Поэт Пётр Драверт и его прекрасная дама

Дата публикации: 13.03.2024

В этой статье мы практически не коснёмся научной деятельности Петра Драверта: о ней вы можете прочитать по ссылке. Напомним лишь об окружении, в котором рос будущий «певец метеоритов».

Пётр Драверт родился 16 января 1879 г. в Вятке, в семье сенатора, дворянина польского происхождения Людвига Драверта. Бабушка поэта, Варвара Сушкова, была единокровной сестрой поэтессы Евдокии Ростопчиной, и через неё Драверты поддерживали литературные и художественные связи со столицами. Среди гостей дома Дравертов были Александр Герцен и Михаил Салтыков-Щедрин.

Родители Петра были не только образованными, но и не чуждыми поэзии людьми. Отец писал стихи, а мать, Варвара Дмитриевна, не только любила поэзию, но и впоследствии всячески поощряла первые стихотворные опыты старшего сына. Стихами увлекалась и её – на тот момент уже единственная – дочь Ксения, однако неизвестно, получала ли она от матери поддержку. А вот Пётр Драверт писал, что какое-то время сам занимался с сестрой.

Брат и сестра писали как под своими именами, так и под псевдонимами: Пётр подписывался Д. Гектором, П. Д. и Тревардом, а Ксения… тоже Тревардом! Общность псевдонимов заставила исследователей поломать головы.

 

Мистификация

Вышедший в 1906 г. в Москве сборник «Стихотворения» на несколько десятилетий привлёк внимание литературоведов и критиков. Его автором был некий Тревард – фигура совершенно неизвестная. Об этом писал главный библиограф Государственной Публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина Е.А. Павлович уже в 1955 г.:

«Значительные затруднения встречались при раскрытии псевдонимов, не учтенных в “Словаре псевдонимов…” И.Ф. Масанова. Например, потребовалось установить имя и отчество Треварда, автора “Стихотворений” (М., 1906). Сведений о Треварде обнаружить не удалось ни в рукописной картотеке С.А. Венгерова, ни в справочнике “Вся Москва на 1906 г.”».

Когда поиски, казалось, зашли в тупик, литературоведы предположили, что Тревард – это анаграмма фамилии Драверт. Каталог подсказал им, что несколько сборников стихов издал Пётр Людовикович. Казалось бы, тайна разгадана!.. Но почему среди документов, связанных с ним, упоминаний этого сборника – ставшего бы для него вторым и совпавшего с началом ссылки – нет?

Поиски продолжились. Была найдена информация, что стихи писал не только Пётр, но и Ксения Драверт, которая, по выражению её брата, «лучезарно сверкнула» в поэзии и исчезла из русской литературы навсегда. Но где доказательства? Ни документов, ни очевидцев, ни самих Дравертов уже не было…

Пётр Драверт, стоит отметить, знал об этой загадке и даже использовал её. В биографической книге Любови Кузнецовой «Охотник за метеоритами» есть эпизод, в котором Драверт находит в омском букинистическом магазине сборник Треварда и говорит продавцу, что он его автор, а псевдоним-анаграмму использовал, чтобы избежать преследования за революционное содержание книги.

Однако истину всё же удалось установить – благодаря публикации письма Драверта литературоведу Марку Азадовскому.

«Несколько слов о сестре. Она была моложе меня на 7 лет. Училась сначала под моим руководством. Рано стала писать стихи. Печаталась в вятской и казанской газетах. Стихи больше лирические. 1906 г. в Москве какое-то эфемерное издательство напечатало маленький сборник ее довольно наивных гражданских стихотворений под псевдонимом Тревард. Потом училась в Сорбонне...»

Только в 1992 г. авторство Ксении было закреплено официально – во 2-м томе биографического словаря «Русские писатели. 1800–1917».

 

Сестра и друг

О лучезарно сверкнувшей в поэзии Ксении стоит немного рассказать отдельно. Она была очень близка с братом, и, когда его сослали в Якутию, опубликовала стихотворение, в котором были такие строки: «… за величье идей /И к гармонии жизни стремление!..» – в них явно чувствуется разделение мировоззрения Петра.

Достоверно неизвестно, разделяла ли Ксения революционные взгляды брата, однако этому есть несколько косвенных доказательств.

Первый – оформление того самого сборника «Стихотворения»: на его обложке в образе молодой женщины была изображена Свобода, открывающая двери темницы, и измученные узники, преклонившиеся перед ней. Второе – содержание книги. Начиналась она следующим стихотворением.

 

В тюрьме

Горечь мрачная мук бессилия

И проклятие злу насилия.

. . . .

Из далеких мест зов доносится –

Сердце чуткое жадно просится

Отогнать кошмар от страны родной,

Погасить печаль и кровавый зной!

Мне так ясно здесь представляется,

Как над лучшим там издеваются,

И как топчут в грязь чувства смелые

Сотни черные, озверелые!

Слышу выстрелы громогласные,

Искаженные, но прекрасные

Жертвы юные, жертвы правые,

Трупы страшные и кровавые!

Флаги красные, напоенные

Кровью алою… Истомленные

Лица честные… с песней складною

На борьбу идут беспощадную!..

Где свободы свет прославляемый?!

Вижу храм наук оскорбляемый

Пулей подлою и позорною

И оцепленный сотней черною!..

. . . .

Злоба жгучая, бесполезная:

Не дает мне встать цепь железная

Встать в ряды борцов с силой властною

Под великое знамя красное!..

 

В этом же духе написаны и объёмные «Думы рабочего». Некоторые литературоведы предполагают, что их, возможно, написал сам Пётр Драверт, приводя в качестве аргумента другие стихотворения сборника – более лирические и «женские». Не отказывая Ксении в многогранности таланта, подчеркнём: это лишь версия.

«Стихотворения» не были первой публикацией Ксении. После окончания Казанского Родионовского института (аналога института для благородных девиц) её стихи печатались в газетах Екатеринбурга, Вятки и Казани – там, где она проживала после выпуска.

Предполагаемый портрет Ксении Драверт.

В 1907 г. Ксения, получившая специальность филолога, уехала во Францию. Когда началась Первая мировая война, она вернулась в Россию, но уже в 1920 г. навсегда эмигрировала.

«Тетку Ксению я видел однажды перед войной 14 года… <…> Она появилась у нас в Казани, насколько я помню, приехав ненадолго из Франции, где она то ли кончала учебу, то ли работала. <…> В 20-х годах у отца была переписка с ней. Насколько я помню, он говорил, что она преподает в Сорбонне, была вхожа в салон А. Франса, но ничего более детального я не знаю, как не знаю, жива ли она сейчас…» – писал Виктор Драверт, сын поэта, омскому писателю и журналисту Александру Лейферу в 1970-х гг.

Вероятно, к моменту окончания Второй мировой войны Ксения планировала вернуться на родину и даже писала об этом брату, но, узнав о смерти Петра, передумала. Умерла она, как считают исследователи, не позднее 1952 г.

«Дорогой Петя! После твоего письма от 16. VII-45 г. не имела от тебя никаких известий. Два раза писала тебе, но ответа не получила. Я очень беспокоюсь за твое здоровье, напиши мне, здоров ли ты? И потом, ты хотел послать мне твои научные труды о метеоритах, когда собирался в Москву в Комитет по метеоритам Академии наук. <…> Нам необходимо списаться, когда и как могу я к тебе приехать. <…> А весной как было бы хорошо нам свидеться после такой долгой разлуки. Я думаю, что с дипломом из Сорбонны и с моим знанием четырех языков я смогу быть полезной на Родине», – письмо от 28 ноября 1946 г. Напомним: Пётр Драверт умер 12 декабря 1945 г.

Пётр и Ксения поддерживали постоянную переписку, хотя Ксения не знала, что её письма родственникам сулят им проблемы. Так, письмо к двоюродному брату Станиславу Драверту, присланное в 1932 г., вызвало переполох. Станислава обвинили в связи с зарубежной разведкой и посадили в тюрьму, а его дочь Ирину едва не отчислили из мединститута. К счастью, всё разрешилось благополучно: Станислава, как известного в Вятке врача, отпустили. Интересно, что он, как и Пётр Драверт, тоже был дважды арестован (только оба раза как польский шпион) – и также дважды оправдан.

 

Поволжье и Сибирь, поэзия и проза

Помимо мистификации с «Стихотворениями», остальные публикации Петра Драверта сомнений не вызывают.

Первые публикации и первая книга Петра Драверта появились во время учёбы в Казанском университете: отдельные стихи были напечатаны в 1903 г. в иркутской газете «Восточное обозрение», а первый сборник «Тени и отзвуки» – в Казани в 1904 г.

«Тени и отзвуки» была напечатана в университетской типографии тиражом в 1000 экземпляров, и уже в ней поэт обозначил своё жизненное кредо:

Жизнь не терпит рутины, застоя,
Все вперед неустанно стремясь;
Не ищи же ты в жизни покоя,
С окружающим мраком борясь.

К моменту издания «Теней и отзвуков» Драверт уже вернулся из первой ссылки, в которую попал за участие в студенческом движении в 1901 г. Революционный настрой не был простой бравадой – и уже в 1906 г. молодой человек оказывается в куда более суровой ссылке: мало того, что 10 лет ему предстоит провести в Якутии, так ещё и приговор на это подписал собственный отец, который был председателем Вятского окружного суда!

Но холодный и неустроенный край не сломил Петра Драверта. Он влюбился в сибирскую природу, погрузился в её изучение – и воспел Якутию в стихах.

А ещё вскоре после начала ссылки, в июле 1907 г., по инициативе Петра Драверта и других политических ссыльных в Якутске стала издаваться прогрессивная газета «Якутский край», также Драверт принял участие в выпуске сатирического журнала «Паук».

Во время ссылки Драверт увлёкся научной фантастикой – и вскоре опубликовал философскую миниатюру «Поэт и смерть» (1908 г.) и «Повесть о мамонте и ледниковом человеке» (1909 г.). «Повесть…» – незаконченное произведение, в котором герои оживляют замёрзшего 50 тыс. лет назад человека каменного века, было издано под псевдонимом Гектор Д.

В 1910 г. Драверта временно перевели в Казань на лечение, а потом, благодаря заступничеству Владимира Вернадского, – в Томск. Там на сцене Общественного собрания была поставлена сатирическая пьеса Петра Драверта «Три открытия», однако его фамилия на афише указана не была.

Также в годы второй ссылки Пётр Драверт опубликовал ещё две книги стихов: «Ряды мгновений» (Якутск, 1908 г.) и «Под небом Якутского края» (Томск, 1911 г.).

 

Несмотря на то, что в сборник «Под небом Якутского края» вошло всего 16 стихотворений, литературоведы характеризуют её как «одну из основных вех в развитии новой сибирской поэзии» – благодаря ярко выраженному в ней сибирскому колориту. Книгу быстро раскупили, пользовалась успехом она и в сибирской прессе: «Эта книга дала толчок молодым сибирским поэтам к поэтической разработке тем из области физической географии, этнографии и естественной истории Сибири, а её автор был признан основателем областной сибирской поэзии».

 

Из якутских мотивов

От моей юрты до твоей юрты

Горностая следы на снегу.

Обещала вчера навестить меня ты, –

Я дождаться тебя не могу.

От юрты твоей до юрты моей

Потянул сыроватый дымок:

Ты варишь карасей для вечерних гостей,

Я в раздумьи сижу одинок...

От моей юрты до твоей юрты

Горностая следы на снегу.

Ты, пожалуй, придешь под крылом темноты,

Но уйду я с собакой в тайгу.

От юрты твоей до юрты моей

Голубой разостлался дымок.

Тень собаки черна, а на сердце черней,

И на двери железный замок.

 

Танец тунгусов

Желтеют в просветах ветвей урасы.

Танцуют, сомкнувшись в кольцо, тунгусы,

Кружась на поляне широкой,

И бьется в груди столетних дерев

Унылый, протяжный и страшный напев –

Эхекай-охокай!..

 

Неведомы тайны умчавшихся снов.

Певцам непонятно значение слов,

Прошедших чрез долгие годы;

Но вызваны ими из глуби времен

Вожди позабытых могучих племен

Суровой природы.

Уходят в движении солнца часы.

Ритмично ведут хоровод тунгусы

Под чашей лазури глубокой,

И с ними невидимо сонмы теней

Несутся в кровавом мерцаньи огней.

Эхекай-охокай!..

 

До корня примята ногами трава.

Туманятся взоры; болит голова;

Уставший кольцо покидает.

Но в тесном сплетении дружеских рук

Смыкается снова танцующих круг.

И хор не смолкает.

Мокры эттербезы от капель росы.

Но все еще в пляске идут тунгусы

Навстречу заре красноватой;

И предки их вместе с живыми поют,

Найдя в заколдованном кругу приют:

– Эхекай-охокай!

 

Вернувшись из ссылки в 1912 г., Драверт начал публиковать в журнале «Камско-Волжская Речь» свои первые прозаические произведения. В течение нескольких лет были напечатаны: «На Севере дальнем» (1912 г.), «Разбитая цепь» (1913 г.), «Шёпот звёзд» (1914 г.), «Резьба по кости» (1915 г.), «Ночь воскресения» (1915 г.) и «Целестин» (1915 г.), «Встречи (1916 г.). «Целестин» автор характеризовал как «повесть, похожую на сказку», но современные литературоведы относят рассказ к прозаической миниатюре или к стихам в прозе.

В 1913 г. в Казани вышла книга с лаконичным названием «Стихотворения».

На обложке видна дарственная надпись: «Ксении Михайловне Кандаратской с приветом от автора / 3.V.1913».

Революцию 1917 г. Пётр Драверт воспринял положительно. Она виделась поэту первым шагом к обществу, в котором…

Наука, знание там яркий свет прольют,

И вспыхнет он сильней, чем от пожара пламя,

Не станет всех давить, как прежде, рабский труд, –

Свободный труд тогда свое поднимет знамя...

 

В целом ранняя поэзия Драверта отличается революционной романтикой, верой в светлое будущее и в «царство свободы».

 

Вперед

Свирепая буря нас долго носила

Над лоном немой глубины.

Но стихла гроза и враждебная сила

Седой, разъяренной волны.

И мчится по небу безумная стая

Громами разорванных туч...

Вперед! Загорелась звезда золотая,

И блеск ее горд и могуч.

Он зыблется в зеркале вод океана,

Сверкая, как звонкая сталь,

И манит туда, где завесой тумана

Сокрыта желанная даль...

Вперед!.. Наш корабль не боится крушенья, –

Он выдержал натиск врагов.

Нам чужды коварной стихии внушенья

И ропот подводных богов.

Мы все закалились под шум непогоды,

Окрепли душою в борьбе

И с песней победною в царство свободы

Проложим дорогу себе...

 

В 1923 г. в Новониколаевске выходит сборник избранных стихов «Сибирь». Помимо книг, при жизни Драверта множество произведений были опубликованы в газетах, журналах и альманахах Сибири, Урала и Поволжья.

В первом томе Сибирской советской энциклопедии (1927 г.) можно прочитать такую характеристику стихов Петра Драверта: «изобилуют научными терминами, названиями минералов, но это, не лишая их художественности, придаёт своеобразную оригинальность».

Множество стихов Драверт посвятил величественной природе Сибири, её богатствам и героям: охотникам, геологам, путешественникам и тем, кто занимается в суровом краю сельским хозяйством. Исследователи отмечают, что «образность, лирическая окрашенность его стихов сочеталась с документальностью и жизненной достоверностью». Но от обычного воспевания природы стихи Драверта отличает идущий через них красной нитью монолог учёного, чья мысль всегда устремлена вдаль – к открытиям и новым истинам.

Советский минералог, геохимик и вице-президент АН СССР академик РАН Александр Ферсман знал наизусть многие стихи Драверта и часто читал их, когда его сподвижники по геолого-минералогическим экспедициям собирались вечерами у костра.

 

Болид

Когда над смутною громадой древних гор

Медлительно скользит по небу метеор

И шелест слышится загадочный в эфире, –

Вперяя жадный взор в огнисто-дымный след,

Я думаю о том, чего уж больше нет,

О кончившем свой век каком-то малом мире.

 

Из бездн Галактики свершив далекий путь,

Он скоро должен был низвергнуться на грудь

Земли, где мы живем, светилом дня согреты;

Но воздух, тормозя его, не допустил,

Лишив в слепой борьбе первоначальных сил,

Упасть в объятия чужой ему планеты.

 

Над гладями морей и паутиной рек,

В холодной высоте свой завершая бег,

В тончайший, зыбкий прах распался плотный камень;

И ярко озарив полуночную тьму,

В предсмертный краткий миг сопутствовал ему,

Как факел вспыхнувший, чудесный алый пламень.

 

С «географичностью» стихов Петра Драверта связан анекдот, рассказанный сибирским поэтом Игнатием Рождественским. Однажды он стоял в очереди на Ярославском вокзале в Москве, когда услышал, что девушка-телеграфистка отказалась принять у кого-то телеграмму в селение Аян, утверждая, что такого селения нет. Рождественский вмешался в разговор, процитировав стихи Петра Драверта:

 

Пусть едкой, горькой грусти рана

В моей душе не заросла,

Но вижу я в порту Аяна

Сигнал крылатого весла.

 

Телеграмма, конечно же, тотчас была отправлена.

После смерти поэта в 1945 г. вышло ещё три книги: «Стихи о Сибири» (Омск, 1957 г.), «Северные цветы» (Новосибирск, 1968 г.), «Незакатное вижу я солнце» (Новосибирск, 1979 г.). В последней есть не только стихи, но и проза Петра Драверта: «Повесть о мамонте и ледниковом человеке», рассказы «На севере дальнем» (1912 г.), «Целестин» (1915 г.) и «Метеорит с надписью» (1940 г.).

 

Успех поэта и неудачи учёного

В 1918 г. Драверт переехал в Омск, устроился на работу в Сибирскую сельскохозяйственную академию – и сразу же стал активным участником литературной и общественной жизни города. Он был членом правления Омской организации работников науки, литературы и искусства, а также создал ассоциацию культурных работников региона. Пётр Драверт был членом Сибирского союза писателей, а с 1934 г. – членом Союза писателей СССР.

Венедикт Иванов в своей книге «Ученый и поэтому, быть может, он – поэт», посвящённой Петру Драверту, так описывал своё знакомство с его творчеством в 1918 г.:

«Шумными овациями встретили студенты ученого и поэта Петра Людовиковича Драверта, который читал на вечере свои стихи. Порывистые движения, высоко поднятая голова с непокорными волосами, блестящие глаза, мудрое лукавство губ, оттеняемое небольшой кудрявой бородкой, весь в каком-то устремлении, словно в полете – необычайный, особенный. Таким видел его впервые, таким для меня оставался Петр Людовикович всегда.

Своеобразное, оригинальное чтение стихов: четкое произношение – артикуляция звука, как будто излишне резко, подчеркнуто быстро летящие слова создавали особую музыку. Читал стихи Петр Людовикович на столе. Эта манера, первоначально немало удивившая, как убедился после – была обычной для поэта. Не один раз потом мне приходилось видеть П.Л. Драверта как он выступал со своими стихами с такого рода “подмостков”».

Такая театральность сочеталась со строгостью и внимательностью к поэзии, в том числе при оценивании чужого творчества. Так, в одном из писем к П.Н. Чирвинскому Драверт писал: «Но вообще к так называемой детской поэзии я отношусь отрицательно. В большинстве случаев это либо шепелявое сюсюкание или глупо выраженные трюизмы. С детьми, по-моему, надо говорить языком взрослых людей и раз навсегда выбросить всевозможные подделки ребячьего языка».

Общественная деятельность Драверта в 1918–1930 гг. была признана на высоком уровне: его портрет – единственного из литераторов и учёных региона – опубликовали в газетах, посвящённых 10-летию Октябрьской революции.

Признали при жизни Драверта и как поэта. Его приглашали выступать и предлагали издаваться в крупных журналах. Однако он не искал славы, и это хорошо видно по его реакции на один очень необычный подарок от почитательниц его таланта. Однажды студентки Сибирской сельскохозяйственной академии подарили своему преподавателю льдинку, похожую на хрустальный лист. Драверт ответил стихами:

 

Я вовсе не хочу, чтоб сердце глыбой льдистой

Замерзло навсегда в трепещущей груди,

Влечет меня судьба улыбкою огнистой,

И тысячи цветов алеют впереди.

Я не боюсь сказать, упрямый и свободный,

Что в жилах сохранил не стынущую кровь,

Вы мне дарите лед, неверный и холодный,

А я вам все – горячую любовь!

 

Самые известные ученики ДравертаСергей Залыгин и Леонид Мартынов. Последний высоко ценил поэзию учителя и восхищался «гармоническим сочетанием обоих начал» в Петре Людовиковиче – учёного и поэта.

Как учёному Драверту везло меньше, а как краеведу – и подавно. Он даже стал прототипом гротескного Петра Крота из повести «Безрогий носорог» Михаила Никитина, опубликованной в «Сибирских огнях» в 1931 г. Автор не пытался сделать прототип Крота неузнаваемым: он, как и Драверт, живёт в Омске, он тоже минералог и поэт, тоже сын судебного чиновника, тоже бывший революционер, отбывавший каторгу в Якутии…

Никитин сделал своего героя оторванным от жизни, не идущим в ногу со временем нелюдимым затворником, не желающим работать во благо сегодняшнего дня. В финале повести Крота раскритиковали после его палеонтологического доклада за стремление заниматься в науке тем, что не было нужно стране в тот момент. Стране были нужны хлеб и металл, а не останки уникального древнего животного. В этом сюжете напрямую отражены тенденции 1930-х гг., когда власти боролись с краеведами, называя их в лучшем случае гробокопателями (о борьбе за прошлое одного из них – Александра Палашенкова – «Трамплин рассказывал» ранее).

К слову, повесть была опубликована после второго ареста Петра Драверта: его и других сибирских учёных обвинили в создании антисоветски настроенной группы, но после длительных разбирательств отпустили. Поэтому, вполне возможно, что Драверт не был знаком с её содержанием. А вот его ассистент Михаил Крот был очень возмущён – по понятной причине.

 

Такая разная любовь

«Тебе одной мои напевы –

Стране холодной, но живой».

 

Не была чужда Петру Драверту и любовная лирика.

Сведений о первой жене поэта не сохранилось, но есть предположение, что это стихотворение было посвящено ей.

 

Бродяга

Молодой отчаянный бродяга,

Я нигде подолгу не сижу,

Так зачем из Чёртова оврага

Я к тебе в четвёртый раз хожу?

Постучу колечком от калитки

И урву до света долгий час,

Да, ребята бражника Никитки

Кое-что разведали про нас.

Стерегут, должно быть, у амбара

Да пристукнут жердью по спине.

Эх, вдова-красавица Варвара,

Замутила голову ты мне!

Ведь пришлось, забыв свою привычку,

Становать под осень у села,

Попадёт за этакую смычку,

За мои любовные дела!

А уйти, – да где же тут решиться

За чудесный выброситься круг?

И в тайге, и в поле будет сниться

Мне кольцо твоих горячих рук...

Не пойду, однако, никуда я,

Но и вам не дамся, варнаки.

Широка ты, воля кочевая,

А глаза Варвары глубоки!

 

А третьей жене, Павле Бодаевой, Драверт не только посвящал стихи – они познакомились благодаря стихам! Но не его, а Павлы.

«Я также тогда писала немного стихи и в основном прозу. Окружающие товарищи принимали меня сочувственно и настаивали на том, чтобы я посоветовалась с П.Л. <…> Я легко получила место в интернате и встречала в коридорах Сибаки еще несколько раз П.Л. Но теперь он был другой: замкнутый, официальный. При каждой встрече мое сердце замирало, мне трудно было побороть свою робость и пойти к нему одной для беседы. <…> Наконец, я не выдержала и написала ему письмо через адрес Высотиной. Скоро пришел любезный ответ с приглашением. <…> Я сильно волновалась, но встретились мы свободно и просто, и задушевно. <…> Подбирая слова осторожно, П.Л. анализирует все, что было дано ему на отзыв: – Стихи Вам, по-моему, лучше не писать, работайте над прозой… <…> Работайте, Вы должны работать. А теперь Вы талант зарываете в землю. Расстались мы друзьями. И долго еще на моем столе жили подаренные им яркие цветы, возрождаясь все снова и снова из незаметных бутонов…»

Начало стихотворения «Я рощу в сосуде красные кристаллы…», вышедшего в сборнике «Незакатное вижу я солнце».

Несмотря на разницу в возрасте, их роман был бурным и долгим. После первого знакомства и влюблённости они много лет дружили, но потом чувства взяли верх. Официально Пётр и Павла не были женаты, но именно она в 1978 г. передала в архив АН СССР множество документов учёного.

«Осень 1924 г. удалась теплая и затяжная. Мы любили бродить до поздних сумерек в задумчивой дряхлеющей роще. Упивались дурманящим ароматом поблекшей листвы и радовались теплым приятным дням ласковой осени. <…> П.Л. часто читал стихи – и старые, и новые, посвященные мне, много рассказывал, делился своими мыслями, планами…»

По воспоминаниям Павлы, ей были посвящены несколько стихов, в том числе «Девушке с Охотского побережья», «Слепой дракон» и «Для нас не журчали весною ручьи», которое девушка особенно любила.

 

Для нас не журчали весною ручьи,

Не пели влюбленные птицы, –

Нам осень открыла богатства свои

В плаще дорогой багряницы.

И пурпур, и золото в роще лесной,

И блеклый ковер хризолита,

И зыбь серебристая ленты речной –

Все ласковым солнцем облито.

Вникая глазами и сердцем в красу,

Сменившую летние лики,

Родная! Тебе мои песни несу

На венчиках поздней гвоздики.

А вечером их я неслышно спою,

Прильнув к твоему изголовью,

И песни, и тихую нежность мою

Ты примешь с ответной любовью…

 

Завершение стихотворения «Я рощу в сосуде красные кристаллы…».

Процитируем ещё несколько стихов из любовной лирики Драверта – на этот раз не обращённых ни к кому конкретно, объединённых с любимой темой поэта – изучением Земли.

Начнём с одного из тех, за которые литературное воплощение Драверта – Пётр Кротов – был высмеян в повести «Безрогий носорог».

 

Самоедская девушка

Самоедскую девушку с круглым лицом

Одарю я в знак дружбы ножом и кольцом.

Знаю: если полюбит она –

Выпьет чашу со мною до дна.

Я пойду в ее дымом пропитанный чум,

Где не слышен ни фабрик, ни города шум,

Скажет тихо с порога: «Войди»,

Знаю – буду у ней на груди.

И хотя не к своим я пришел очагам,

Здесь не выдадут гостя для плена врагам.

Святы тундры законы для всех,

Грех измены – неведомый грех…

Ах, остаться бы тут до конца, навсегда

И водить тонконогих оленей стада,

Серебристую нельму ловить

И на лыжах по насту скользить.

Самоедская девушка! Доброй рукой

Полог ветхого чума скорее закрой;

Сердце страстью забилось, избывши беду,

От тебя не уйду!

 

Четыре

Одна мне сказала так ясно и четко,

Прощаясь надолго со мной:

«Я Вас не забуду – и жду самородка

С верховьев Реки Золотой».

 

Другая, желая в дороге успехов,

Держа мою руку в своей,

Напомнила, чтобы кедровых орехов

Привез я на праздники ей.

 

А третья, волнуясь неотданной силой,

В глазах обещанье тая,

Шепнула: «Скорей возвращайся, мой милый,

И буду я только твоя...»

 

Я встретил четвертую... Россыпь хрустела.

Брусника меж кедров цвела...

Она от меня ничего не хотела,

Но самой желанной была.

 

Сибирь

Тебе одной мои напевы –

Стране холодной, но живой,

Где мною брошенные севы

Созрели к жатве полдневой,

Твоим горам – мои молитвы,

Снегам равнин – печаль моя;

Ни в снах любви, ни в буре битвы

Тебя забыть не в силах я...

В твоих реках – мои стремленья,

В твоей тайге – моя душа.

Ведет меня тропа оленья,

И манят звоны камыша.

Кочуя на твоих просторах,

Где ветры мой разносят стих,

То ковылей ловлю я шорох,

То скрежет лиственниц твоих.

В часы ночей покойно-белых

Впиваю ласковый их свет,

И в камни скал оруденелых

Влюблен от юношеских лет...

Лучась на сопках охлажденных,

Гори, небес полярных ширь.

Сквози в строках, тобой рожденных,

Моя великая Сибирь!

 

Любовь к слову выражалась у Петра Драверта не только через поэзию – он был, как характеризовали его знакомые, страстным библиофилом: его личная библиотека насчитывает больше 2,5 тыс. книг, старейшая из которых датирована 1763 г.

Сегодня эта коллекция хранится в областной библиотеке им. А.С. Пушкина, и именно она положила начало фонду книжных собраний. Книг могло быть и больше, но увы – хранить их в годы потрясений очень непросто.

«У меня погибли две библиотеки, одна в 1906 году, когда пошел в Якутку, другая – в 1918. Вместе с последней исчез целый ряд научных работ подготовленных к печати; были достаточно солидные и восстановить их уже не пришлось», – из письма к П. Н. Чирвинскому.

Возможно, именно Пётр Драверт стал первым сибирским коллекционером экслибрисов. Он обладал глубокими знаниями в этой области, в его коллекции было множество книжных знаков Сибири, среди которых бóльшую часть занимали, конечно, омские.

Как у заядлого книгочея, у Драверта был и собственный экслибрис, созданный в 1933 г. омским художником и реставратором Евгением Крутиковым.

 

Поэзия военных лет

29 июля 1941 г. молодёжная газета опубликовала стихотворение Драверта «Разбить врага», завершающегося строками:

 

Пускай во всех сердцах гремит единый клич –

Долой, долой тевтонского вампира,

Поднявшего на мир войны железный бич!

 

Во время войны Пётр Драверт, несмотря на возраст и болезни, много работал – занимался теми изысканиями, равнодушием к которым в 1931 г. его попрекал Михаил Никитин. Учёный исследовал земли Прииртышья, чтобы найти полезные ископаемые, которые помогли заменить в тылу дефицитное сырьё, безоговорочно передаваемое на нужды фронта. И даже в это время в нём говорил поэт!

«Пишу Вам при свете фитиля укреплённого в куске озокерита, да и тот приходит к концу. Но да здравствует Луна, которая в эти ночи глядится в окна моей комнаты», – из письма к геологу Петру Чирвинскому от 25 декабря 1942 г.

В 1944 г. Омское областное литературное объединение посвятило Петру Драверту большую статью в «Омском альманахе» (редактором которого он стал в том же 44-м) и организовало юбилейный вечер в честь 40-летия его поэтического творчества. Тогда же Драверт отказался от поста председателя объединения, протестуя против бурной и негативной оценки сборника Леонида Мартынова «Жар-цвет». Позже, вспоминая об этом, Драверт писал, что не считает себя поэтом-профессионалом.

Историк Михаил Бударин вспоминал, как преподаватели встречали новый, 1945-й, год в нетопленной аудитории аграрного института и «старый профессор Драверт, автор семисот научных работ, вдохновенно говорил о любви».

«Студенты вузов Омска его очень любили, и на вечерах, когда он выступал со своими стихами, всегда было много молодёжи», – вспоминал Виктор Драверт.

До последних дней Пётр Драверт думал о литературе. Вот что он написал в своём последнем письме – письме краеведу Ивану Коровкину – 11 декабря 1945 г.:

«Ну да как бы там ни было, примите эти строки как дружеский привет от старого сибирского литератора. Моя просьба: идите прямым путем в своих изысканиях, пишите только правду, и ратуйте за нее-матушку. За быстрыми успехами не гонитесь, и еще позволю себе напомнить, что современному поэту непрерывно надо расширять свой кругозор в области культурно-исторических и естественных наук. Без этого стихи его будут узки, бледны и однообразны».

 

Память и упоминания в литературе

31 июля 2009 г. ко Дню города в Омске на аллее Литераторов был установлен мемориальный камень в честь Петра Драверта. Массивная белая глыба, на которой помимо имени поэта находится осколок метеорита.

При реконструкции аллеи в 2018 г. камень был передвинут – и в этом многие исследователи жизни Драверта видят символизм: поэт дважды учился в Казанском университете, два раза побывал в ссылке и дважды был арестован, дважды его именем называли улицы и два раза его хоронили – сперва на Казачьем кладбище, а потом перезахоронили на Старо-Восточном.

Знаменитый советский фантаст и учёный-палеонтолог (интересное совпадение!) упомянул Петра Драверта в одной из главных своих книг – «Лезвии бритвы» (1963 г.).

«...в понедельник Андреев вернулся домой раньше обычного, сразу прошёл в кабинет и повалился на диван. Едва Екатерина Алексеевна услышала громкое исполнение стихотворения “Четыре” известного геолога Драверта, положенного Андреевым на свою собственную мелодию, как поняла, что муж получил очередной “пинок судьбы”, как он называл крупные неприятности.

Я встретил четвёртую. Россыпь хрустела,

Брусника меж кедров цвела.

Она ничего от меня не хотела,

Но самой желанной была.

Она немедленно начала испытанное женское лечение: приготовила его любимые киевские котлеты, достала острый сыр и молдавский коньяк».

 

Рассказ о творчестве поэта мы завершим стихотворением 1944 года, которое часто называют визитной карточкой Петра Драверта.

 

Падучая звезда

Ты думаешь: в море упала она,

Звезда голубая, – до самого дна

Дошла и зарылась в зыбучий песок,

Из чуждого мира случайный кусок…

 

Пучины воздушные глубже морских,

И наша звезда не промерила их, –

Угасла в далекой немой высоте,

Доступной пока только смелой мечте.

 

Угасла недаром: в бесчисленный круг

Её закатившихся прежде подруг

От Космоса некая часть попадет

Включаясь навеки в земной оборот…

 

Пусть будет недолог твой жизненный путь,

Но можешь и ты лучезарно сверкнуть,

Оставив живущим волнующий след,

Строитель, художник, учёный, поэт!


Автор: Анна Подоляк

Фото: anticvarium.ru, fantlab.ru, tukalinsklib.ru, history1752.su, omsklib.ru, iaoo.ru, archivsf.narod.ru, gotoomsk.ru, vk.com/lectoryomsk300

Поделиться:
Появилась идея для новости? Поделись ею!

Нажимая кнопку "Отправить", Вы соглашаетесь с Политикой конфиденциальности сайта.