Советскому Союзу, просятся в Россию. 

– Если у людей есть здравый рассудок. 

– Теперь в общеобразовательных школах в Германии туалет для мальчиков и девочек один. Я с уважением относился к немцам, неважно, что история наша, всё прочее. 

– А что в головах происходит? 

– Они же побеждённые. А победители? Олимпиада – это позор в истории Олимпийских игр. Но здесь есть подводные течения. У нас Виталий Георгиевич Смирнов – это гений, руководитель спорта. Прекрасный английский. Он 34 года был членом исполкома МОКа, мы с ним большие друзья. Когда у меня было несчастье, мне пришлось покинуть страну, об этом все знают, об этом много писали. Ничего не прилипло. Он приехал меня навестить, я жил тогда в Инсбурге, в полуподвале. Он всё это видел, когда увидел – заплакал просто, в каких условиях живёт лучший спортсмен XX века. Я поехал его провожать в Мюнхен, мне Федерация лыжного спорта Австрии дала минивэн, мы специально поехали раньше, заехали в тот отель, где жили члены исполкома МОКа во время Олимпиады 1972 года, когда в центре Олимпийской деревни расстреляли израильскую делегацию. Мы зашли в тот небольшой зальчик, он говорит: «Вот здесь сидел Самаранч». У них была ротация, на тот момент Виталий Георгиевич, на следующий год – другой первый исполнитель. На тот момент Виталий Георгиевич был первым вице-президентом МОК. И после этого случившегося расстрела члены исполкома начинают с последнего и двигаются до президента, высказывают своё мнение. До Виталия Георгиевича Смирнова все сказали: «Олимпиаду надо закрывать». Виталий Георгиевич выдержал паузу, говорит: «Я не согласен с вашим мнением. Если мы сейчас закроем Олимпиаду, значит, террористы победили. Террористы всего мира будут радоваться». До всех дошло. Это сделал наш человек. И Самаранч сказал: «Всё, Олимпиада продолжается». Вот о таких поступках надо писать. Я когда молодёжи начинаю рассказывать... Во время Великой Отечественной войны Виктор Чукарин был пленником концлагеря, его вынесли на носилках – 34 килограмма. Дай Бог памяти, через шесть или семь лет он становится абсолютным чемпионом Олимпийских игр в спортивной гимнастике. Где об этом сказано? Мы про Марадону будем говорить, про Волочкову, про кого угодно. У нас своих нет, понимаете? Анатолий Парфёнов – при форсировании Днепра утопил пулемёт, он нырнул, достал, вытащил на берег, слил воду и продолжал. Перебитые сухожилия, у него руки вот такие. Не помню точно, ему где-то около сорока было, он стал олимпийским чемпионом. Вот они примеры, их можно приводить сколько угодно. Владимир Куц – был матросом, тренировался на палубе корабля при температуре под 50 градусов на экваторе. Выиграл в Мельбурне пять и десять тысяч. Над ним смеялись, как только его не оскорбляли, не обзывали! 

– Да, конечно, условия формируют. 

– Вот это сегодня необходимо. 

– Время пришло, надо просто наводить порядок. 

– Да. Повоюем. Когда меня спрашивают: «Александр Иванович, а как вы себя чувствуете?», я говорю: «Я силён, силён ещё душою и могу творить и побеждать. Жизнь моя, ты не шути со мною, я не собираюсь уступать». Вот такими девизами надо жить, в школах надо вводить православие. Вот сейчас была икона Казанской Божией Матери – спасительница наша. В храм Христа Спасителя набьются, а дальше? Я проехал пол-России, везде одно и то же, нет прихожан. Это плохо. Когда мне задали вопрос, когда же в России наступят перемены, я сказал: три с половиной года. Полгода прошло, пусть попробуют не выполнят. Нельзя по-другому! 

– Что-то вы можете сейчас в конце нашей беседы пожелать молодому поколению? Как-то их наставить, чтобы они услышали какие-то ценные вещи именно от вас, от многократного чемпиона. 

– В первую очередь – как от человека, гражданина и патриота. Неважно, что я живу в Беларуси, я – гражданин России. Скажу прямо: наших очень много переехало в Беларусь. Образование в школах на сегодняшний день, не сомневаюсь, в Беларуси – лучшее образование. Только в Китае лучше. Дисциплина, порядок. Сегодня в России унижают педагогов, сидят приезжие товарищи из Азии, они просто издеваются, и мы на это смотрим сквозь пальцы. Отдельные школы, платные. Вы приехали – вы даже не в составе России. Вот где беда. И опять – «всё хорошо». С образованием всё очень плохо. Я смотрел Лукашенко, прямой эфир, сидят два профессора, которые написали учебники по психологии. Он берёт, говорит: «Это вы писали?» Молчат. Он: «Я вас спрашиваю, вы писали? Вы сами-то читали? Вы сами можете ответить на все эти вопросы? Я из этого ничего не понял. Переделать». По Салтыкову-Щедрину: не употребляйте мудрёных слов, у нас есть русский богатый язык. Каждую вторую минуту на земном шаре звучит Чайковский, а мы это забыли. Я с Дмитрием Шостаковичем провёл всю ночь, выпили много вина, это было окончание сезона, ничего страшного, мы же русские люди.

– Так расскажите нам эту историю. 

– Я дружил с Максимом, сыном Шостаковича (давно я его, правда, не видел), которого в своё время затравили: «лже-Дмитрий», «ты пользуешься успехами папы». Он сбежал из страны, с Белорусского вокзала уехал. Я это знал прекрасно, он говорит: «Не могу, Саша, больше». В Америке я у него был, прекрасный огромный дом. Он дирижёр прекрасный, всё расписано, а здесь не пригодился. Но это неправильно. Максим шикарно готовил перепелов, я сам готовлю хорошо, правда, у меня сейчас Машенька готовит, не допускает меня. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, и, как говорил мой дед: «Шурка, ешь. Едой силы не вымотаешь». Ещё мой дед говорил: «Шурка, все говорят – семь раз отмерь, один раз отрежь, это всё ерунда. Десять раз отмерил и не отрезай, меряй дальше». По принципу наших дедов надо жить. Короче говоря, Максим приглашает нас, у них была дача, Дмитрий Шостакович же был член ЦК. Шестая симфония, интересный момент, хорошо, что вы напомнили. Мы накупили всего, пришли. Максим говорит: «Ребята, только прошу: вниз не ходите, там папа». А до меня как-то не дошло, что это тот Шостакович. Я бродил-бродил, смотрю – лестница вниз. Я спускаюсь и вижу: у маленького каминчика, очень скромно, перед ним нотная грамота – сидит тот самый Шостакович. Мы казачьего рода, я подхожу: «Сударь, вы почему в одиночестве? И стол пустой». У него такая чёлочка, он так смотрит, говорит: «Ко мне первый раз в жизни так обращаются – сударь. Какое прекрасное русское слово». А Шостакович же еврей. Я не антисемит. А одному, который меня туда пытался, я сказал, что у меня друзей-евреев больше, чем у евреев. Я говорю: «Я сейчас организую». Вы не представляете, каким он оказался собеседником! Его так всё интересовало. Они же были зациклены – ЦК, всё. Он сидит целыми днями пишет музыку. Я говорю: «Знаете, я могу о вас кое-что рассказать». Он с таким удивлением говорит: «Что?» Я говорю: «Оканчивали консерваторию в Ленинграде». Он говорит: «Да». Я говорю: «Тогда министр просвещения был Луначарский, а в консерватории был Глазунов». Он удивился, что я даже это знаю. Я говорю: «Вспоминайте: когда Глазунов пришёл к Луначарскому и попросил дополнительное питание для Димы Шостаковича, тот ему задал вопрос – он что, пишет гениальную музыку? Он говорит: “Нет, полное дерьмо, но за ним будущее российской музыки, советской музыки”». Я вижу – он с таким удивлением на меня смотрит. Я говорю: «Когда в консерватории случился пожар, Дима Шостакович, 14-летний, сидел и играл, чтобы не было паники, сумасшествия, и когда под ним загорелся пол, он вскочил и убежал». И Шостакович заплакал. Говорит: «Откуда вы это знаете?»

Знаете, я и о перестройке знаю, хотите – расскажу интересный момент? 

– Давайте. 

– Горбачёв. Объявление в Фонде Горбачёва на Ленинградке, он собирает людей, всё прочее, огромный зал, это его Фонд. Я пришёл из любопытства. Его слушать было – где начало, где конец, разобрать было невозможно. Я минут двадцать послушал, публика, вижу, и моего возраста, но в основном моего и постарше. И огромное количество женщин – пенсионеркам делать нечего, они пришли. Я послушал, поднимаю руку и говорю: «Михаил Сергеевич, скажите, пожалуйста, откуда у вас вообще взялась идея перестройки?» Горбачёв такой: понять невозможно, какой ночью к нему пришла эта идея. Я: «Извините, пожалуйста. Скажите, а Ленин писал о перестройке?» Он: «Ну что вы!» Я встал в полный рост и говорю: «Так теперь послушайте, 13-й том Ленина». Я все 54 прочитал, юношеским умом. И когда эта перестройка началась, я вдруг вспоминаю, где я об этом читал, слышал. Если мне что-то запало, я мучился несколько недель, потом вспоминаю: Ленин. Беру 13-й том, страница двести-какая-то, нашёл, цитирую вам дословно: «У нас очень много любителей перестраивать на всяческий лад, от таких перестроек случается такая беда, о которой я в своей жизни и не подозревал. Не перестраивать, а исправлять те ошибки, которые мы понаделали». Вот она беда! Суворов, Судоплатов, Ленин, мы всё забыли. Мне отец говорил: «Первое – никогда не зазнавайся, кем бы ты ни был». Ко мне тут иногда, знаете... Я говорю: «Не надо, талант принадлежит народу». Я уже говорил, что мы сидим на шее налогоплательщиков. Это должны дать с детско-юношеской спортивной школы: в первую очередь – дисциплина тренировочного процесса, и каждый воспитанник в любом виде спорта должен понимать, с ним надо вести диалог – зачем он пришёл в спорт: отбыть время, стать сильным? Это уже хорошо. Добиться результатов? Это ещё лучше. Прославить страну? Вот главное. Послушание к тренеру должно быть беспрекословным, выполнение тренировочного плана. И каждый тренер должен делать из него будущего тренера, мыслящего спортсмена, не шаблон. Я это всё сломал! У нас десять человек в команде, сегодня – восемь кругов по два с половиной километра, разминка – и все десять должны, как роботы, выполнять одну и ту же работу? 

– Одинаковую программу. 

– Я мастер спорта по лёгкой атлетике, я быстрее всех в команде. Как я могу одинаково выполнять эту работу? И я доказал всем, я тренировался вместе со всеми, но нагрузка была индивидуальная. Зарядку не делал, но это я не делал её, Тихонов. Я не говорю, что всем не надо делать. Мало ли что я делаю! 

– А вам удалось потренировать молодых? 

– В июле я собрал команду, кое-как набрали какой-то инвентарь, чемпионат Советского Союза – у меня четыре человека в десятке и бронзовая медаль. Я обыграл основной состав. Андрюша Непеин выигрывает у меня предолимпийскую неделю, Коля Ярыгин – бронзовый призёр советского чемпионата. Успех! Не буду называть фамилию, кто тогда был тренером. Им сказали: «Если вы будете писать тренером Тихонова, я вас в команду не беру». Я собрал команду – не команду, а этих двоих лидеров – говорю: «Ребята, вам зелёная улица, я бросаю работу». Хотя я заслуженный тренер России и заслуженный тренер Удмуртии. И удивительно, я пришёл – ни одной медали, ни одного комплекса. Конечно, пришлось с губернаторами, мэрами городов и погреться, и нарушить спортивный режим, но построено пять комплексов категории А за тринадцать лет и семь месяцев и семь комплексов категории Б. Три чемпионата мира мы провели, таких никто никогда не проводил, как проводили мы в Ханты-Мансийске, в Тюмени. В Уфе, Царство Небесное, Муртаза Губайдуллович Рахимов был главой Башкортостана. Я пришёл к нему, говорю: «Муртаза Губайдуллович, биатлон у вас – это позорище». – «Денег нет». – «Я нашёл». – «Как?». Я открываю лист – познакомился с налогами, выписал все компании, которые на ногах стоят, «Башнефть» – 5 миллионов рублей (я уже не помню, побольше, что ли), нет, 20 в месяц. Все компании. Он нажимает кнопку – прилетает шеф налоговой полиции, в генеральской форме. «Будем строить биатлон!» – «Денег нет». – «Тихонов за нас нашёл». Построили. Провели летний чемпионат мира, зимний чемпионат Европы. Не хватало мест, билетов напечатали тысячу. «Александр Иванович, билеты кончились». Я говорю: «А надо было раньше думать». Летний чемпионат – это что-то невероятное было! Башкирский мёд. Метрах в пятистах привезли ульи, мёд, кругом всё льётся, угощают. Это был праздник.

На Камчатке провели благодаря «Газпрому», Ярославу Ярославовичу Галко – четыре года подряд, 24 страны приехали – Фуркад, Магдалена Нойнер, Бьёрндален, правда, не стартовал, они норвежцы, у него чуть запершило – и он всё. Но автографы давал. Камчадалы говорили: «У нас есть два праздника в жизни: Новый год и биатлон». 

«Мы врём себе и в малом, и в большом, торопимся по трупам к пьедесталам. (Это я о допинге писал.) Друзья мои, да что же с нами стало, да сколько ж можем мы кривить душой...» 

– Вы стихотворения сами пишете? 

– Вы знаете, я член Союза писателей России, как ни странно. Но не за мои труды. Да, у меня несколько книг, я просто даю друзьям заработать. Я писать не могу, у меня встал вопрос об ампутации рук и пластической операции лица. Но есть такое лекарство – мумиё, которое я знаю, что это такое. 

– Алтай богат, кстати.

– Только алтайское, да. Вы не представляете! Мумиё, единственное лекарство, созданное природой, положительно действующее на весь человеческий организм, особенно на работу сердечной мышцы, поджелудочной железы. Язвы, переломы, растяжения – мумиё. Мумиём пользовался отец медицины Гиппократ, который назвал мумиё «кровью земли». Перед вами человек – меня из тайги вывезли, здесь жидкость скапливается, в каждой фаланге отдельно, если её не удалить, не проколоть, в течение трёх часов – гангрена. Я охотничий нож в стол, хотя был Ваня Ярыгин, Царство Небесное, борец от Бога. Я говорю: «Прокалывайте!» Руки трясутся. Тогда мне в стол нож зажали, я сидел вот так... И в Абакан вывезли вертолётом, на операционный стол, показывают – руки. Я сорвался, оттолкнул, шкаф завалил. И повезло, что самолёт летел. 

– Как так получилось? 

– Я попросил солярки. Осень, баня нетопленая, а он мне принёс две двухлитровые банки авиационного бензина, это можно спалить всё, что хочешь, четыре литра. Я горел факелом, сам себя потушил. Треск такой стоит, как сало жарят. Хорошо, болоньевые штаны были – верх сгорел, а подклад был натуральный. У меня фотография есть. 

– Вот это точно огонь, вода и медные трубы. 

– Вот здесь я в Олимпийском комитете в Беларуси.

«Судьба моя, прекрасная судьба, к добру и правде вечное движенье, со злом, несправедливостью борьба, с предательством и подлостью сраженье». 

– Мне кажется, полностью характеризует вас. 

– Дай бы Бог. Вот здесь все мои результаты. Не надо бояться об этом говорить и писать. Никто не превзошёл. Я на будущий год буду отмечать 45 лет, обязательно в Омске отмечу. 

– Приезжайте! 

– 45 лет моему рекорду. В России это самый старый рекорд на земном шаре. Владивосток, там есть молодёжный спортивный лагерь «Океан», детей было под тысячу в зале. Я приехал во всём этом, пиджак с собой привёз, я вижу настолько заинтересованные детские лица. У меня фильм есть – в ноябре прошлого года в Милане, он в финале номинирован на премию, называется «Властелин своей судьбы». 

Из-под покрова тьмы ночной,

Из чёрной ямы страшных мук

Благодарю я всех богов

За мой непокорённый дух.

 

И я, попав в тиски беды,

Не дрогнул и не застонал,

и под ударами судьбы

Я ранен был, но не упал.

 

Тропа лежит средь зла и слёз,

Дальнейший путь не ясен пусть,

Но всё же трудностей и бед

я, как и прежде, не боюсь.

 

Не важно, что врата узки,

Меня опасность не страшит.

Я – властелин своей судьбы,

Я – капитан своей души.

 

Вот так должно быть. И когда дети, мальчики, ходят такие полненькие, днями и ночами в телефоне... Родители, кого вы даёте? Кому мы передадим страну! Уважение к закону, уважение к своей истории. У нас во главе угла должны быть те люди, к которым бы мы относились с уважением. 

– Я очень благодарна вам, что вы решили приехать к нам, встретиться с нами, записать этот подкаст. 

– Да что вы, не надо меня благодарить, это моя святая обязанность. Спасибо! 

– Спасибо вам за эту беседу.