Дата публикации: 1.06.2024
1 июня 1856 г. в Омск прибыл географ и исследователь Пётр Семёнов. Цель его визита – заручиться поддержкой генерал-губернатора Западной Сибири Густава Гасфорда перед экспедицией. Экспедицией, которая навеки отразится на его фамилии. Экспедицией, истинный объект которой – изучение Тянь-Шаня – исследователь скрыл.
Большой мечтой географа Петра Семёнова было изучение «белых пятен» на карте мира. Крупнейшим из ближайших в то время была Центральная Азия. Особенно манил исследователя Тянь-Шань – незнакомые европейцам горные вершины, окутанные древними легендами.
«Проникнуть в глубь Азии на снежные вершины этого недосягаемого хребта, который великий Гумбольдт, на основании... скудных китайских сведений, считал вулканическим, и привезти ему несколько образцов из обломков этого хребта, а домой – богатый сбор флоры и фауны новооткрытой для науки страны – вот что казалось самым заманчивым для меня подвигом», – признавался Пётр Семёнов.
Эту мечту он смог осуществить в 1856–1857 гг. после тщательной подготовки, которую начал… в Берлине.
Не только теоретическая подготовка
1853–1854 гг. Пётр Семёнов провёл в Берлинском университете. Центр мировой науки помог ему всесторонне изучить и подготовить всё необходимое для путешествия вглубь Азии. Там же Семёнов познакомился с Аристотелем XIX века – Александром Гумбольдтом. Учёный, которому на тот момент было 84 года, поддержал Семёнова и его интерес к Тянь-Шаню. По легенде, Гумбольдт даже сказал, что он сможет спокойно умереть только после того, как молодой исследователь привезёт ему несколько обломков горных пород Тянь-Шаня.
Авторитет Гумбольдта был невероятным, поэтому, заранее согласившись с ним в том, что на Тянь-Шане должны быть следы вулканов, Семёнов в 1954 г. уехал в Италию. Там он совершил 17 восхождений на Везувий, чтобы тщательно изучить явления вулканизма.
Фрагмент 30-страничного письма Петра Семёнова, отправленного им из Европы сестре Наталье.
Вернувшись в Россию, Семёнов приступил к решению организационных и бюрократических вопросов. Это было делом не менее сложным: район Тянь-Шаня считался зоной китайских интересов и появление там русской экспедиции могло спровоцировать военный конфликт. Поэтому конечной точкой своего похода для Императорского Русского географического общества исследователь обозначил… Алтай и «прилегающие к нему части киргизских степей», Заилийский край. ИРГО экспедицию одобрило.
В начале мая 1856 г. Семёнов поездом выехал из Петербурга в Москву. Оттуда на лошадях через Нижний Новгород, Казань и Екатеринбург – в Омск. Из Омска исследователь поехал в Барнаул, Змеиногорск, Семипалатинск и укрепление Верное (ныне – Алма-Ата), куда прибыл 31 августа 1856 г. Это был последний русский рубеж перед незнакомой и недружественной территорией, через которую лежал путь к заветному Тянь-Шаню.
Прибытие в Омск
В Омск экспедиция въехала со стороны Красного Яра, где была переправа через «самую исполинскую реку Западно-Сибирской низменности» – Иртыш. Вечером Семёнов уже был в Омске. Каким петербургский интеллектуал увидел наш город? Не откажем себе в удовольствии процитировать описание целиком:
«Омск, имеющий ныне свыше ста тысяч жителей, вмещал тогда, несмотря на своё крупное административное значение, не более шестнадцати тысяч душ и уподоблялся скорее временному военно-административному лагерю, чем городскому промышленно-торговому поселению. Построен он был по обеим сторонам реки Оми при впадении её в Иртыш, в который город упирался. На правом берегу Оми находилась крепость, внутри её – церковь и несколько казённых зданий, а между ними деревянный в то время дом генерал-губернатора; вне крепости помещалось большое здание главного управления, от которого по направлению к Иртышу спускалась улица; на ней расположены были по преимуществу дома четырнадцати живших в то время в Омске военных и штатских генералов. Дома эти были все деревянные, очень невзрачные и не обсаженные ни садиками, ни деревьями. У каждого дома был только просторный балкон, выходивший на широкую и пыльную немощёную улицу. На левом, высоком берегу реки Оми находилась более обширная часть города с двумя церквами, гостиным двором, почтамтом, лавками, двумя площадями и очень жалким ивовым бульваром. Зато за городом, в двух верстах ниже предела города того времени, на высоком правом берегу реки расстилался обширный и прекрасный парк – удобное и любимое место для гулянья омских обывателей».
Густав Гасфорд, генерал-губернатор Западной Сибири в 1850–1861 гг.
Для продолжения экспедиции Петру Семёнову была необходима поддержка властей и лично губернатора. Исследователь вступал на тонкий лёд: он был наслышан о непростом и переменчивом характере Густава Гасфорда. Честолюбивый и вспыльчивый, губернатор был задет невниманием двора к своим успехам по освоению вверенного ему края и укреплению границ.
Приезд Семёнова, по мнению самого исследователя, был Гасфорду на руку: в его лице губернатор получал беспристрастного и более-менее авторитетного свидетеля (ИРГО уже в середине XIX в. было влиятельной организацией) своих достижений.
29-летний Семёнов действовал как настоящий дипломат, мало говоря о себе и много – об их общих с Гасфордом целях. От лица ИРГО исследователь высказал «сочувствие… к деятельности Гасфорда на юго-восточной окраине Киргизской степи, и в особенности к колонизационному движению в Заилийский и Семиреченский края». Семёнову же общество поручило не только изучить природу мирно завоёванного Гасфордом края, но и успехи колонизаторов.
Лесть и статус исследователя сработали: Гасфорд пообещал ему всяческое содействие, в том числе со стороны местных властей. Экспедиции был выделен конвой, а также топографы.
«Гасфорт тут же познакомил меня с находившимся у него в это время начальником всех топографических работ в Западной Сибири генерал-майором бароном Сильвергельмом и поручил ему показать мне не только все сводные картографические работы, но и все съёмочные планшеты, исполненные в киргизских областях за время управления Гасфорта…», – из книги П.П. Семёнова-Тян-Шанского «Встречи в Западной Сибири».
Знаменательные встречи
В Омске исследователь пробыл три дня и за это время успел не только получить аудиенцию у губернатора, но и познакомиться с коллегами и единомышленниками.
«Во время краткого моего пребывания в Омске я успел познакомиться, хотя ещё довольно поверхностно, с лучшими деятелями города, о которых я уже упоминал выше. Но особенное внимание мое обратили на себя двое талантливых молодых офицеров, незадолго перед тем окончивших курс в Омском кадетском корпусе, которые сами искали случая познакомиться со мной».
Этими офицерами были Григорий Потанин, покоривший Семёнова своими «чистыми и честными убеждениями», и потомок Чингисхана, «киргиз родом из Средней орды» Чокан Валиханов.
Григорий Потанин.
Встреча с петербургским учёным станет для обоих судьбоносной – но позже.
Сюрприз
Пока же экспедиция Семёнова движется к границе империи. Из Омска отряд поехал в Барнаул, и тот невероятно восхитил исследователя:
«Одним словом, Барнаул был в то время, бесспорно, самым культурным уголком Сибири, и я прозвал его сибирскими Афинами, оставляя прозвание Спарты за Омском… Но, конечно, между этими городами и древними городами Греции было различие, пропорциональное различию культуры Сибири в половине XIX века от культуры древней Греции. Да и сибирская Спарта, при грубости её воинственных нравов, не имела спартанской чистоты и безупречности, а в сибирских Афинах были свои тёмные стороны».
В Семипалатинске исследователя ждал большой сюрприз иного рода.
Встретивший Семёнова офицер Демчинский предложил ему остановиться у него: гостиниц в городе не было. К этому исследователь, скорее всего, был готов – а вот встреча со старым товарищем, устроенная Демчинским, приятно удивила его!
«[Демчинский] представил совершенно неожиданно у себя на квартире одетого в солдатскую шинель дорогого мне петербургского приятеля Фёдора Михайловича Достоевского, которого я увидел первым из его петербургских знакомых после его выхода из “Мёртвого дома”. Достоевский наскоро рассказал мне всё, что ему пришлось пережить со времени его ссылки. При этом он сообщил мне, что положение своё в Семипалатинске он считает вполне сносным… <…> Фёдор Михайлович Достоевский дал мне надежду, что условится со мной при моём обратном переезде посетить меня на моих зимних квартирах в Барнауле, списавшись со мной по этому предмету заранее…»
Через несколько дней приятели встретились и вдоволь наговорились. Фёдор Михайлович не таясь рассказал другу о своей жизни и своём положении. Семёнов оказался не готов к суровой правде: «Тут только для меня окончательно выяснилось всё его нравственное и материальное положение. Несмотря на относительную свободу, которой он уже пользовался, положение было всё же безотрадным, если бы не светлый луч, который судьба послала ему в его сердечных отношениях к Марье Дмитриевне Исаевой…»
Попрощавшись и договорившись встретиться зимой, они расстались. В ближайшие месяцы Семёнова ждали открытия совсем иного рода.
Экспедиция
Поскольку каждому из нас известна приставка «Тян-Шанский» к фамилии исследователя (которую он, правда, получил сильно позже – в 1906 г.), не будет зазорно сообщить заранее, что экспедиция удалась.
И не просто удалась, а позволила неплохо изучить неизвестный ранее регион, собрать большие коллекции и даже опровергнуть теорию Гумбольдта! Ту самую, о вулканическом происхождении Тянь-Шаня. Но обо всём по порядку.
Несмотря на краткосрочность, экспедиция была проведена в два этапа, каждый из которых длился год.
В 1856 г. Семёнов направился к озеру Иссык-Куль и исследовал Тянь-Шань, грубо говоря, снаружи.
«…первая цель моя была достигнута; я увидел Тянь-Шань во всём блеске его наружного вида, почти на 200-верстном протяжении, вдоль всего бассейна Иссык-Куля, до берегов которого я дошёл на двух его оконечностях – восточной и западной».
На зимовку отряд вернулся в Барнаул, где в январе 1957 г. Семёнова навестил Фёдор Достоевский. К тому времени он уже сделал предложение Марии Исаевой и спешил справить свадьбу до начала Великого поста. Однако говорили приятели не только о предстоящих хлопотах.
«По нескольку часов в день мы проводили в интересных разговорах и в чтении, глава за главой, его в то время ещё неоконченных “Записок из Мёртвого дома”, дополняемых устными рассказами. Понятно, какое сильное, потрясающее впечатление производило на меня это чтение и как я живо переносился в ужасные условия жизни страдальца… <…> Конечно, никакой писатель такого масштаба никогда не был поставлен в более благоприятные условия для наблюдения и психологического анализа… <…> Можно сказать, что пребывание в “Мёртвом доме” сделало из талантливого Достоевского великого писателя-психолога».
После отъезда Достоевского в Кузнецк, где его ждала невеста, Семёнов начал собираться в Омск – на встречу с Гасфордом. Исследователь хотел вернуться в горы как можно раньше.
Гасфорд принял учёного приветливо и активно интересовался тем впечатлением, которое произвёл на Семёнова «приобретённый им скромно и почти незаметно для петербургских властей Заилийский край». Губернатор увидел перед собой компетентного человека, чья оценка деятельности Гасфорда может дойти до высших петербургских чинов и помочь его дальнейшей деятельности.
Когда основные вопросы подготовки экспедиции были улажены, Семёнов назначил дату выезда: 20 апреля.
Иртыш в ту пору ещё был подо льдом, и Семёнов ехал до Семипалатинска вдоль Сибирской линии то на санях, то на повозках.
«Выехал я из Омска 21 апреля вечером на почтовых. За городом дорога почти обсохла, но местами были снежные поляны. Ночь и утро были холодны и пасмурны. Только к двум часам пополудни 22-го просияло солнце и потеплело, но кое-где были видны ещё замёрзшие изгибы Иртыша, на берегах которого поднимались высокие песчаные яры; кругом расстилалась голая, однообразная степь, в которой органическая природа ещё не просыпалась».
Рисунок П. Кошарова.
В Семипалатинске Семёнова уже ждал Павел Кошаров – томский художник, сделавший множество ярких и талантливых зарисовок, оживляющих для нас события прошлого.
На этот раз Семёнов выступал ещё и в роли дипломата, поспособствовав расширению русского влияния на исследуемых территориях. Следуя инструкциям Гасфорда, экспедиция обогнула Иссык-Куль с запада, чтобы не переходить реку Чу и не нервировать китайцев. Отряд сопровождал вооружённый «конвой» из 50 казаков и 1,5 тыс. казахов – их снарядили для того, чтобы оказать вооружённую помощь одному из киргизских племён в расчёте, что в благодарность киргизы примут русское подданство. Расчёт оказался верным.
Однако говорить о том, что экспедиция была безопасной, нельзя. Во время исследований Семёнов узнал от помогавших экспедиции кочевников тревожные вести о судьбе своего берлинского коллеги Адольфа Шлагинтвейта: он был пленён и, вероятнее всего, казнён во время экспедиции в Кашгар.
Экспедиция достигла ледников в глубине Тянь-Шаня, после чего обратным путём – через Верный, Барнаул и Омск – исследователь вернулся в Санкт-Петербург.
«Цель второй поездки вглубь Тянь-Шаня была вполне достигнута. Получилось два поперечных геологических разреза Тянь-Шаня; один по Кок-Джарскому пути, другой по Текесу; были определены высоты горных перевалов, снежной линии, оконечностей двух ледников, средней высоты двух продольных долин, собрана полная коллекция горных пород по пройденному пути и превосходная коллекция альпийской флоры Тянь-Шаня», – оценил итог экспедиции Пётр Семёнов.
Итоги экспедиции
Каковы же общие итоги двухлетних исследований?
Исследователь собрал богатейшую коллекцию геологических и ботанических образцов (на её упорядочивание в Барнауле Семёнову потребовалось три недели!), открыв множество новых растений. Отряд собрал множество этнографических материалов, в том числе благодаря Кошарову.
Вторая экспедиция позволила окончательно опровергнуть теорию Гумбольдта о вулканическом происхождении Тянь-Шаня, и это стало мировой научной сенсацией.
И самое главное – Семёнов показал миру, что такое Тян-Шань. Он начертил схему хребтов Тянь-Шаня и установил его вертикальные природные пояса; он доказал, что вечные снега лежат на Тянь-Шане на очень большой высоте и создал первую схему орографии (т.е. описал и классифицировал виды рельефа) Тянь-Шаня в виде системы широтных хребтов.
Помимо этого экспедиция исследовала озеро Иссык-Куль и открыла верховья Сырдарьи, увидела горную группу Тенгри-Таг и её ледники, а также пирамиду Хан-Тенгри.
Путь домой
Упорядочив коллекции в Барнауле, Семёнов вновь приехал в Омск. На встрече с губернатором он не только поделился успехами экспедиции, но и попросил Гасфорда помочь ему с двумя частными просьбами.
«Во-первых, я просил его командировать поручика Чокана Валиханова переодетым в его национальный костюм в Кашгар для того, чтобы собрать обстоятельные сведения о гибели д-ра Адольфа Шлагинтвейта, одинаково интересующие как Русское и Берлинское географические общества, так и вообще весь образованный мир, а также постараться собрать всё, что могло уцелеть из собранных им материалов, дневников и т. д.»
Но это было только частью плана Семёнова: помимо важной миссии по уточнению судьбы Шлагинтвейта, исследователь попросил дать Валиханову возможность не покидая службы приехать на учёбу в Петербург для «разработки превосходных, уже собранных им этнографических и исторических материалов о Киргизской степи». Со своей стороны Семёнов пообещал, что ИРГО будет поддерживать Валиханова.
Чокан Валиханов и Фёдор Достоевский в Семипалатинске, 1859 г.
Вторая просьба тоже касалась «отпускания» в Петербург другого талантливого офицера – Григория Потанина. Получить высшее образование казачьему сотнику не давало его положение, требовавшее нескольких лет обязательной службы.
Губернатор «на оба мои ходатайства… с удовольствием дал согласие, объяснив мне, что он всегда и везде подавал руку помощи всем талантливым людям, ему встречавшимся» – и вскоре талантливые омские учёные оказались в столице.
Торопился домой и Пётр Семёнов. И дело не только в науке: молодого человека тянет в центр общественной жизни, тянет в место, где вершится судьба его страны.
Портрет Петра Петровича Сёменова (Сёменова-Тян-Шанского). Иван Петрович Келер-Вилианди,1866 г.
Книга Семёнова-Тян-Шанского «Путешествие в Тянь-Шань» заканчивается довольно пафосно: «В Омске я пробыл только три дня и поспешил в Петербург, куда я стремился ко времени пылко мной ожидаемого обновления России. Приехал я в Петербург к 15 ноября 1857 года». Ожидаемое обновление – это грядущая отмена крепостного права, которую исследователь поддерживал.
«В Омске я не нашёл никаких перемен. Омское общество даже не прислушивалось к “далёкому шуму” того, что происходило в России. Реформы, там готовившиеся, не волновали омского общества, непосредственно в них не заинтересованного. Оно ещё не соображало, что освобождение крестьян неминуемо повлечёт за собой ряд других реформ, которые изменят весь строй русской провинциальной жизни.
<…> Только молодое поколение чиновников с высшим образованием, привлечённых в Сибирь преимущественно стараниями генерал-губернатора Гасфорта в качестве чиновников особых поручений, и вообще его ближайших сотрудников, ещё не теряли мужества в своей тяжёлой борьбе с хищничеством старого строя, но и они, убеждаясь вместе с генерал-губернатором в своём бессилии в этой борьбе, стремились к переходу в Европейскую Россию».
Не только учёный
Вернувшись в Петербург, Семёнов сразу же приступил к работе над материалами для Редакционной комиссии по подготовке крестьянской реформы 1861 года. Благодаря этому он основательно изучил аграрные проблемы России и подготовил множество статистико-экономических материалов. Эта работа стала основой для нового направления работы исследователя – экономической географии.
1870-е гг.
Интерес к экономике Семёнов пронёс через всю жизнь. В 1875 г. он стал председателем Статистического совета при Министерстве внутренних дел (1875–1896 гг.) и немало поспособствовал развитию статистики и её инструментов. Так, он организовал публикацию различных статистических изданий в Центральном статистическом комитете, а также в губерниях и областях Российской империи. В том числе – первой «Памятной книжки Западной-Сибири», которая была издана в Омске в 1881 г.
Ведь Омск, каким бы далёким он ни был от столицы, был в то время центром пересечения всех азиатских путей.
Автор: Анна Подоляк
Фото: shoqan.kz, dzen.ru, rgo.ru, vk.com, uralhistoric.ru
Читайте наши материалы о других великих путешественниках, посещавших Омск:
Перекрёсток всех дорог. Почему Николай Пржевальский регулярно бывал в Омске