Пуля дырочку найдёт, или Страсти по Шарикову – в Омском ТЮЗе поставили «Собачье сердце»

Очередной спектакль по Булгакову, который могут увидеть в этом сезоне омские зрители, поставил, как оказалось, режиссёр из Иркутска, специально приехавший в наш город на собственной машине. Стоит признать, что Андрей Шляпин не ищет лёгкие пути (и речь даже не о транспорте). «Собачье сердце», впервые опубликованное в Советском Союзе всего 37 лет назад, стало за это время одним из самых известных литературных произведений на русском языке. Помогли и фильм Владимира Бортко с набором великолепных актёрских работ, и особенности самого текста – небольшого, яркого, отточенного, готового уйти в народ (и уходящего) хоть отдельными афоризмами, хоть целиком.

Как инсценировать такое? Конечно, можно ограничиться аккуратной подачей материала, не удивляя зрителя, но позволяя ему предвкушать лучшие моменты. Вот внутренний монолог Шарика в подворотне, вот рассказ профессора Преображенского про разруху, которая в головах, а не в клозетах, пикировка со Швондером, «переписка Энгельса с этим, как его…» – и многое другое. Да и просто знакомить с классикой тех зрителей, для которых это всё ещё актуально, – благородная задача, вполне подходящая для ТЮЗа (а мы говорим именно об этом театре). Но, надо признать, такая постановка вопроса скучновата. Ради неё не стоило бы ехать через половину Сибири.

В спектакле Шляпина всё пошло несколько не так. Основная канва всё та же. Шарик (пёс-кукла на руках у актёра) воет в подворотне, Преображенский с Борменталем беседуют о разрухе на разных концах огромного стола, поёт свои песни Калабуховский домком, но отношение режиссёра к булгаковскому тексту довольно противоречиво. Где-то он слишком доверяет писателю, делая из актёров «говорящие головы» с хрестоматийным текстом, где-то вычёркивает реплики, которые наверняка ждал внимательный зритель.

Местами сценическое действо выглядит пресновато и предсказуемо – но на помощь приходят порхающие по профессорской библиотеке «социал-прислужницы» в белом. Одна из них, пользуясь хозяйской деликатностью, регулярно говорит по телефону с неким Владимиром о любви, о весне, о смерти. Эта сюжетная линия взята из «Циников» Анатолия Мариенгофа, действие которых происходит во всё той же Москве периода НЭПа. Один город, один год, но настроения совершенно разные, и мнения о том, удалось ли этой вставкой расцветить булгаковский материал, тоже могут различаться.

Ещё одна группа персонажей, заметно оживляющих спектакль, – это, конечно, Швондер и его соратники. Их визиты в квартиру Преображенского всегда максимально брутальны: рушится мебель, падает избитый Борменталь, звучат выстрелы, кричит благим матом перепуганная прислуга. Для ТЮЗа это наверняка хорошо: юные зрители любят сильные эмоции. А вот сцена, в которой Шариков пытается изнасиловать служанку (тоже весьма громкая), для таких зрителей куда менее форматна.

Кстати о Шарикове. В интервью после «сдачи» спектакля режиссёр рассказал, что этому персонажу изначально была предопределена сложная эволюция: из люмпена и алкоголика в чиновника, а потом – в убийцу. В ходе работы этот путь существенно сократили, оставив разве что основные точки. Шариков пьёт профессорскую водку и подстерегает прислугу в темноте – Шариков начинает душить котов за жалованье и становится трезвенником – Шариков обзаводится кожанкой и наганом и уводит на расстрел Швондера с остальными.

«А как станем заряжать, – поёт домкомовский хор, – всем захочется стрелять. // Ну, а как стрельба пойдёт, // пуля дырочку найдёт…». Эта песня (написанная, кстати, Булатом Окуджавой) вносит максимальную ясность в ту «телеграмму», которую посылают актёры в зрительный зал. В «Собачьем сердце» давно видят в том числе предсказание сталинского террора: «новый человек», которого большевистская диктатура вывела из подворотни в «господские» дома, должен был продолжать движение наверх, не беспокоясь о судьбе окружающих. Повесть могла иметь искусственный счастливый финал; в реальности же Шариков неминуемо уничтожил бы и Швондера, и Преображенского, и профессорских пациентов из партийной номенклатуры. Именно это и произошло в течение следующих 13 лет.

Ну а в финале спектакля и сам Шариков оказывается под прицелом. «Ей не жалко никого, ей попасть бы хоть в кого» – у террора именно такая логика. А ведь как всё начиналось – ночь, подворотня, добрый человек достаёт из-за пазухи кусок краковской колбасы за рубль сорок…

Автор: Николай Дубровский

Фото предоставлены ТЮЗом.