Лишний дядя Ваня: какой получилась новая премьера Пятого театра. Медиа «Трамплин» Омск

Дата публикации: 23.08.2025

Дымящий самовар, белая подушка, сияющая в темноте, старый велосипед и саженец берёзы – именно это видит на сцене зритель, пришедший в Пятый театр на «Дядю Ваню». Среди декораций бродит усатый рабочий в современной одежде, что-то, поправляя, где-то постукивая молотком. В первые секунды может показаться, что это последние штрихи перед началом спектакля, — но нет, позже выяснится, что это чеховский герой Ефим, и что остальным героям очень хотелось бы, чтобы он прекратил стучать.

Пресс-служба «Пятого», анонсируя очередную премьеру, рассказала, что постановка чеховской пьесы «вновь появилась» в репертуаре. Удивляться нечему: «Дядя Ваня» — настолько неизбывная классика, что её ставят едва ли не во всех театрах мира. Ивана Петровича Войницкого играли, например, Стив Каррелл (Майкл Скотт из «Офиса») и Эндрю Скотт (профессор Мориарти из «Шерлока» с Камбербэтчем), играли японцы и аргентинцы. Так что в русском театре, которому исполнилось уже 35, должны были обращаться к этой пьесе не раз.

Сюжет «Дяди Вани», если подумать, совсем простой. 47-летний мужчина, проведший четверть века в деревне, управляя поместьем сестры (теперь уже покойной), внезапно понимает, что он стар, что жизнь прошла, и ничего не сделано. Бывший зять – самовлюблённый старый сухарь-профессор, готовый продать поместье и выгнать Ивана Петровича на улицу, а в его нынешнюю жену, 27-летнюю красавицу, дядя Ваня безответно влюблён. И мысль о том, что 10 лет назад, после знакомства, можно было сделать ей предложение и жениться, не даёт главному герою покоя. «Из меня мог получиться Шопенгауэр, Достоевский», — говорит он. Можно было просто обнимать любимую жену по ночам. А вместо этого пустота и душевные терзания, и даже попасть в профессора из охотничьего ружья Ивану Петровичу не удаётся.

История простая и грустная, но рассказывать её можно по-разному. «Главное не реплики, а паузы между ними», — так говорят о пьесах Чехова специалисты. В новой версии «Дяди Вани» от режиссёра Анатолия Праудина есть и эти паузы (спектакль, кстати, идёт три часа, так что у зрителя есть возможность надышаться затхлой атмосферой русского уезда), и «оживляж», без которого не может существовать театр в 2020-х годах. Кроны деревьев, закрывающие небо, подушка, пугающая в темноте своей мертвенной белизной, музыкальные номера и проходы по зрительному залу – всё это, может быть, важнее для зрителя, чем текст от классика. И даже герои спектакля, кажется, понимают, что звучащие со сцены слова не особенно интересны. «Завали фонтан, Вафля», — повторяет один из них. «Ефим, не стучи», — говорит то один, то другой. Няньке, постоянно молящейся за всех остальных, ничего такого не говорят – возможно, потому, что её слова всё же имеют значение.

Если за кого-то и должна молиться нянька Марина, то это, видимо, трое мужчин, каждый из которых по-разному воспринимает своё предназначение. Есть профессор, на полном серьёзе утверждающий, что самое интересное в его науке – её ненужность кому бы то ни было («Как это прелестно!» — восклицает простодушная поклонница). Есть Иван Петрович с абстрактными мечтами о том, как он стал бы «вторым Шопенгауэром», но которому, кажется, хватило бы молодой жены. И есть доктор Михаил Львович Астров, который тяжело работает, спасая людей, но смысл видит только в посадке деревьев. И, соответственно, сажает деревья.

Интересно, что первые цензоры запретили пьесу в том числе из-за слишком заметного, на их взгляд, сходства между дядей Ваней и доктором: эти два героя будто сливаются в одного «лишнего человека». В новом спектакле поначалу тоже заметен такой эффект, но постепенно Борис Косицын (Иван Петрович) и Евгений Точилов (доктор) создают радикально отличных друг от друга персонажей. И дело у одного из них всё-таки есть, и на женщинах один из них всё же не зацикливается. Астров сначала деловито предлагает жене профессора стать его любовницей («Приезжайте ко мне в лесничество завтра в два часа»), потом спокойно отвергает любовь профессорской дочки, покладистой дурнушки Сони. Получается, он будет и дальше лечить людей, сажать деревья и знать, что следы его деятельности будут заметны спустя тысячу лет. Ну а дядя Ваня продолжит тащить свой крест – просто потому, что как-то надо прожить оставшиеся годы.

Если начать переводить чеховскую драму на язык простой житейской философии, сразу хочется спросить: а поможет ли Ивану Петровичу молодая жена? Удастся ли ему стать «новым Шопенгауэром», если он забросит дела имения и засядет за письменный стол? Отвечать придётся отрицательно. Конечно, в человеке всё должно быть прекрасно – и лицо, и одежда, и мысли, но на практике слишком уж мы несовершенные создания.