Дата публикации: 15.03.2025
Александр Тихонов| Текстовая версия подкаста «Знай наших!»
Для тех, кто любит читать, текстовая версия подкаста «Знай наших!» с артистом Омского городского драматического театра «Студия Л. Ермолаевой» и православного театра «Мир», поэтом и волонтёром Александром Тихоновым.
— Александр, здравствуйте! Вы ещё и прекрасный волонтёр, насколько я знаю. И совсем недавно оказались в числе 15 человек, волонтёров, которые были удостоены медали «За вклад в победу над украинским нацизмом». Медали были учреждены общественным движением «Великоросс». Насколько я понимаю, для вас ваша непосредственная деятельность — работа артистом — и волонтёрство сегодня — это неотделимые сферы. Насколько это верно?
— Касаемо медали, мне в феврале позвонил Вадим Савельев (председатель Омской ветеранской организации инвалидов войны в Афганистане. — Прим. ред.) и сообщил эту новость: «Нам пришли медали, и ты в списке награждённых».
— Для вас это было неожиданно?
— Для меня это было большой неожиданностью.
— Почему? Вы думали, что вы мало помогаете фронту?
— Я до сих пор так считаю. И я буду считать так, наверное, до конца этой войны. Я слишком мало делаю для фронта, и мне кажется, что вот эта медаль, она лежит вот здесь…
— Покажите её.
— Вот (показывает медаль и удостоверение к ней) она лежит в упаковке и пускай лежит дальше. Вот в сервант её уберу — и она будет там лежать. Первое, что я сделал, — отправил фотографии родителям, чтобы они порадовались, всем родным, близким. Но как-то особо сегодня кичиться и хвастаться вот этим (кивает на награду) — нет, это немного дискомфортно, скажем так.
— Вы говорите, вы мало сделали для фронта, но тем не менее мы видим это «мало». А что именно вы делаете, можно поподробнее?
— 17 сентября прошлого года со мной связался Александр Бабенко, это ведущий артист Московского театра оперетты. Он работал в нашем театре «Студия Любови Ермолаевой» над постановкой хореографии в спектакле «Каштанка». И предложил мне съездить на фронт, к ребятам. Он художественный руководитель рок-группы, у него есть свой рок-театр, и он со своей группой ездит к ребятам, туда, на фронт. Неоднократно он там был, уже порядка десяти раз. И вот он меня позвал туда съездить: «Не хочешь скататься?» Я говорю: «Если меня отпустят, я, конечно, поеду». Я согласился, и 18-го числа вечером мы уже давали двухчасовой концерт в одном из подразделений рембата.
— Это была ваша первая помощь фронту?
— Да, это была моя первая поездка и такая большая помощь. Знаете, как это произошло? Когда он мне позвонил, я сразу ответил да, а потом-то я понимаю, что мне надо договориться с театром, с колледжем, поставить их в известность, отпустят меня или нет... Ну, слава богу, люди понимающие, и меня вообще окружают хорошие люди, — пошли на это, и меня отпустили. Я оказался там, где я был нужнее.
— Как вас встретили там, «за лентой»?
— Встретили очень тепло. Люди, наши бойцы, они в этом нуждаются. Им это необходимо. Мы когда туда приехали, они нас уже сидели ждали (улыбается). Для них это как глоток свежего воздуха: послушать песни, не разрывы снарядов, не звуки дронов, прилётов и т. д. Им нужно было отвлечься от этой войны, от этого шума, просто отдохнуть. После концертов к нам ребята подходили и говорили: «Спасибо вам за то, что мы забыли, что мы здесь...». Это дорогого стоит.
— Чем живут, какое настроение там сейчас? Как вы там это настроение поддерживаете или меняете?
— Вы знаете, там нет уныния. Я не видел ни в одних глазах уныния. Есть чёткое понимание, осознание того, что они делают, и настроение абсолютно победоносное. Уверенность в своём деле.
— Вы читали, пели?
— Я читал стихи. Вообще я туда поехал как ответственный за аппаратуру. Но Александр (Бабенко. — Прим. ред.) спросил меня: у тебя же стихи есть? Я говорю, ну есть, да, о природе. Он: скинь мне, я посмотрю. Я ему скинул, он их посмотрел и говорит: «Давай я свой концерт разбавлю твоими стихами. То есть я блок отпел, ты вышел и почитал стихи». Потому что стихи для них тоже важны.
— А вы можете нам что-нибудь прочесть? Я знаю, что 22 февраля вас наградили не только медалью, в этот день вышел ваш второй сборник.
— Да, 22 февраля вышел мой второй сборник, который называется «И нужен мир... И тишина» (показывает сборник). Он посвящён Специальной военной операции. Писать я начал раньше — собрал его после того, как туда съездил.
— Какие-то стихотворения были прочитаны там?
— В штабе на вручении было прочитано стихотворение. Этого сборника ещё там, на передовой, не было. На передовой был вот этот, первый сборник (показывает): «Улица Зелёная». Этот сборник посвящён моей малой родине. У меня даже псевдоним — Рейд. Это деревня.
— Это деревня в Томской области?
— Да, Томской области, Колпашевского района, село Тогур, деревня Рейд. Это деревня, в которой я родился. Но так как все мы прекрасно понимаем судьбы деревень, особенно малых деревень, хочется… не забыть. Хочется хотя бы так (кивает на сборник) популяризировать свой край, в котором я вырос.
— Давайте читайте!
— Из этого сборника (первого. — Прим. ред.) первое стихотворение называется «Деду». Я читал его там ребятам.
Пишу тебе, мой милый дед,
Тебя почти совсем не помню…
Лишь возникает образ скромный,
В дверном проёме силуэт.
Я помню, как тебя я ждал,
Ты приносил всегда конфету,
А я, обнявши, пел: «Мой де-е-да»,
И ты мне «ляльку» отдавал.
Хочу с тобой побормотать.
Я знаю, ты со мною — тоже.
Ух ты! Мороз пошёл по коже:
Воспоминаний благодать...
Прости нечастую слезу.
Сам знаешь, жизнь мотает где-то.
Теперь в моих руках конфета,
Которую тебе несу.
— Вот эта поездка на Донбасс поменяла вас, что-то изменилось в вас?
— Да! Я хочу больше делать для них. Для тех ребят, которые защищают нас, отстаивают наши интересы, интересы страны.
— Есть какие-то идеи?
— Есть. Так как я работаю в творческой сфере, тот же Александр Бабенко предложил мне писать песни. Саша присылает мне минусовки, а я адаптирую текст под эти песни. Им это интересно, и они нас за это благодарят.
— Что это за композиция, которую вы отправили нашим бойцам?
— Я не буду говорить, на какой минус она написана.
— Не будем говорить, ладно.
— Текст написан для группировки «Днепр», которая воюет на Херсонском направлении. Боец с позывным «Стрелок» обратился к Александру Бабенко с просьбой написать песню для их подразделения: «У этого подразделения есть песня, у другого есть, а у нас нету. Саша, напишите, пожалуйста». Собственно говоря, задача была поставлена, Александр обратился ко мне, я написал текст. Записали песню; писали мы её ночью в театре «Студия Любови Ермолаевой». Когда отправили им песню, у них было четыре часа утра. И они буквально через пять минут прислали голосовое сообщение. Оно у меня есть в телефоне, я его могу запустить.
— Давайте.
— Давайте мы его послушаем. Это, скорее всего, к вопросу об обратной связи. Да, и о том, что это важно:
«Александр, спасибо большое всем пацанам, передавай им большой-большой привет. Всех люблю и уважаю. Дай бог, будет время, попаду в Омск и, конечно, зайду в гости».
— Теперь у них есть…
— ...теперь у них есть песня, да.
— Своя.
— Своя песня, которую они будут слушать, которой они будут вдохновляться, с которой они будут, возможно, идти в бой. Важен даже не сам факт песни и её отправки, важен сам факт этой связи. Что на самом деле это не так далеко! Мы все здесь, близко, мы все рядом. Они нуждаются в нашей поддержке, а мы нуждаемся в их защите. Нельзя просто так пройти стороной и равнодушно относиться к этому: моя хата с краю, я ничего не знаю. Нет, так быть не должно. Ни одна хата с краю не останется!
В одном из разговоров я задал вопрос одному из бойцов: «За что воюешь?» И он ответил следующим образом, я на всю жизнь запомню этот ответ: «Представь себе, по всей линии фронта русский солдат сложил оружие. Он сказал: «Всё, я не буду воевать». Через полчаса в сторону Российской Федерации в большую часть регионов полетит всё. Вы даже собраться не успеете...».
— И куда, собственно, будет собираться…
— «...Все аэропорты, все железные дороги, особенно пострадают города-миллионники. Вот и думай. Мы сдерживаем. Мы не хотим пустить сюда этот режим, нам этого не надо, он, этот режим, нам здесь не нужен». Потому что те ужасы, которые они творят… Нам многого знать не надо, но вот те ребята, когда они выходят с тобой на доверительный контакт, они рассказывают очень интересные вещи. Мы когда подкаст закончим, мы с вами…
— То есть это нельзя записывать? Но, может быть, какие-то истории?
— Это нельзя записывать. Я думаю, не следует. Всему своё время…
— Как-то в одном из интервью вы рассказывали очень душещипательную историю про детские рисунки, которые спасают каждого бойца. Что ими увешаны все стены, что это своего рода иконостас.
— В информационном поле говорят о рисунках, что их надо отправлять, и ты к этому относишься как-то так: ну прошло — и забыл. А когда я туда приехал, мы были в шести подразделениях, дали порядка шести концертов, и в каждом подразделении есть место с детскими рисунками. Это такие огромные крытые стенды в блиндажах и в лесополосах, они там специально под крышами: там только детские рисунки! Я когда увидел этот стенд с рисунками… Я стою на него смотрю, и в это время где-то там, в двух-трёх километрах, наша система ПВО перехватывает снаряд. Естественно, это взрыв, волна, и ты смотришь на это всё дело и понимаешь: это важно, это очень важно, это для бойца та связь, которая не позволяет ему забыть, зачем он здесь. Это он видит глазами, наглядно.
— И кто его ждёт…
— И кто его ждёт, конечно! Он понимает, за что он воюет, почему он здесь. Мне запала в душу такая картина, совершенно со стороны я наблюдал за ней. Боец сидел и смотрел на детские рисунки. Эмоционально лицо ничего не выражало, а слёзы текли… Вот просто текли слёзы. Он сидел и смотрел. О чём он думал, я не знаю. Я могу только догадываться. Спрашивать некрасиво в такой ситуации, а картину помню... И когда-нибудь этот образ я возьму для стихотворения.
— Среди артистов, среди ваших коллег есть те, кто поддерживает, кто присоединился к вам?
— Есть, но в частном порядке. Благодаря этой поездке я познакомился с бойцом с позывным «Дачник». Он занимается обучением операторов дронов БПЛА. Мы с ним разговорились. Он говорит: «У нас всё есть, но нам не хватает дронов. Нам нужны дроны. Если у тебя есть возможность, когда приедешь домой, ты, пожалуйста, освещай эту проблему. Я тебе оставлю контакты». Он мне кинул ссылку в «Телеграме» на группу «Северный конвой». Есть такая группа, которая занимается адресной помощью. То есть из подразделения приходит запрос…
— Заявка?
— Да, заявка. Они собирают помощь и отправляют туда. В этой группе, он сказал, есть реквизиты: на такое-то имя. «И вот все собранные деньги, которые тебе удастся собрать, ты, пожалуйста, пришли на эту карту, но с пометкой: «Дачнику» на дроны». Чтобы «Северный конвой» занялся покупкой этих дронов. Потому что у дронов тоже есть отличительные особенности.
Я приехал сюда и начал рассказывать об этом. И, слава богу, откликнулись люди, и каждый месяц (в не установленную, конечно, дату) — кто 50, кто 100 рублей — люди скидывают мне на карту, формируется определённая сумма, и я отправляю её«Дачнику» на дроны. Каждый месяц разная сумма; я не скажу, что это много, нет, это от пяти до двадцати тысяч.
— Но, так или иначе, в копилку.
— Да, в общую копилку победы это идёт, это помогает. Это приближает нас к финалу.
— Как так получилось, что вы стали сотрудничать с организацией ветеранов Афганистана?
— Я познакомился с председателем…
— Вадимом Савельевым?
— Да, с Вадимом Савельевым.
— Он недавно тоже был у нас в студии.
— Я познакомился с ним на презентации книги «Координаты СВОим». Редактор-составитель этой книги Юрий Петрович Перминов. Эта книга вышла первым тиражом 5000 экземпляров. Все эти 5000 экземпляров, я думаю, уже в окопах, они уже на фронте. Появился запрос ещё на один тираж, и вышел ещё один тираж 5000 экземпляров, который тоже сейчас в работе и потихонечку расходится. Познакомились, и как-то завертелось. Он пригласил меня в штаб, рассказал о том, чем он тут, в штабе, занимается, о планах. И я понял, что мы «одной группы крови». И теперь сотрудничаем.
— Но до этой встречи вы волонтёром не были?
— Нет, до этой встречи я волонтёром не был.
— Так Вадим повлиял на вас?
— Да, это всё, конечно, благодаря Савельеву. Меня, безусловно, не оставляла эта тема. Тем более когда началась мобилизация. А так как я человек, прошедший срочную службу, в армии специальность моя была танкист, механик-водитель, танк Т-72Б. Служил я в Свердловской области, в 473-м окружном учебном центре, в 6-й роте, 32-й учебно-танковый батальон, Еланский гарнизон, есть такой в Свердловской области.
— Видите, всё помните.
— Если копнуть, в памяти что-то всплывает (улыбается). Так вот, когда началась мобилизация, мне, естественно, пришла повестка. Но в силу того, что я работаю в госучреждении, я здесь. Звёзды сложились так, что я здесь. После того как я понял, что я нужен здесь, потребность в помощи бойцам и фронту усилилась.
— То есть этим самым вы отдаёте свой долг Родине?
— Да, этим самым я отдаю свой долг. Так как механизм уже запущен, я надеюсь, что он не заглохнет. Я буду продолжать развиваться в этом направлении и помогать дальше. Даже когда всё это закончится. Потому что, когда всё это закончится, начнётся другая фаза работы.
— Да, несомненно.
— Потому что ребята будут возвращаться с фронта, ребятам надо будет по новой входить в мирное русло после того, что они видели. Деятельность нашей организации направлена на реабилитацию ребят, на помощь, чтобы у бойцов было место, куда они могли бы прийти поговорить, пообщаться.
— После той поездки на Донбасс не было ли идеи предложить поставить какой-нибудь спектакль в своём театре или в православном театре, где вы тоже служите?
— В Ермолаевском театре нет. Хотя, наверное, если бы предоставили такую возможность, можно было бы этим заняться. В православном театре Игорь Олегович Косицын, художественный руководитель театра, предложил сделать патриотическую программу. Он сейчас ведёт переговоры с руководством Дома кино. Возможно, это станет в дальнейшем нашей площадкой. Мы создадим патриотическую программу и будем показывать её детям, студентам.
— Это уже выход...
— Это уже выход в учебные заведения. Перспективы такие. В отношении патриотической программы — не хочется делать её банальной. Хочется дать связь. То, что происходит там, — это на самом деле недалеко, это всё близко. Мой одноклассник, он командир отдельного штурмового взвода на Херсонском направлении, мне позвонил не так давно, зовут его Валентин, позывной «Балу». Мы с ним разговорились, я ему рассказал про эту идею, про программу. Он мне говорит: «Саш, давай я тебе флаг пришлю нашего подразделения». Я говорю: «Давай». Он мне: «Давай я завтра его возьму, пройдусь по всему подразделению, ребята оставят свои росписи, позывные, города и какие-нибудь пожелания. Я его пришлю тебе, а ты его просто в программу включи. Потом мы с тобой созвонимся, я тебе расскажу предыстории бойцов. Пусть это будет частью твоей программы». Это будет означать: вот она, связь! Это всё рядом. Мы — здесь, они — там, а на самом деле всё близко! Я понимаю, что для Валентина это тоже важно, потому что у него глаз загорелся сразу. Для них это тоже какой-то выход, какой-то глоток свежего воздуха. В итоге кроме флага он мне прислал ещё шевроны и две кепки (смеётся).
— То есть такие артефакты тоже будут завязаны непосредственно в патриотической программе?
— Безусловно! Вообще, я что отметил для себя после этой первой поездки? У бойцов появляется желание что-то подарить. Кто-то нам гильзы дарил, кто-то приносил осколки от тех же «хаймарсов». Они хотели что-то оставить (на память) о себе, о подразделении, тем самым говоря, что это для них важно.
Мы будем проводить уроки мужества, и мы это будем с собой брать и ребятам показывать. И они смогут это потрогать.
— Как вы думаете, как изменится наше общество, может быть, наши взгляды, с приходом бойцов домой, после их возвращения?
— Их нельзя забывать. Это как раз и зависит от общества. Если общество, скажем так, будет менее равнодушным, — лучше, если оно вообще не будет равнодушным, то это будет хорошо.
Сложно ответить на этот вопрос, очень сложно. Но одно я знаю точно — их нельзя забывать! С ними надо будет разговаривать, их надо будет привлекать в те же школы, университеты, проводить уроки мужества. Приведу ещё один пример. Тоже буквально недавно мой друг, его зовут Дмитрий (он воевал в Бахмуте, Артёмовске, Бахмутовское направление, «Бахмутовская мясорубка»), пришёл сюда в бессрочный отпуск. Мы с ним познакомились в штабе, собирали гуманитарную помощь, разговорились, и он был убеждён в том, что «я никогда туда не поеду, никогда!» Его переубедить было невозможно. Это убеждение было настолько крепко: после того, что он прошёл, он больше никогда туда не вернётся. ...Прошёл месяц, он пожил здесь, в городе, со всеми повидался, звонит мне и говорит: «Саша, я собираюсь туда». Я говорю: «Почему?» Он отвечает: «Во-первых, пускай буду лучше я там, чем за меня погибнут десять необученных молодых ребят. Во-вторых, у меня опыт. Я могу им поделиться». И он ушёл туда.
— А не оттого ли, что он здесь свою нужность, что ли, не видел? Это же тоже тяжело.
— Я с вами соглашусь, да. Отчасти и от этого. Слишком много равнодушия.
— То есть настолько контрастны мы — тыл и фронт?
— Да, настолько контрастны. Это говорит о том, что мы мало делаем для того, чтобы… (показывает медаль) Надо делать больше! Им нужна эта отдача. И чтобы концерты были там не раз в год, а чтобы они были раз в месяц, два раза в месяц! Чтобы фронтовых бригад было больше, как в Великую Отечественную войну.
— Вы в таком режиме поработали бы?
— Да. Если бы общество консолидировалось, мы бы в таком режиме и работали.
— Ежемесячные концерты для наших бойцов.
— Ежемесячные концерты. Необязательно даже это может быть фронт. У нас в регионах очень много госпиталей. В Омске есть госпиталь. Можно там давать концерты.
Возвращаясь к Дмитрию, месяца полтора назад у его подразделения был боевой выход. Он получил ранение и был госпитализирован. Ему в Санкт-Петербурге в госпитале сделали операцию. Мы с ним созвонились. Он говорит: я буду ещё, наверное, месяц здесь. Потом он мне опять позвонил и спрашивает: ты где? Я отвечаю: я в Омске. Он: где именно? Я говорю: у цирка. Я же знаю, что он в Санкт-Петербурге. Он: выходи, я через полчаса подъеду. Я говорю: как подъеду? Ты же в госпитале в Санкт-Петербурге. Он: я приехал, меня отпустили. Он подъехал, мы встретились, разговорились. Я ему рассказал про флаг, про программу. И он мне говорит: «Саш, я хочу провести урок мужества». Он мне предлагает! Есть, спрашивает, возможность: «Я знаю, что ты в колледже работаешь, в университете. Давай устроим это. Я ещё подтяну ребят, которые здесь, и мы сделаем хороший урок мужества в одном из учебных заведений».
— Пока здесь.
— Пока здесь, да. Я, говорит, здесь буду ещё целый март. И вот в течение марта мы это реализуем.
— Ещё не было урока?
— Ещё не было урока. Буквально завтра или сегодня вечером я созвонюсь с университетом, предложу им. Они пойдут на это, и на один из дней мы назначим встречу и проведём этот замечательный урок. Это к вопросу о том, что ребята будут в этом нуждаться. Они сами хотят этого. Они говорят о том, что, когда они вернутся, они не будут молчать: мы будем разговаривать, мы будем общаться с людьми. Потребность у них в этом есть. И очень большая.
По поводу армейского юмора. Мы были в одном из подразделений…
— Есть место и шутке?
— Там, на фронте, есть место и шутке.
Мы должны были давать концерт в одном из подразделений тоже рембата. Огромный амбар, он обшит жестяным железом, там такой металлический каркас, высота, наверное, метра четыре, может быть, пять. Мы приехали, нас встретили, дали нам сценическую площадку в виде военного «Урала». Бойцы откинули борт: «Вот можете прямо здесь нам дать концерт». Тем более рок-концерт (улыбается). Мы загнали туда «Газель», начали разворачиваться, и объявили воздушную тревогу. Естественно, старший дал команду прижаться к стенкам. Мы к стенкам-то прижались, а военнослужащие, которые что-то чинили, ремонтом занимались, они как чинили, так и продолжали этим заниматься. Ну привычно для них это всё! А мы, естественно, испугались: такая внештатная ситуация. Потом началась воздушная канонада. Она началась где-то далеко, но мне казалось, что очень близко, прямо над нами. Потому что амбар прямо трясло. Вибрация была довольно сильной. Пришёл ответственный, сказал, давайте выйдем на улицу, лучше мы встанем в лесополосу, под деревья, чтоб нас не было видно. Пришло распоряжение, чтобы никакие концерты не давали, пока не закончится воздушная тревога. Мы прождали семь часов. Воздушную тревогу так и не отменили, но мы так негласно договорились, что, как только сядет солнце, стемнеет, мы всё равно дадим концерт. Нам разрешили, и мы дали концерт! Пока мы сидели и ждали заката, разговаривали с ребятами. Кто-то спал, кто-то играл на гитаре, в двухстах метрах от нас ребята-военнослужащие маскировали технику. Я сижу и смотрю. А вокруг же поле, всё желто-зелёное, небо синее, солнце светит. И выходит белый козёл. Белый красивый козёл!Привязанный.
— (ведущая смеётся) Откуда?
— Я спрашиваю: «Откуда, вы что, хозяйство здесь держите?» Боец отвечает: «Вот прибился к нам, откуда-то пришёл, бои где-то были, удалось ему сбежать. Прибился к нам, мы его здесь и держим». Спрашиваю: «Как зовут-то его?» Отвечают: «Байден». (оба смеются в голос)
Боец говорит: «А что вы смеётесь, у нас вон там в яме свинья сидит, Меркель».
А тут собачка бегала лохматенькая, я говорю: «А эту как зовут, Харрис?» «Нет, — говорит, — у этой нет ещё клички. Ну теперь будет Харрис!»
Вот так у них! Это довольно интересно. Развлекаются они там так. Естественно, у них там есть ряд развлечений. Ну, это мне надо ещё туда поездить. Я надеюсь, что мне удастся туда ещё съездить!
— Есть в планах какая-то ближайшая поездка?
— Вот 5 марта Александр Бабенко звал меня, должен был быть там с 5 по 10 марта. Но из-за спектаклей на основной работе не могу позволить себе такую роскошь. Тем более (я ему вчера позвонил), он говорит, у них у самих не получается. Поэтому всё переносится ближе к маю. Я хочу туда ещё раз съездить. Когда попал туда первый раз, естественно, первое, с чем я боролся, это страх. Я не знал, как я себя поведу, если услышу первый прилёт, не дай бог, если он будет, но его не было. Были только перехваты где-то там, далеко, нашими системами ПВО вражеских снарядов. Первые два дня было страшно, а потом я как-то успокоился. Потому что ты видишь людей, военнослужащих, которые здесь уже много времени, и как они к этому относятся. Они просто к этому относятся. И ты тоже постепенно успокаиваешься, тебя это приводит в норму.
— Как ваши родственники вас отпустили?
— А я не сказал никому (смеётся). Об этом знал только художественный руководитель театра («Студия Любови Ермолаевой». — Прим. ред.) Сергей Борисович Волков и, по-моему, Игорь Олегович Косицын, художественный руководитель театра (православного. — Прим. ред.).
— У кого пришлось отпрашиваться?
— Да. Ещё университет и колледж. А родители — нет. Родным я ничего не сказал.
— А потом какова была их реакция?
— Я им сказал, что я поехал в Москву. Для них это — Москва!!! Они же там в деревне живут. Подумали, по роду моей деятельности позвали. Для них я был в Москве. Ну, это, знаете, такая ложь во благо. Я знал, как мои родители к этому отнесутся: ну, сын на войну…
А потом, когда я вернулся, я сразу позвонил папе…
— ...и честно сознались.
— ...и честно сознался в том, где я был: «Папа, я ездил в Донецк, в Запорожскую область, Донбасс». Пауза такая была. Он: «Ты матери говорил?» Я говорю: «Нет, ещё не говорил. Сейчас после тебя буду звонить ей». — «Ну, звони, только аккуратно преподнеси эту информацию, чтобы она плакать не начала».
Я позвонил ей и рассказал. Говорю: «Мам, почему ты не интересуешься, где я был?» — «Ну я же знаю, что ты в Москве». «Ну да», — отвечаю. «Где ты был?» — спрашивает. «На новые территории ездил», — говорю. Она: «Стоп, как на новые территории?!» — «Ну вот так, ездил с творческой миссией». Тут началось: «Почему ты мне сразу не сказал!» Отвечаю: «Ну ты же понимаешь, иногда…»
— ...иногда нужно скрывать и оберегать родных?
— Да, оберегать, конечно. Это такая ложь во благо. Она не несёт никаких отрицательных импульсов. Ну, теперь…
— ...теперь вы человек бывалый.
— Да, теперь я человек бывалый. И на вопрос мамы, поеду ли я туда ещё, отвечаю: «Возможность будет, я поеду». — «Ну всё, я тебя поняла, только аккуратнее!»
— Она уже спокойна.
— Она уже спокойна, да. Ну, что я не один, что я в составе группы...
— Я хочу прежде всего сказать вам большое спасибо за то, что вы делаете и, как вы скромно говорите, что мало, но такими маленькими делами мы приближаем победу.
— Да, безусловно!
— Большое спасибо за беседу!
