Сибирский Есенин. В Омске отмечают юбилей Павла Васильева

В его творчестве русский фольклор органично соединялся с казахским. Павла Васильева называли первым евразийским поэтом и сибирским Есениным. А его «Песню о гибели казачьего войска» по живописности и образности литературоведы сравнивают со «Словом о полку Игореве».

Борис Пастернак в 1956 году так говорил о нём: «В начале 30-х годов Павел Васильев производил на меня впечатление приблизительно того же порядка, как в своё время, раньше, при первом знакомстве с ними, Есенин и Маяковский. Он был сравним с ними, в особенности с Есениным, творческой выразительностью и силой своего дара и безмерно много обещал. У него было то яркое, стремительное и счастливое воображение, без которого не бывает большой поэзии и примеров которого в такой мере я уже больше не встречал ни у кого за все истёкшие после его смерти годы…».

Кстати, когда Васильев прочёл «Песню о гибели казачьего войска» на московском литературном вечере, Пастернак читать своё произведение отказался: «После Васильева мне здесь делать нечего», – заявил тогда он.

Павел Васильев родился 5 января 1910 года в казахском городке Зайсане. Отец поэта Николай Корнилович рос в большой нужде. Но всё же сумел получить образование – окончил сначала учительскую семинарию, а потом Томский учительский институт. Работал учителем математики, инспектором отдела народного образования, директором школы. Мать – Глафира Матвеевна (в девичестве Ржанникова) была дочерью торговца скобяным товаром. Она много читала, увлекалась музыкой.

Вскоре после рождения Павла семья Васильевых переехала в Павлодар и поселилась в доме дедушки и бабушки по материнской линии – Ржанниковых. Вместе с ними жили и родители отца. Корнила Ильич и Мария Фёдоровна Васильевы были людьми простыми и неграмотными, но знали множество сказок и приобщили маленького Паню к фольклору. Частыми гостями в доме Ржанниковых были казахи, бабушка Павла по матери знала казахский язык. Так что будущий поэт рос на стыке двух культур. Не случайно потом он соединит их в своих стихах: 

Пьёт джигит из касэ, — вина!
Азиатскую супит бровь,
На бедре его скакуна
Вырезное его тавро.
Пьёт казак из Лебяжья, — вина! —
Сапоги блестят — до колен,
В пышной гриве его скакуна
Кумачовая вьюга лент.
И станишники смотрят — во!
И киргизы смеются — во!
И широкий крутой заезд
Низко стелется над травой…

Писательский дар проявился у Павла ещё в школьные годы. После окончания шестого класса родители учеников устроили им экскурсию. Дети отправились на пароходе вверх по Иртышу к озеру Зайсан. Во время этой экскурсии Павел вёл дневник. Он стал первой пробой пера будущего поэта. Уже тогда 13-летний мальчик поражал своим умением замечать интересное и прекрасное вокруг себя и рассказывать об этом.

По свидетельству Анатолия Сурова, отроческие васильевские стихи постоянно помещались в уездной и в двадцати местных стенгазетах.

Окончив школу, Павел отправился во Владивосток поступать в университет. Поселился он на правах абитуриента в студенческом общежитии, но вместо экзаменов стал знакомиться с местными литераторами. Ведь стихи у него рождались легко, сами собой. И вот 6 ноября 1926 года владивостокская газета «Красный молодняк» напечатала стихотворение Васильева «Октябрь». А в конце ноября писатель Рюрик Ивнев устроил 16-летнему Васильеву выступление с чтением стихов в актовом зале университета.

Дальше Павел поехал в Хабаровск, оттуда – в Новосибирск. Потом журнал «Сибирские огни» предложил Павлу Васильеву и его другу – поэту Николаю Титову отправиться в экспедицию по Сибири и Дальнему Востоку. Павел охотно принял предложение. В это время он начал активно печататься в газетах Читы, Иркутска, Сретенска, Благовещенска, Верхнеудинска, Владивостока.

В 1927 году Васильев попытался покорить столицу – по направлению Всероссийского Союза писателей он поступил на литературное отделение Рабфака искусств им. А. В. Луначарского. Но вскоре был отчислен из-за частых прогулов, а также «за недисциплинированность и откол от масс» (написал антисоветский очерк «Как расстреливали царскую семью (из рассказа чекиста)»). После этого он вернулся в Омск, куда к тому времени перебрались его родители. Семья Васильевых жила тогда недалеко от тогдашней северной окраины города – на улице Пятой Армии.

Павел бродил с друзьями-литераторами по городу, увлечённо рыбачил на Иртыше и очень много работал – почти каждую ночь напролёт.

Первое «омское» стихотворение поэта «Незаметным подкрался вечер…» было опубликовано в газете «Рабочий путь» 29 мая 1927 года. Оно получилось очень морским.
 

Незаметным подкрался вечер,
Словно кошка к добыче,
Тёмных кварталов плечи
В мутном сумраке вычертил.

Бухта дрожит неясно.
Шуршат, разбиваясь, всплёски.
На западе тёмно-красной
Протянулся закат полоской.

А там, где сырого тумана
Ещё не задёрнуты шторы,
К шумящему океану
Уплывают синие горы.

Кустами яблонь весенних
Паруса раздувает ветер.
Длинные шаткие тени
Лампами в небо метят.

Именно в Омске поэт заканчивает свою знаменитую поэму «Прииртышье» (впоследствии названную «Песня о гибели казачьего войска»). Отрывки из неё он читал на одном из литературных вечеров. В посвящённой этому вечеру заметке в газете «Рабочий путь» от 20 мая 1928 года говорилось: «Стихи Васильева чрезвычайно экспрессивные, остросюжетные и мелодичные в мастерском чтении автора оставили у слушателей прекрасное впечатление. Совершенно исключительный успех имела поэма «Прииртышье» о прииртышском казачестве, написанная в форме «казачьих запевок».

Ярки папахи, и пики остры,
Всходят на знамени черепа,
Значит недаром бились костры
В чёрной падучей у переправ.
Что впереди? Победа, конец?
Значит, не зря объявлен поход,
Самый горячий крутой жеребец
Под атаманом копытом бьёт.

Социальную тему Васильев попытался истолковать в свете высшей правды, которая вмешивается в дела людей. Позднее Вячеслав Завалишин писал: «Сознательно или интуитивно Павел Васильев написал поэму о самоистреблении обоих станов. Таким самоистреблением братьев по крови и представляется Павлу Васильеву гражданская война».

В Омске Павел Васильев встретил свою первую большую любовь – Галину Анучину. Познакомила их старшая сестра Галины – Евгения. Дочь поэта, Наталья Васильева вспоминала: «Как-то Женя приехала в Омск к сёстрам (их было три сестры – Люба, Женя и Галя). Случайно встретила Павла Васильева, гостившего у родителей, и привела его с собой. Завладев разговором, поэт вёл беседу со старшей Любой. Внезапно вошла Галя, и он потерял дар речи. Но только на мгновение. Тут же опомнился и сочинил:

Ах, Галина ты, Галина,
Не девчонка, а малина,
Малинка-смородинка,
Над губою родинка».

Как вспоминала потом Галина Николаевна: «Я полюбила его сразу. Он был красив и писал прекрасные стихи». 

Но поэта манила Москва. Вторая попытка покорить столицу, предпринятая в 1929 году, оказалась удачной. Но там случилось всё: и желанная литературная слава, и громкие скандалы.

Его поэзия отличалась удивительной самобытностью и смелым художественным видением. Читателей завораживал сочный язык, близкий народно-песенному творчеству:

Я призываю вас – пора нам,
Пора, я повторяю, нам
Считать успехи не по ранам –
По вёснам, небу и цветам.

Павел Васильев никогда не был простым бытописателем эпохи. Его поэтический мир ярок и метафоричен.

И в гнущихся к воде ракитах
Ликует голос травяной –
То трубами полков разбитых,
То балалаечной струной.

«Поэзия Васильева исполнена самобытной образной силы. Сказочные элементы сочетаются в ней с историческими картинами из жизни казачества и с революционной современностью. Сильные личности, мощные звери, жестокие события и многоцветные степные ландшафты – всё это смешивается и выливается у него в экспрессивные, стремительные сцены в стихах с переменным ритмом», – писал про него немецкий славист Вольфганг Казак.

Кстати, действие большинства стихотворений и поэм Павла Васильева развёртывается на берегах Иртыша. К Иртышу и казахи обращались в песнях и молитвах, прощались с ним, отправляясь в поход (в Западной Сибири была распространена песня «Прощай, батюшка-Иртыш...»). Образ Иртыша присутствует в стихах и поэмах Васильева то как воспоминание, то как олицетворение вечно изменяющейся жизни.

Что же ты, песня моя,
Молчишь?
Что же ты, сказка моя,
Молчишь?
Натянутые струны твои -
Камыш,
Весёлые волны твои,
Иртыш!

Яркие, узнаваемые сразу стихи Павла Васильева печатались в «Известиях», «Литературной газете», «Новом мире», «Огоньке». 

Внешность поэта тоже была весьма яркой. Варлам Шаламов так описывал Павла Васильева: «Это был высокий, хрупкий человек с матово-жёлтой кожей, с тонкими длинными музыкальными пальцами, ясными голубыми глазами. Во внешнем обличье не было ничего от сибирского хлебороба, от потомственного плугаря. Гибкая фигура очень хорошо одетого человека, радующегося своей новой одежде, своему новому имени… Скандалист или апостол – род славы ещё не был определён».

Поэт редкого дара был человеком безрассудным и неуживчивым. Не случайно он писал о себе:

Я был хитрей, весёлый, крепко сбитый,
Иркутский сплавщик, зейский гармонист,
Я вёз с собою голос знаменитый
Моих отцов, их гиканье и свист…

Признание его поэтического таланта сопровождалось постоянными оговорками о чуждости Васильева новому строю. Неординарная личность поэта обрастала сплетнями, почву для которых давали бесчисленные скандалы и дебоши, которые Павел устраивал с завидной регулярностью.

Весной 1932 года Павел Васильев был арестован по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов – по делу так называемой Сибирской бригады. Приговорён к высылке в Северный край на три года, однако, освобождён условно.

Под влиянием непреодолимых внешних обстоятельств первый брак распался и Васильев женился во второй раз. Его избранницей стала Елена Вялова. 

В 1934 году в своей статье «О литературных забавах» Горький заявляет: «Поэт Павел Васильев хулиганит хуже, чем хулиганил Сергей Есенин». Павел Васильев ответил почтительным письмом Горькому, а через несколько дней по Москве уже ходило его стихотворение:

Пью за здравие Трехгорки.
Эй, жена, завесь-ка шторки,
Нас увидят, может быть,
Алексей Максимыч Горький
Приказали дома пить.

В январе 1935 года Павла Васильева исключили из Союза писателей. В июле он был осуждён на полтора года за избиение поэта Джека Алтаузена и отправлен в исправительно-трудовую колонию города Электросталь. В марте 1936 – освобождён из заключения досрочно. Но через год Васильеву предъявили абсурдное обвинение по статье 58, пункту 8 («Совершение террористических актов против представителей власти»). Арестованный прозаик Михаил Карпов рассказал о заговоре литераторов с целью убийства Сталина; исполнителем теракта будто бы выбрали Васильева. 16 июля 1937 года сибирского Есенина расстреляли в Лефортовской тюрьме. Ему было всего 27 лет.

Кстати, пока шло разбирательство, Павел Васильев написал своё последнее стихотворение, надеясь, что его вышлют отбывать наказание в Сибири.

Снегири взлетают красногруды...
Скоро ль, скоро ль на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом, северном краю...

Через 19 лет Васильев был реабилитирован «за отсутствием состава преступления», а через год вышла его первая посмертная книга избранных стихотворений.

Автор: Елена Мачульская

Фото предоставлены омским литературным музеем им. Достоевского