Фрески с придыханием: каким получился омский мюзикл «Екатерина Великая» . Медиа «Трамплин» Омск

Дата публикации: 31.03.2025

За час до премьеры можно узнать о спектакле неожиданные вещи. Например, вот такую: мюзикл «Екатерина Великая», который начали показывать в Омском музыкальном театре вчера, 29 марта, был задуман четверть века назад, когда два будущих автора стояли перед картиной Василия Сурикова «Переход Суворова через Альпы». Александр Анно написал либретто, Сергей Дрезнин – музыку. Сначала спектакль поставили на сцене Екатеринбурга, а вот теперь он идёт под омским театральным «трамплином».

Отвечая на неизбежный вопрос «Чем сибирский вариант отличается от уральского?», композитор и либреттист явно предпочли бы отшутиться и предложить спрашивающим поездку в Екатеринбург – за новым культурным багажом. Однако, настроившись нужным образом, они готовы рассказать, что в Омске удалось «открыть купюры», которые пришлось делать в Екатеринбурге, что теперь в мюзикле больше народных сцен и вообще народной жизни. А ещё – что омский подход к созданию спектакля радикально отличается от уральских практик.

«В Екатеринбурге один актёр может играть пять ролей, — объяснял журналистам Дрезнин. – А здесь на каждую роль искали двух человек чуть ли не по всей стране! Такая щедрость, с которой перед нами рассыпаны два состава…».

Фраза осталась незаконченной, но главное слово прозвучало: «щедрость». Оно действительно приходит на ум, даже если не знать, что в подготовке мюзикла участвовали 420 человек, и не обращать внимания на ювелирные украшения, которыми будто облита в некоторых сценах главная героиня.

Ещё приходится говорить о «большом стиле», «монументальности», «музыкальном романе», «исторической фреске». Слово «мюзикл», как бы ни изменилось его восприятие за последнюю четверть века, остаётся каким-то легкомысленным, и применять его по отношению к трёхчасовому спектаклю, показывающему полувековую историю огромной страны, как-то неловко.

Кстати, первый подзаголовок, родившийся, по словам Анно, «от отчаяния», был таким: «Исторические хроники». И, кажется, он решал проблему.

Народной жизни в спектакле действительно хватает. Она захлёстывает зрителя с самых первых сцен, благо авторы заходят с козырей – с пугачёвщины. Здоровенный чернобородый детина в кумачовой рубахе появляется над толпой и, грозно рыча, обещает жаловать всех волей и рекой от вершин до самого устья.

Всеобщий восторг, разгул бунта, песня о свирепой ненависти к голоду и стыду – а в следующей сцене, после короткого разворота декораций, в Россию приезжает милая и восторженная 15-летняя немецкая девочка, которая очень хочет всем понравиться. «Liebe Mutter, liebe Mutter, как прекрасен белый свет…», — поёт она, и вот это придыхание на «t» становится самой щемящей деталью трёхчасового действа.

Так и развиваются события на сцене, через сочетание несочетаемого – того, что всё-таки оказалось перемешано в русской истории и в биографии Екатерины в частности. Рафинированная культура и абсолютная дикость, расчётливость и темперамент, небывалая жестокость и утончённый эротизм.

После целомудренных народных гуляний начинается голштинская оргия с девушками в панталончиках. Сцена венчания перерастает в сцену брутальной истерики: жениха-немца перепугала эта страшная страна, и он ещё не знает, что будет напуган ею до смерти (но, видимо, уже догадывается). Танцуют тонконогие придворные модники, шагают солдаты в высоких шлемах с киверами, колышутся на ветру узники в белых рубахах. Сразу после широкой императорской кровати перед зрителями появляется эшафот, на который поднимают Пугачёва, а потом свидетели казни устраивают танцы с весёлыми песнями о том, чем лучше закусывать («рукавный занюх», как выясняется, тоже годится).

Хореография мюзикла получилась очень щедрой, но ещё щедрее вокал. За три часа звучит множество запоминающихся партий, лучшие из которых – определённо «Liebe Mutter» и колыбельная крестьянки, спетая сразу после подписания Екатериной указа об очередном рекрутском наборе. «Так ведь полгода назад набрали 200 тысяч, где они? – Кончились, матушка…». Ау, крестьянки родился сын, и она прекрасно всё понимает.

Временами звучащие со сцены песни настолько хороши, что мюзикл хочется сравнивать с фильмами про гардемаринов, действие которых происходит в ту самую эпоху. К уровню Виктора Лебедева и Юрия Ряшенцева авторы «Екатерины» приближаются, когда пишут о любви: «и роза падает с куста тебе на грудь, голубка». Интересно, что в одной из сцен в числе фаворитов главной героини упоминается Алёша Корсак – то ли либреттист немного запутался, имея в виду Ивана Римского-Корсакова, то ли это сознательно оставленная отсылка.

Над всем обилием эффектного и разнообразного материала витает одна важная идея. «Смотрите, как меняет власть человека, — будто бы говорят нам авторы «Екатерины». – Смотрите, как меняет человека Россия, сама оставаясь неизменной». И действительно: немецкая девочка очень хочет сделать свою новую родину счастливой и культурной, но проходят десятилетия – и она планирует завоевания, лжёт иностранным гостям о том, что русский господин самый гуманный, и гноит по острогам и ссылкам писателей, посмевших не уважать начальство. Вот уж действительно: за 20 лет Россия может измениться полностью, за 200 лет она не изменится совсем. И в подтверждение этой мысли бессмертный глава «Тайной экспедиции» Степан Иванович Шешковский грозит залу кулаком в ответ на финальные аплодисменты.

Кстати, авторы мюзикла рассказывали перед премьерой ещё и о том, что «Екатерина Великая» — про сильных женщин. Пожалуй, это не так, и слава богу: настоящее искусство всегда берёт несколько шире. А в том, что в «Екатерине» всё по-настоящему, сомневаться не приходится. Настоящая боль, настоящая красота, настоящий восторг – временами, ведь он не нужен слишком часто. А в финале ещё раз звучит та самая песня с обращением к дорогой маме на немецком. Возможно, только ради этого момента с придыханием на «t» стоило потратить три часа на разглядывание музыкальных фресок.